Голод Рехи

– Мы хотели установить великое царство добра на земле, во всех мирах. Рай без насилия и боли.

– И без стремлений. Ничего, сами разберемся, – отмахнулся Рехи, опираясь о валун, на котором чуть раньше сидел Проводник. – И опять никаких ответов. Да как же… снизойдут они до нас…

Разговор заходил в тупик, получалось сдавленное бормотание себе под нос. Глаза слипались, и все больше подрагивали колени.

– Да не даст он ответов, – внезапно раздался знакомый голос. – Митрий никогда их не дает, только обещания.

– Тебя еще не хватало… – охнул Рехи и обернулся: шагах в десяти за спиной стоял Сумеречный Эльф. Конечно, убежишь разве от такого! Эти зловещие призраки неотрывно следовали за ним, давая указания. Надоело чувствовать себя камнем, что несется по злой воле рока с самой вершины на дно пропасти без права решать свою судьбу.

«На убой меня готовят? В жертву принести хотят?» – гадал Рехи, вспоминая рассказы о старинных культах, которые нашли отклик в черных сердцах людоедов. Порой пойманных не просто так съедали, а обвешивали всякими побрякушками, окуривали пахучим дымом, приговаривая какую-то бессмыслицу. Поедали «избранного» точно так же, как и всех, жадно впиваясь зубами в жесткое мясо, но утверждали, будто все это во славу каких-то духов-богов. Эльфы-то не верили ни во что, так честнее. Старики рассказывали, что потеряли свою веру с началом Падения.

«Неужели ко мне явились эти самые древние духи-боги?» – устрашился Рехи, когда Сумеречный нехотя стряхнул свежую кровь со стального клинка. Все-таки завидное оружие он носил, красивое, прочное, с горящими письменами, чем-то напоминавшими рисунки на песке.

– Скажи ему короче: после неудачи с кругом Двенадцати вы наштамповали единицы поменьше, – недобро ухмыльнулся Сумеречный, обращаясь к притихшему Митрию. – Для более мелких поручений, с более слабой силой. Но опять все пошло наперекосяк. Нет? М-м-м? Не так было?

– Что ты тут забыл? – недовольно вздрогнул Митрий, уходя от ответа. – Ты мог освободиться, мог раньше и проще… Зачем вообще попал в эту проклятую деревню людоедов? Зачем позволил себя избить? Для тебя все игра?

– Смотрел людей и на людей. Да-а-а… Не всякий мир достоин спасения.

– Всякий.

– Уйдите от меня, оставьте в покое, – прошептал Рехи, решительно разворачиваясь. Пусть хоть в спину бьют, решил он! Лишь бы не оставаться рядом с этими безумцами.

Он сосредоточился на поскрипывании песка под ногами. Как и требовал Проводник: только песок, больше ничего, совсем ничего. А там нашлась бы надежная холодная пещера, отлежался бы. И потом пошел бы дальше. Из раны уже не сочилась кровь. Только бы не напороться на очередных дикарей или ящеров – и уже нормально.

– Рехи! Постой… – слабо возразил Митрий.

– Что ты его останавливаешь? Он идет туда же, куда и мы. Только что мы там будем делать? Все мы. У тебя ведь тоже нет плана, – язвительно хмыкнул Сумеречный.

– Но я нашел Рехи.

– И он тебе не рад.

«Имя мое откуда-то знают. Ну, нашел ты меня! Лучше бы не находил», – отметил Рехи. Мысли ударялись в виски, перекатывались от затылка ко лбу, сжимали обручем. Но ноги еще куда-то несли, и он шел.

Сначала он опасался, что Проводник и Сумеречный будут его преследовать, но они остались позади и вскоре скрылись за грядой валунов. Он двигался наугад, тянул воздух, опасаясь наткнуться на хищников или людей – обоих всегда сопровождал удушливый смрад. Но обоняние щекотал только тяжелый пепел.

«Камни истлели

В пожарище горестном.

Мир обезлюдел.

Камни плакали,

В прах земной обратились

От злобы людской», – распевал отстраненный голос, та самая «единица поменьше». Нашелся бы толк от нее, сила какая-нибудь, как в сказках для маленьких. Там вечно рассказывали про великих героев, которые спасали мир или даже миры. Но что-то никто не спешил приходить и вытаскивать их всех из этого вечного бессмысленного кружения в плену голода и страха, который поселился где-то под сердцем воспоминанием о склизких «линиях мира». Рехи даже посмотрел на пальцы: никакой слизи, ни следа.

