Страница 20 из 80
— Напомни мне, я потом тебе отдельно все расскажу и покажу, — подал голос Эмиль, переставший тревожно ощупывать свой ушибленный бок. — Я же твой куратор как-никак.
— Ага, — рассеянно кивнул я и повернулся в ту сторону, где «Вереск» сражался с выводком червей.
Вокруг развороченной ямы никого не было. На коричнево-зеленом ковре мха и сухой травы зияли две глубокие борозды от волокуши. Множество тел червенышей валялось в самых разных местах и позах.
— А сколько времени прошло? — резко спросил я и посмотрел на свою плюшку.
ГенГер выслушал мой устный отчет с отстраненным лицом. Пальцы на его правой руке сжимались и разжимались, будто ему хотелось делать какие-то пометки, но он намеренно не положил в допустимых окрестностях ни ручек, ни бумаги. А в конце беседы еще раз напомнил, чтобы я никому не говорил об этой миссии.
— Так на плюшке же все записано, какой смысл в секретности? — пожал плечами я.
— Вершинин, тебе что-то непонятно в моем приказе? — голос ГенГера похолодел. — Повтори, чтобы я услышал, что ты правильно меня понял!
— Никому не рассказывать об этой миссии, — я снова пожал плечами. — А до какого предела распространяется это самое «никому»? Вот если, например, придет директор с треком от моей плюшки, прижмет меня к стене и потребует по шагам рассказать, что я делал я «тридцать второй», то что мне делать?
— Шутник… — буркнул ГенГер и покачал головой. — Приказ «не болтать» касается вашего трепа в кают-компании. И всякого хвастовства в кабаках. Так доступнее?
— Доступнее, — кинвул я. — Разрешите идти? Или есть еще вопросы?
ГенГер встал, отвернулся и принялся искать что-то в карманах. Дав тем самым понять, что ко мне вопросов у него больше нет. Так что я тихонько встал и вышел.
«Слишком много секретов, — думал я, шагая по пустому коридору жилого корпуса. — Такое впечатление, что каждый мало-мальский начальник старательно делает из своей работы военную тайну, чтобы никто, не дай бог, не узнал, какой фигней он занимается».
Я фыркнул и чуть не заржал.
С другой стороны, много я понимаю в местных делах. Я тут без году неделя, а уже мысленно разобрался кто и в чем не прав. Молодец какой.
Лучше бы вместо этого обдумывал, как пробраться в «тридцать вторую» в обход шлюза.
Я замедлил шаг и остановился, не доходя до входа в кают-компанию.
Войти в «границу тридцать два» в любом месте было нельзя. Кое-где просто не получится, где-то можно попасть внутрь, но там сразу же смертельные ловушки. Место, где установили шлюз, было более или менее стационарным входом, но и оно то и дело мерцало. Так что миссии назначали не каждый день, а только когда вход был доступен. Подобных точек, где можно было пересечь аномальную границу, было еще семь. Во всяком случае, тех, которые удалось обнаружить. Но, опять же, чтобы попасть через любую из них внутрь, нужно было получить доступ к мониторам состояния, на которых фиксировалось, в какое время они открываются-закрываются, и прогнозировались следующие периоды доступности.
Но этого было недостаточно.
Мало было застать открытой точку входа, еще нужно, чтобы она была открыта в нужном направлении. Ну, в том смысле, что окно-то может и откроется, но вот только идти оттуда можно будет только по двум азимутам, а остальные будут закрыты.
В принципе, все было бы просто, если бы не многочисленные грифы секретности. Чего проще — включил мониторы «тридцать второй» на своем терминале БВИ, последил за состоянием, выбрал подходящую точку и подходящий момент, чтобы до Хевозера можно было проскочить максимально быстро. Устроил по соседству пикник в нужное время, и — хоба! — сгонял до места и обратно. Дело-то на двадцать минут.
Вот только если я попробую получить доступ к мониторам, у меня запросят пароль или там еще что-то в этом духе, а когда я не смогу ответить, возьмут мою персону на карандаш и начнут пристально вглядываться в мою жизнь и задавать всякие неудобные вопросы.
Потому что мне по рангу не полагается смотреть мониторы. Это делает целый специальный отдел, который и составляет оптимальный график миссий, которым потом и пользуется наше начальство, чтобы решить, когда мы идем за снежками или еще какими аномальными ништяками, а когда тащим внутрь измерительные приборы, чтобы можно было еще лучше предсказывать «погоду» и «направление ветра». Ну, фигурально выражаясь.
Так что придется искать обходные пути. Либо хакера, который даст мне нелицензионный доступ к мониторам состояния. Либо… Либо идти на поклон к Феде и его бабушке, чтобы они показали мне свои тайные тропы. Надо только легенду сочинить поубедительнее. Потому что если я заявлю все как есть, мол, мой ученый друг хочет устроить эксперимент, чтобы совершить очередное научное открытие, то они меня ссаными тряпками прогонят. И даже разговаривать не станут. Они же явные луддиты, нельзя им ничего говорить о научно-техническом прогрессе.
В кают-компании царило оживление. Там собрались, кажется, почти все. Под потолком мерцал большой экран, на котором благообразный мужчина в зеленом хирургическом костюме стоял над операционным столом и вдохновенно рассказывал о том, что человека, внутренности которого мы сейчас можем наблюдать, спасти было невозможно. Но сейчас он продемонстрирует настоящее чудо.
— Что тут такое? — спросил я, плюхнувшись на кресло-мешок рядом с Эмилем.
— Тихо ты! — шикнул он. — Смотри лучше! Сейчас он будет показывать, как твоя белая жижа работает!
— Моя? — приподнял бровь я. И заткнулся, потому что Эмиль возмущенно сверкнул на меня глазами.
Хирург перестал вещать, натянул на лицо маску и взялся за рукоятки нависшего над операционным столом аппарата. Снизу выдвинулись три гибких манипулятора и потянулись к раскрытой грудной клетке. Тонкой струйкой прямо на сердце пациента полилась белесая жидкость. Сначала ничего не происходило, как будто это был просто кефир. Потом сердце вздрогнуло, и принялось жадно впитывать жижу. Сократилось. Потом еще раз. И еще. С каждым разом все увереннее.
Ассистент хирурга принялся торопливо нажимать на какие-то кнопки рядом с мониторами. Поток жижи прекратился. Сердце теперь уже билось вполне живо и уверенно.
— Как видите, сердце пациента полностью восстановилось, и теперь он уже не нуждается в искусственном поддержании жизни, — глухо сказал из-под маски хирург, отрываясь от окуляров аппарата. Потом скомандовал. — Можете зашивать!