Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 11

В повествовании о Тигре и Евфрате проявляется тесная взаимосвязь между природой государства и тем, как развивался водный ландшафт. Вода подчинялась граничным условиям, которые налагала климатическая система. Напротив, люди организовывали государства, чтобы реализовывать коллективную мощь и менять окружающую среду себе на благо. Условия окружающей среды не вызывали подъем государства, но они способствовали его формированию. История Месопотамии – от первого города через множество конкурентов до первой империи – это история взаимодействия воды и государства.

Эта территория была когда-то известна под названием Эль-Джазира, «остров» между двумя реками. Слово «Месопотамия» происходит от греческих слов μέσος «середина» и ποταμός «река». Впервые это название появилось в книге об Александре Македонском, написанной греческим историком Аррианом во II веке.

Реки Тигр и Евфрат – главные герои истории Ближнего Востока со времен неолита. Здесь появились первые государства, и само собой подразумевается, что поведение рек вносило свой вклад в их формирование. Истоки их были окутаны тайной. В вавилонском мифе «Энума Элиш» Тигр и Евфрат вытекают из глаз убитой богом Мардуком водной богини Тиамат – воплощения первобытного хаоса. Однако настоящие истоки рек гораздо менее мифичны, хотя и столь же могущественны. Вода, которая их питает, – результат сложного взаимодействия между циркуляцией атмосферы и близлежащим Средиземным морем.

Климат Земли более или менее находится в состоянии, которое ученые называют радиационно-конвективным равновесием, благодаря двойной роли воды как парникового газа и переносчика скрытой теплоты, которая выделяется в атмосферу при конденсации пара в дождь. И тот и другой эффект зависят от количества водяного пара в воздушном столбе, которое в значительной степени определяется количеством испарений с поверхности; последняя же величина зависит от солнечного света, достигающего земли. Поэтому температура такого столба воздуха зависит в основном от количества солнечного света, который попадает на поверхность в этой конкретной точке.

Поскольку интенсивность солнечного света на полюсах меньше, а на экваторе больше, возникающая разница между севером и югом создает циркуляцию воздуха: более холодный и тяжелый воздух направляется к тропикам, а более теплый и легкий воздух двигается над ним к полюсам. Однако воздух, движущийся к полюсам, приближается к оси вращения планеты, что приводит к ускорению в восточном направлении относительно поверхности планеты (такое же сохранение углового момента, как в фигурном катании: когда спортсмен прижимает руки к телу, скорость его вращения увеличивается). В результате в атмосфере на широте около 40 градусов и на высоте примерно в 10 километров возникают мощные потоки, движущиеся со скоростью в 180 километров в час относительно поверхности.

Это высотное струйное течение огибает весь земной шар; сильнее всего оно зимой, когда разница в температурах между экватором и полюсом наибольшая. В это время ядро течения становится крайне нестабильным, растут возмущения, появляются полосы различных метеоусловий, области пониженного и повышенного давления, связанные с привычными циклонами и антициклонами погодных карт. Эти полосы турбулентности и неустойчивости – «пути ураганов». Зимой такие ураганы, возникающие вокруг струйного течения, входят в бассейн Средиземного моря и двигаются по оси моря с запада на восток. Этот вторичный путь ураганов проходит над теплыми водами, которые действуют на них как топливная форсунка.

Когда эти ураганы приближаются к юго-восточному углу моря, те из них, что поворачивают на север, забирают влагу из Восточного Средиземноморья и обрушиваются на хребет Тавр в южной Турции и горы Загрос на востоке Ирака и западе Ирана, высвобождая воду. Те, что двигаются на юг, проходят над сухой и жаркой Синайской пустыней, почти не принося дождей, и поэтому зимние осадки распределяются по очень крутому градиенту в направлении с севера на юг – через Месопотамию и Левант. Летом пути ураганов ослабевают. Местные погодные условия становятся сухими, поскольку индийский муссон порождает крупномасштабные стоячие волны в атмосфере, в частности в области высокого давления над Месопотамией, где постоянно не бывает дождей.

