Страница 50 из 100
Глава 15
Кесарь Романов принимал у себя в кабинете министра иностранных дел. Граф Панин прибыл к Александру Петровичу не с пустыми руками — привёз ноту протеста, полученную из британского посольства.
— Что-то долго тянули, я ещё вчера её ждал, — совершенно спокойно произнёс кесарь, словно его вообще не волновало ухудшение отношений с английской короной. — Что хотят?
— Обвиняют нас в организации теракта в Лондоне, требуют извинений, компенсации ущерба за разрушенный офис Секретной службы и выдачу всех, кто причастен к произошедшему, — ответил министр.
— То есть, предъявляют обвинение и выдвигают изначально невыполнимые условия для нормализации отношений, — резюмировал кесарь. — Ничего нового.
Панин кивнул и осторожно спросил:
— Александр Петрович, я могу задать Вам вопрос, который, возможно, выходит за рамки моих полномочий?
— Задавайте, Виктор Тимофеевич, — разрешил Романов.
— Это мы сделали?
— Нет.
— Благодарю за ответ.
— Это сделали Белозерская и её внук, — добавил кесарь. — То есть, как бы мы — в смысле, русские, но не Российская Федерация, не наши спецслужбы. Поэтому с одной стороны я понимаю англичан, но формально они не имеют никаких оснований предъявлять нам претензии. Могут попросить помочь разыскать виновных, но не более того.
— Но они предъявили претензии, Александр Петрович. Надо как-то отреагировать. МИД должен ответить.
— Ответьте, что Российская Федерация не имеет к происшествию в Лондоне никакого отношения и что надо лучше охранять свою столицу. А если им что-то не нравится, то мы можем хоть завтра отозвать посла и разорвать с Британской империей дипломатические отношения.
— Так и ответить? — спросил опешивший министр иностранных дел.
— Про «надо лучше охранять столицу» не стоит, это не наше дело.
— А про дипломатические отношения?
Кесарь призадумался. Отношения с Британией в последнее время испортились максимально. Лондон уже не скрывал своей активной антироссийской позиции: открыто поддерживал эльфийских сепаратистов в Санкт-Петербурге, организовал государственный переворот в дружественном России Тюркском каганате. И при этом английские СМИ нагло называли кесаря Романова организатором убийства кагана Абылая.
Дело шло к войне. Семимильными шагами. Мог ли ускорить этот процесс разрыв дипломатических отношений? Вряд ли. Александр Петрович был уверен: англичане не вступят в войну раньше, чем наступит благоприятное время для этого. Благоприятное по их мнению. Разорвав отношения, Россия, наоборот, могла отсрочить начало войны, ведь такой шаг дал бы Лондону понять, что Новгород эскалации не боится и значит, готов к ней.
Так или иначе, на столь дерзкую ноту нужно было отвечать. Романов вдохнул и сказал:
— А про дипломатические отношения напишите. И сегодня же отзовите нашего посла из Лондона для консультаций.
После того как англичане отправились за сестрой Милы, сложилась очень непростая ситуация — супруга и дети британского посла в Священной Римской империи фактически остались в заложниках во дворце Вильгельма Пятого. К этому никто не был готов. Немецкий император предложил свой дворец в качестве нейтральной территории для обмена, но никак не в качестве места, где должны содержаться заложники, пусть даже и непродолжительное время.
Впрочем, Вильгельм Пятый вышел из этой ситуации довольно легко — он просто пригласил нас с бабушкой и семью Карингтона на обед. Но нормально отобедать у нас не получилось — не прошло и часа, как вернулись англичане. Трапезу мы прервали без сожаления и вернулись в зал приёмов.
В этот раз англичане прибыли без герцога Эджертона, зато с настоящей Ольгой Никитиной и её мужем. По крайней мере, мы очень на это надеялись. Никаких ошейников на заложниках не было, как не было у меня уверенности, что нас опять не пытаются обмануть. Никитина и её муж выглядели растерянными, казалось, будто они не понимают, что происходит — и это лишь добавляло подозрений.
— Спроси её о чём-нибудь, чего не могут знать англичане. Пусть про сестру что-нибудь расскажет, — велела мне бабушка, видимо, её одолевали такие же сомнения что и меня насчёт подлинности заложников.
— Ольга, здравствуйте! — обратился я к графине Никитиной. — Скажите, пожалуйста, какое любимое дерево у Вашей сестры?
— Что? — от удивления вскинув брови, произнесла Ольга. — Дерево? При чём здесь моя сестра? Вы кто?
— Похоже, им вообще ничего не сказали, — сказала мне бабушка и обратилась к заложникам: — Меня зовут Екатерина Александровна Белозерская. Моего внука — Роман Седов-Белозерский, он друг Вашей сестры. Сейчас вас с супругом отпустят, и мы отправимся в Петербург, где вы будете свободны. Но прежде мне нужно убедиться, что вы — это вы.
Ольга и её муж переглянулись, а я повторил свой вопрос:
— Будьте добры, скажите, какое любимое дерево у Вашей сестры?
Я был уверен, что Ольга назовёт пальму, и мы тут же отправимся домой, но я ошибался.
— Не знаю, — сказала сестра Милы. — Возможно, сирень. Лиза очень любит цветущую сирень.
«Приехали», — подумал я и принялся судорожно выбирать, какой бы ещё задать вопрос.
Однако Ольга мне помогла. Она с интересом меня оглядела и спросила:
— Вы тот самый Роман из Кутузовской академии? Из-за которого Лиза бросила меня одну в Сочи?
— Это точно Ольга Никитина, — сказал я бабушке.
Обмен прошёл быстро и без накладок, англичане забрали семью виконта Карингтона и удалились. Мы с бабушкой поблагодарили Вильгельма Пятого и тоже собрались уже уходить в кабинет, где Ристо должен был установить портал, но немецкий император после всех слов прощаний неожиданно добавил:
— Будь осторожна, Кэтхен. Гарри не успокоится. Раз он не вернулся, значит, не понял, что неправ.
— Он знает, что неправ, но он сделал свой выбор, — сказала бабушка. — И, похоже, мне скоро придётся делать мой. Если Гарри не оставит в покое меня и мою семью, я убью его. И не буду испытывать при этом никаких угрызений совести.
Вильгельм Пятый вздохнул, кивнул и ничего не сказал.
Когда мы вышли из портала в башне, Мила была там. Она сразу же бросилась обнимать сестру, и Ольга, которая, похоже, до конца не верила в происходящее, наконец-то поняла, что все неприятности позади, и разрыдалась. Мила тут же поддержала сестру. Глядя на это, муж Ольги смущённо улыбнулся и пожал плечами.