«Ладно, не знаю, что это. От мыслей проще сдохнуть, а мне надо идти», – твердил он себе с завидным упрямством. Снова единственным спутником сделалась давящая тишина. Где-то издалека доносился гул камнепада, напоминавший утробный рев гигантской твари. Что если вдали ждало неизвестное огромное зверье? Голодное, как и все.

Но долго огорчаться грядущими бедами не удалось: в дымный воздух вклинился едва уловимый запах живого существа. Рехи тут же схватился за клинок, новый клык, полученный в бою. Тряпка уже прилипла к ране, прижимать не приходилось, только сил на очередной поединок совсем не осталось. У всех есть свой предел.

– Опять ты… – безысходно выдохнул Рехи. Он ожидал от себя любой реакции: злости, негодования, хоть радости, но усталость соскоблила все чувства. Перед ним предстала Лойэ. Она выскользнула из-за валунов, очевидно, до того скрывалаясь, выслеживая возможную добычу.

– Ага. И опять ты! – недобро хохотнула Лойэ. Она выглядела тоже довольно потрепанной и измученной: туника из шкуры ящера светилась дырами, сквозь одну временами просвечивала правая грудь; кровоподтеки и ссадины испещрили руки и лицо, волосы спеклись от крови, она же забрызгала впавшие щеки, но кровь была явно чужая. У Лойэ обнаружился ее же старый клинок. Неужели ей удалось как-то спастись от отряда эльфоедов? Скрылась? Сбежала? Сражалась? Хотя разве стоило переживать о ее злоключениях? Она же бросила, предала. Но все это ощущалось каким-то далеким и малозначительным. Перед глазами болезненно стояли сплетения линий, словно не осталось чего-то более важного.

– Что с тобой сделали людоеды? – спросил Рехи. Сражаться с Лойэ и ненавидеть ее больше не хотелось, а злиться он устал.

– Ты в плен к ним попал, что ли? – Лойэ горделиво подбоченилась.

– Да.

– Слабак, я от них отбилась, – бросила с небрежной гордостью Лойэ. – Эй! Ну, ты чего? Рехи! Рехи! Рехи!

Лойэ затараторила с суетливым беспокойством. Врагов так не зовут! Но Рехи уже не слышал, почему и зачем к нему обращаются: силы дошли до предела, до роковой черты, словно эта встреча выбила последние капли выносливости. Он устал сражаться с собственными противоречиями. Все-таки он любил Лойэ, по крайней мере, не представлял, что однажды придется убить ее. Нет уж! Ни за что. Он уже определился и стоял на своем, хотя на самом деле почти падал.

Глупое и бессмысленно хрупкое тело вновь теряло сознание, оставляя себя на милость то ли подруге, то ли врагу. Над головой несколько мгновений маячило черное-пречерное небо, пронизанное красными жилками. Дальше все провалилось в пустоту.

«Расцвети, древо,

В тебе еще сок жизни:

Путь не закончен», – на прощанье пропел очередной безумец, словно сидел где-то на краю пропасти, болтая беззаботно ногами, рассматривая смерть сквозь неизбежность жизни. Конец? Финал всех страданий? Без решительного удара? Без великих битв? Не всем уходить красиво. Но как же не хотелось умирать!

– Больно же! – вскинулся Рехи. Что-то пронзило припухший левый бок, не клинок, а что-то маленькое и острое. По ощущениям напоминало волос в горле или шип под ногтем: терпимо, но выматывающе неприятно.

– Не дергайся! Так лечились в прежние времена, – донесся знакомый голос, и сильные женские руки настойчиво прижали плечи обратно к земле. Рехи часто заморгал, озираясь вокруг. Он лежал в какой-то пещере, со сталактитов во тьме капала вода, стекая невидимым ручейком. Все-таки Лойэ не добила, даже притащила в убежище. Как странно и великодушно с ее стороны. В ней открывались все новые и новые черты. Раньше она воспринималась просто девчонкой из отряда, развлечением, временами – обузой. Теперь стала последней выжившей из их деревни, последним знакомым эльфом в этом огромном мире. Теперь еще и пыталась лечить. В руках она держала тонкую иголку с ниткой и упрямо тыкала этим приспособлением в рану Рехи.