Темнейший путь

— Не надо! Мальчики, не надо! Перестаньте! — безуспешно взывала она, а потом бросилась к Болли и обхватила его сзади за плечи. — Болли, пожалуйста, оставь его! Я тебя прошу! Пожалуйста! Ради меня!

— Ладно! — сказал Болли, прекращая бить лежащего. — Всё, парни, оставьте этого недоноска.

Фир и Камерат тоже остановились и отошли на пару шагов от Мордана. Камерат, словно не в силах сразу отказаться от удовольствия, снова шагнул и от души со всей силы пнул Мордана в живот — напоследок. А потом ещё и плюнул на него.

— Хватит, я сказал! — скомандовал Болли, и Камерат отошёл с плохо скрываемым сожалением.

— Запомни, красноглазый, — сказал Болли, обращаясь к Мордану, осторожно убравшему одну руку от лица, — ещё раз тебя увидят возле Эйры, мы тебя убьём. И нам весь город только спасибо скажет. А ты, Эйра, больше чтобы слова с ним не говорила. Иди в дом!

Мордан остался лежать один посреди улицы, медленно затопляемой серой пеленой сумерек. Несколько минут он лежал плашмя и тяжело дышал. Потом, морщась и шипя от боли, поднялся на четвереньки. Откуда-то сверху слетел ворон, приземлился перед его лицом и нервно запрыгал, то недалеко отбегая вперёд, то возвращаясь к Мордану.

— Иду я, Фроди, иду, — сказал Мордан и сплюнул в сторону кровавый сгусток.

— Фррроди, — каркнула птица, и Мордану показалось, что в этом крике прозвучала жалость и сочувствие.

Дома его встретили, как всегда, неласково. Тефар ворчливо поинтересовался, где он весь день бездельничал, вместо того, чтобы по хозяйству помогать, а Стемора накинулась с упрёками, как это его угораздило так изгваздать в грязи и крови новую рубаху, которая она на него, дармоеда, недавно сшила. На разбитое лицо Мордана они даже внимания не обратили. Мордан вдруг встал посреди комнаты и, исподлобья глядя на приёмных родителей, неожиданно для самого себя громко заявил:

— Я хочу уйти из Фолкрита. Пойду учиться на жреца Аркея, как Улрин.

— Что? — возмутился Тефар и шагнул к Мордану. — Что ты сказал?!

— Я хочу уйти, — упрямо повторил тот.

— Ах ты щенок неблагодарный! — заорал Тефар. — Мы тебя столько лет поили-кормили, ты на нашей шее сидел-бездельничал, а сейчас, когда самое время за работу тебе приниматься, ты решил удрать? Ты у меня завтра же пойдёшь на лесопилку брёвна таскать.

— Не пойду, — мрачно глядя в пол сказал Мордан, впервые в жизни открыто возражая Тефару.

— Что-о-о?! — бешеным медведем взревел Тефар.

От его крика Фроди, как всегда, сидевший на плече хозяина, испугался и взволнованно каркнул.

— А ну заткни свою проклятую птицу! — заорал Тефар, и Фроди каркнул в ответ ещё громче. Тефар одним взмахом своей лапищи сорвал ворона с плеча и шмякнул об стену.

— Не трогай Фроди! — закричал Мордан, но Тефар одним толчком в грудь опрокинул его, а потом, к ужасу Мордана, шагнул к Фроди, который, топорща крылья, сидел на полу и ошалело крутил головой, приходя в себя от удара об стену, припечатал несчастную птицу к полу тяжёлым грязным сапогом.

— НЕТ! — не своим голосом заорал, срывая горло, Мордан, вскочил и с кулаками кинулся на Тефара. От неожиданности тот даже попятился на пару шагов, но потом заревел ещё громче:

— На отца? Руку посмел поднять на отца?!

— Ты мне не отец! — выкрикнул, словно плюнул в лицо, Мордан. В нём как будто пробудилась ярость берсерка: он бил, неумело, но бешено, стараясь сделать как можно больнее. Но сзади на него накинулись Лемме и Гемме, завернули за спину руки, обездвижили, и тогда Тефар стал его бить, смачно, с оттяжкой, то левой рукой, то правой — и по лицу, и под дых, и в пах.

— Так его, отец, так его, — приговаривала наблюдавшая за этим Стемора. — Чтоб знал!

