Темнейший путь

— Это жидкое счастье, — пояснил Отец. — Скума. Она тоже вне закона, но это не помешает нам её отведать.

Мордан, повторяя за Отцом, залпом выпил жидкость, которая обожгла язык и жидким огнём пролилась в желудок. Уже через минуту у него всё поплыло перед глазами, а на душе стало так хорошо и спокойно, как не было никогда в жизни. Он лёг навзничь и погрузился в мечты о том, как поступит в Коллегию, выучится на боевого мага, а потом — чем даэдра не шутят? — ещё и сам станет архимагом. Он не заметил, как из мечтаний плавно переместился в мир снов, и все они были лёгкими и прекрасными, как облачка, позолоченные лучами заходящего летнего солнца.

Мордан стал полноправным алхимиком каравана Дро'зарр-Дара. Котята были счастливы, когда вместо скучного сна их отправляли бегать по полянам при свете Массера и Секунды и охотиться на мотыльков. Очень скоро в распоряжении Мордана оказалось сколько угодно сырья. Однако он не только варил вечерами зелье и рассчитывал какой объём нужен на какое время невидимости. Мордан ещё взялся обучать Красотку и Старшего Сына полезным в воровском деле заклинаниям: открытию замков и притягиванию предметов. Он и сам отточил эти заклинания, и его ученики делали большие успехи. В благодарность Красотка научила Мордана кидать молнии, что было её самым любимым заклинанием. Отец был доволен. Пару раз Мордан робко спрашивал его, нельзя ли ещё отведать немного скумы, но каджит качал головой и объяснял, что это слишком коварная вещь, и если кто к ней пристрастится, то очень быстро потеряет разум и волю.

Через седмицу неспешного движения по дороге вдоль Белой реки вместо красивых, но изрядно поднадоевших видов величественных гор и таинственно-мрачных лесов открылся новый пейзаж. На горизонте возникли и стали расти по мере приближения суровые и мощные, как воины из древних нордских песен, стены Виндхельма. Именно к этому городу держал путь караван. Они разбили лагерь неподалёку от съезда с большого каменного моста, который соединял Виндхельм с правым берегом Белой реки. Из тех, кто шёл или ехал в город либо из него, некоторые заворачивали в каджитский табор, и тогда Отец принимал их, как долгожданных гостей, предлагал товары на любой вкус, нюх и кошелёк. В этот же людской поток незаметно ныряли Старший Сын с Красоткой, нагруженные склянками с зельем Мордана, а спустя некоторое время так же незаметно возвращались и тайком выгружали принесённую добычу. Отец довольно потирал лапы, разглядывая кошельки, кольца, браслеты, дорогие безделушки, утянутые прямо с прилавков на рынке, и разглагольствовал, как они дальше двинут в Рифтен и там, в вотчине Гильдии воров, они смогут легко и задорого продать всё рифтенским скупщикам. Потом вся добыча отправлялась в тайник, но какой и куда именно Мордана не посвящали, да он и не интересовался. Он лишь с нетерпением ждал, когда закончится их пребывание под стенами Виндхельма и они двинутся дальше на восток.

Но в один отнюдь не прекрасный день то ли пресветлые аэдра рассердились на каджитский караван, то ли даэдра, дети извечного Мрака, решили подшутить над ними. Едва лишь Красотка и Старший Сын вернулись из города и избавились от добычи, как вдруг отряд городской стражи внезапно окружил лагерь каджитов, и десятник в блестящей кирасе, с бородой, заплетённой в две седые косы, предстал перед Отцом, держа руку на рукояти меча.

— Чем скромный караван каджитов привлёк внимание такой важной персо?… — начал было льстивую речь Отец, но десятник быстро его прервал.

— Нам поступило сообщение о краже ценной вещи! — пробасил он. — Свидетели говорят, что видели неизвестного каджита в городе.

— Это какое-то недоразумение! — очень правдоподобно возмутился Отец. — Стража у городских ворот не пропускает каджитов, и караван Дро'зарр-Дара ведёт свою скромную торговлю…

Вдруг над ухом Мордана, который просто стоял неподалёку и наблюдал за этим разговором, словно городской зевака за уличной перепалкой, раздался бесплотный шёпот Красотки:

— Они сейчас будут всё обыскивать. Могут забрать твою книгу.

Мордан вздрогнул и стал крутить головой, пытаясь обнаружить Красотку.

— Ты где, К’Хай-ла?

