Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 96



— Разве нам не нужно с тобой? — спрашивает Хирона.

— Не в этот раз. Там дела, касающиеся только меня. Клогги, Амелла, нам пора выходить.

Мудрая Лисица встает с песчаного берега, а потом из воды выбегает Гримуар Хаоса. До черных скал осталось всего пара часов быстрой ходьбы, но полученное наследие превращает пустыню под ногами в твердую дорогу, по которой очень удобно идти. Постепенно оазис остается за спиной и уменьшается, а вот скалы напротив увеличиваются в размерах.

— Интересно, придется ли драться? — вслух рассуждает Клогги. — Я помню Камиру. Она притворялась одухотворенной особой, но в бою могла быть чересчур жестокой. Или я путаю её с Форимой?

— Все мы были жестоки в бою. От этого зависели наши жизни.

Амелла ничего не говорит, так как не была с Гнисиром в те времена, когда он носил маску Злослова на Арреле. Скоро показываются руины старого города, занесенные черным песком, а бесформенные издалека скалы оказываются обломками крепости. Неизвестно, сколько сотен или тысяч лет назад здесь жили люди, но теперь это место обитания Камиры, которая словно не рада видеть гостей.

Черный песок вокруг руин приходит в движение и буквально издает замогильные стоны. Кого-то это могло бы напугать, но Клогги лишь чихает, а Амелла указывает на полустертые ступени. Древняя лестница ведет в проход, через который можно войти в останки крепости.

Троица поднимается и оказывается внутри черных скал, где время и пустыня ничего не пощадили. Даже металл здесь давно рассыпался, и только камни продолжают смотреть сны о славном или не очень прошлом, пока единственные за множество лет гости поднимаются всё выше и выше, пока не оказываются в неком подобии тронного зала без крыши. Здесь на удивление мало песка и нет обломков крыши, словно кто-то успел прибраться, а рядом с приподнятой площадкой в другом конце начинает кружиться песок, в котором можно смутно различить женскую фигуру.

— Ты меня обманул! — олицетворение пустыни кричит, а черные пески в округе приходят в движение, словно шторм начинается на море.

— Напротив, я выполнил требования. Я отдал все их жизни. Нет моей вины в том, что ты не смогла их взять. Я бы не выполнил квест Ифрата, если бы условия сделки были нарушены, Камира.

— Ты всегда был таким, — кажется, что собеседница взяла злость под контроль. — Видел малейшие возможности, трещины в обороне и бил по ним со всей силой, чтобы победить даже превосходящего по силе врага. Когда мы были заодно, мне это даже нравилось.

— Мы по-прежнему можем быть заодно. Тебе больше не нужно быть игрушкой в руках бога игр.

— Чтобы стать игрушкой уже в твоих? Я знаю, какой выход из ситуации ты придумал. Просто найти каждого из нас и убить, — фигура в облаке из черного песка пожимает плечами. — Кто-то из нас встретит это с радостью, но я добровольно пошла за Ифратом за возможность выбраться с Арреля.

— И что получила в итоге? — Ирай разводит руками. — Он просто переместил тебя из одной тюремной камеры в другую. Теперь он имеет полную власть над тобой, и только смерть может освободить тебя.

— Почему ты так в этом уверен, Злослов? — Камира начинает приближаться. — Ты просто идешь по самому легкому пути. Зачем спасать тех, кто доверял тебе, если можно просто убить их всех?

— Потому что я не нашел никакого другого способа. А ты знаешь иной выход?



— Знаю. Просто оставь меня и убирайся отсюда. Это не та жизнь, которую я хотела, но она лучше постоянного выживания на Арреле. Из всех нас только ты смог почувствовать вкус нормальной жизни, так иди и наслаждайся ею за всех нас. Не решай за всех, что будет лучше.

— А что скажешь ты, Хамад? — спрашивает Гнисир и достает из-за пояса черный кинжал, исторгающий из себя черный дым, принимающий форму букв. Символы из дыма складываются в слова, а те строят предложения.

Камира кажется потрясенной встречей с любимым человеком, который тоже говорит о том, что им нужно упокоиться окончательно. Дым рассеивается, а потом собирается в другие слова, суть которых можно выразить очень просто: «Мы уже умерли».

Да, ни Хамада, ни Камиру невозможно спасти просто потому, что они уже мертвы. Сила Ифрата просто изъяла то, что осталось от душ и смешало с другими предметами или явлениями. Хамад стал магическим оружием, а Камира — воплощением Черной пустыни.

Камира молчит, о чем-то раздумывая. Ирай уверен, что она прекрасно понимает свое положение, но её натура боится вечной темноты и спокойствия. Она не увидела всех мест, о которых мечтала. Не прочитала всех книг, которые хотела. И не написала свои, о чем втайне желала. Но оставаясь здесь, она никак не исполнит желаемое. И после окончательной смерти итог никак не изменится. Независимо от выбора, она останется в проигрыше.

«Так что прекрати пускай сопли и грохни Гнисира Айтена. Ведь для этого я привел его сюда», — внезапно предложения из дыма резко меняются, словно говорить начинает другой человек. А рукоять резко раскаляется, из-за чего Ирай бросает кинжал на пол и отступает на один шаг.

Никто из присутствующих не понимает, что происходит, когда количество дыма становится больше, а в нем больше нет кинжала, теперь это снова черная булава с острыми гранями, а латная перчатка держится за навершие оружия.

Ирай сразу узнает, кто неожиданно пришел, а Амелла кладет руку на плечо, так как открывается портал, из которого выходит кто-то еще. Это старик, который опирается на посох, украшенный орнаментом и драгоценными камнями, а на навершии словно распускается цветок из битого стекла.

— У Двуединства есть к тебе предложение, Камира, — произносит старик в богатом одеянии. — Помоги нам сотворить Поветрие, и мы освободим тебя от любых оков. Ты освободишься от власти бывшего командира, Ифрата и даже нам не нужны от тебя клятвы верности, просто соблюдение условий сделки.

«Вот и культ Поветрия явился», — размышляет Ирай, смотря на появившееся сообщение перед собой.

Перед вами носитель легенды «Еретик Вечного Королевства».

— Кто ты такой? — спрашивает Камира.

— Салим Гаш-Арат, бывший визирь Аль-Мишота, страны на юге отсюда. А мой товарищ из Друксау, — старик настолько в себе уверен, что представляется перед врагами.

Ускорение разума, — бормочет Ирай, и мир вокруг словно встает на паузу.