Потом ночью Мордан лежал на чердаке и прислушивался к своему телу, на котором, наверное, не осталось ни одного живого места. Сознание его странным образом раздвоилось: тело с его болью было само по себе, а разум — сам по себе. Сначала он как будто со стороны наблюдал за ней, а потом она ему наскучила, и он стал обдумывать совсем другие вещи, никак с этой болью не связанные, и в процессе обдумывания как-то сам собой сложился план того, что делать и как дальше жить.

Когда за маленьким слуховым окошком ночная тьма начала набухать серым, Мордан, скрипя зубами от боли, приподнялся со своей кучи сена. Вдоль несущей балки у него были развешаны пучки трав, которые он насобирал вместе с Улрином. Он выбрал два — паслён и сине-лиловый колокольчик, сорвал и сунул за пазуху. Потом высунул голову в дыру в полу чердака, недолго послушал заливистый разноголосый храп, бесшумно спустился по лестнице и на цыпочках прокрался на кухню. Там он взял пестик и ступку, в которой Стемора обычно толкла мак для сладкого рулета, положил туда травы и растолок в мелкий однородный порошок. «Лучшее средство, коли в подполе злокрысы завелись», — прозвучал в голове как всегда спокойный голос Улрина. В очаге висел котелок, наполовину наполненный недоеденным вчерашним рагу из кролика. Мордан высыпал порошок в рагу, тщательно размешал всё поварёшкой, а поварёшку вытер полотенцем и положил, как лежала — на крышку котелка. Затем всё так же бесшумно он прошёл в кладовую и набрал там немало вещей: охотничий нож Тефара, его тёплый шерстяной плащ, заплечную котомку. В котомку легли копчёный козий окорок, добрый мешок сухарей, круг эйдарского сыра, пара бутылок эля. Всё так же тихо он обулся в новые сапоги одного из братьев и вышел, в последний раз затворив за собой дверь.

Начинало светать, но на улицах ещё не было ни души. Проснувшиеся птицы пересвистывались в кронах деревьев, совсем недавно одевшихся в новенькие зелёные листочки. Мордан направился к одинокому старому дубу, росшему на окраине возле городской стены. Его корявые ветви оставались угрюмо-голыми. Там он сунул руку в дупло, пошарил и извлёк на свет скрученные в свиток бумажки. Свиток он бережно спрятал за пазухой. Глухими проулками он дошёл до торговой лавки, взошёл на крыльцо и остановился у запертой дубовой двери. Сердце гулко бухало в груди. Мордан достал заветные записи, развернул и нашёл нужную — «Отворение замков и запоров», а дальше следовало заклинание. Прочистив горло, он приложил ладонь к двери, как того требовала запись, и, слегка запинаясь, громким шёпотом прочитал заклинание. Ничего не произошло. Страх неприятным холодком прозмеился между лопаток. Неужели не работает? Она надавил ладонью на дверь сильнее и прочитал заклинание ещё раз. Всё осталось по-прежнему. В отчаянии он представил, как с той стороны двери тяжёлый внутренний засов медленно отъезжает в сторону, словно отодвигаемый невидимой рукой, и медленно и максимально чётко прочитал заклинание в третий раз. За дверью раздался гладкий шорох и глухой стук. Мордан надавил, дверь поддалась и открылась совершенно бесшумно на хорошо смазанных петлях. Затаив дыхание, он шагнул внутрь лавки.

Окованный сундук угрюмо смотрел из угла на незваного гостя. Мордан на цыпочках подошёл к нему и опустился на колени. Замок сундука поддался заклинанию только с пятого раза. Свёрток с бесценной книгой лежал на самом верху. Благоговейно, двумя руками Мордан взял его и нежно, как живого переложил в свою котомку. Плавно и беззвучно опустил крышку сундука. Он уже почти дошёл до входной двери, когда за спиной у него вдруг послышался скрип.

Мордан резко обернулся. На лестнице в одной рубахе стояла Эйра — простоволосая, босая, с заспанным удивлённым лицом.

— Мордан? А ты что здесь?…

Мордан сначала приложил палец к губам, а потом махнул, как бы подзывая Эйру к себе.

Эйра подошла поближе, присмотрелась к его одежде и опять спросила:

— Ты куда-то собрался? Далеко?

— Да, — отрывистым шёпотом ответил Мордан. — Я ухожу из Фолкрита. Навсегда.

— Куда? — удивилась Эйра.

— Куда-нибудь. Куда угодно, — сказал Мордан. Потом вдруг схватил Эйру за кисть и выдохнул:

— Пойдём со мной! Хочешь?

Эйра, пристально глядя ему в глаза, медленно помотала головой и медленно высвободила кисть из его пальцев.