— Не верти башкой — заметят! — фыркнула каджитка. — Я невидима. Они могут изъять всё, что захотят, и мы ничего не докажем. Незаметно сними с плеча сумку и отдай мне. Я спрячу её в тайник.

— Понял, понял… — прошептал Мордан и сделал всё, как просила Красотка.

Тем временем препирательства между Отцом и десятником закончились, и начальник стражи действительно пошёл по шатрам всё осматривать. Мордан чувствовал себя неуютно под взглядами стражников, оцепивших лагерь по периметру. Какое-то внутреннее беспокойство, смутное ощущение беды возникло в нём и стало нарастать с каждой минутой.

Вдруг десятник вместе с парой других стражников вышел из очередного шатра. Из-за его спины выглядывал Отец, а в руках он держал… Мордан не поверил своим глазам. В руках десятника была его сумка!

— Чья это сумка? — громко спросил десятник.

— Моя, — не успев подумать, ляпнул Мордан и даже сделал шаг вперёд.

Десятник хищно осклабился и достал из сумки какую-то подвеску с крупным тёмно-синим камнем на цепочке, судя по цвету — золотой.

— А это тоже твоё? — спросил десятник, надвигаясь на Мордана. Стражники выдвинулись вперёд и встали от него по бокам.

— Нет, не моё, — ответил Мордан, пока не понимая, что происходит, и сделал шаг назад.

— Правильно, не твоё! — обрадовался десятник. — Потому что это — клянусь Талосом! — фамильный амулет почтенного главы клана Расколотый Щит. А не скажешь ли ты, серый, почему цепочка от амулета торчала из твоей сумки?

— Не знаю. Я никогда его раньше не видел, — сказал Мордан, ощущая словно большой кусок льда у себя в животе.

— Не видел? Удивительно! Наверное, он туда с неба свалился, да?

— Каджит хотел бы скромно заметить, — подал голос из-за спины десятника Отец, — что вход в город закрыт только для каджитов. Все остальные могут свободно входить и выходить оттуда.

Яркой вспышкой взорвалась мысль в голове Мордана. Он всё понял!

— Дро'зарр-Дар! — воскликнул он возмущённый кошачьим вероломством. — Как ты?… Почему?… Ты же сам говорил: каджит каджита не обманывает!

— Всё так, — спокойно ответил Дро'зарр-Дар. — Но Морд’Ан не каджит. Он — человек.

— Я не человек! — заорал вскипевший от гнева Мордан. — Я — тёмный…

Его прервал грубый толчок одного из стражников.

— Пошли уже, тёмный! А то тюрьма заждалась.

Глава 4. На самое дно и глубже

Тоска. Тоска, тощечка, тощища — самое главное чувство, которое ни на миг не отпускает человека в тюрьме. Это Мордан узнал довольно быстро, оказавшись в одиночной камере в тюрьме Виндхельма. Его бросили в каменный мешок пяти шагов в длину и четырёх в ширину. Охапка прелой соломы на полу да дыра для нечистот в дальнем углу — вот и всё, что в ней имелось. Заключённому оставалось или ходить от стены к стене, или валяться на соломе, крутить в пальцах фибулу Белки либо клык Рыжего — всё имущество, которое при нём оставили. Единственное, что не смогли у Мордана отнять и чем он с удовольствием пользовался — это воспоминания. Часами он перебирал их в памяти, начиная с самых приятных. Нарастающая тяжесть орехового удилища, которое сгибается под грузом попавшегося лосося. Замшелые надгробия фолкритского кладбища с полустёртыми надписями. Похвала старого Улрина перед всеми учениками за то, что самый первый решил задачку. Улыбка на лице Эйры при виде целой корзины корней Нирна, собранных им по берегам ручья в глухом распадке. Огненное заклинание, от которого впервые вспыхнул хворост под его рукой. Взгляд, быстрый, искоса брошенный, изумрудных глаз Белки, горячие поцелуи под грохочущий аккомпанемент грозы, сладкий вкус её слюны, отдававшей лесной земляникой. Настоящее Эльсвейрское Рагу и чувство удивительной лёгкости, вызванное махоньким глотком скумы.

Но незаметно приятные воспоминания сменялись тёмными, терзающими душу. Колено Болли на горле. Хруст птичьих костей под сапогом Тефара. Гулкий удар ноги Малога, выбивший из под него бочонок. Свист стрелы, выпущенной в него Белкой. Кривая распухшая нога, выглянувшая из задранной штанины. Вытягиваемый за золотую цепочку амулет с густо-синим самоцветом, заигравшим на солнце, как только седобородый десятник достал его из котомки Мордана.