Такие годовые циклы влияли на течение Тигра и Евфрата, с которым сталкивались первые сообщества Месопотамии. Реки питались обильными зимними осадками в северных горах и пересекали неизменно засушливый юг. Несмотря на близкие истоки, реки оказались не одинаковыми. Евфрат обладал относительно стабильным течением и (до инженерных проектов) относился к анастомозирующим рекам: этим термином в гидрологии называют реки с многочисленными соединяющимися и разъединяющимися руслами. Тигр был минимум в полтора раз крупнее, поскольку в него также впадали притоки с гор Загрос. Количество взвешенных в его воде частиц было втрое больше, чем в Евфрате, что превращало его в опасную грязевую реку. Его разливы были так сильны, что могли затопить большинство искусственных сооружений древности. Будь у людей выбор, им было бы проще отнять чужую территорию вдоль по Евфрату, нежели копать канал для воды от Тигра.





Обе реки текли по плодородной равнине. Даже с ограниченными технологиями, доступными в древности, один только Евфрат мог обеспечить орошение миллиона гектаров с лишним. Если бы удалось приручить обе реки, то в принципе можно было добиться площади в три миллиона гектаров. Но здесь появлялась проблема, одинаковая и для Тигра, и для Евфрата. Обе реки обладали пиком течения весной, когда таял снег, оставленный в горах зимними ураганами. В результате распределение их потоков не соответствовало потребностям сельского хозяйства: разливы могли происходить тогда, когда зерно уже созревало для уборки. Это означало, что земледельцам пришлось проделать большую работу, прежде чем месопотамская равнина стала благоприятной средой для сельского хозяйства. И от этого зависело развитие первого государства.

Ниже богарного севера Тигр и Евфрат выходят из своих долин и оказываются на равнине. Их уклон был крайне мал: на каждый километр своего пути к Персидскому заливу они опускались максимум на 5—10 сантиметров. Равнина была настолько плоской, что если бы земледельцы попробовали использовать ее наклон для ирригации, то для создания достаточного давления им пришлось бы копать каналы длиной более сорока километров. Ни у одного отдельного сообщества в пятом тысячелетии до нашей эры не было достаточно рабочей силы и контроля территории, чтобы реализовать такой проект. Однако в данном случае решение предложила сама природа.

На равнинах обе реки замедлялись. Они становились неустойчивыми, извивались, увеличивая с каждым изгибом свою длину, часто затапливая местность вокруг. Поскольку с гор спускалось много наносов, то каждый разлив поднимал берега и дно реки. Со временем реки создали природные дамбы и начали течь на несколько метров выше окружающей равнины. Появился ландшафт поднятых берегов. В направлении, перпендикулярном потоку, уклон был гораздо сильнее, чем уклон в сторону Персидского залива.

Люди – особенно в нижней разветвленной части Евфрата – воспользовались этой ситуацией. В этих сообществах рыли короткие ирригационные каналы, которые отходили от верхней части поднятого берега и вели вниз по склону; такого перепада высот было достаточно для орошения. Эти каналы располагались примерно в трехстах-четырехстах метрах друг от друга. Со временем наносы от разливов заполнили пространство между ними, создав узкие полосы обрабатываемой земли шириной в несколько километров вдоль всего течения реки. Природа ландшафта сформировала способ земледелия.

Пространство между каналами определяло длинные поля площадью примерно 30–40 гектаров, которые создавали «елочнообразную» структуру вдоль реки. Некоторые из длинных полей делились на участки площадью около двух гектаров.

Такие поля можно было вспахивать с помощью больших плугов, запряженных несколькими волами: в получавшиеся продольные борозды заталкивали семена. Влияние на продуктивность было колоссальным: в то время как богарное земледелие на севере давало 2–3 зерна на каждое посаженное, что едва обеспечивало выживание, система на юге в идеальных условиях давала урожай сам-двадцать или сам-тридцать, то есть вдесятеро больше.