Страница 33 из 45
Случалось, что мёртвые сами рассказывали живым о зарытых кладах, — но нарушение обещания молчать грозило смертью и тем, кому духи добровольно раскрыли тайну.
Сто пятьдесят лет назад на хуторе в Западной Норвегии жил парень, которого звали Якоб. Как-то вечером он собрался на танцы. По дороге повстречал он двух незнакомых девушек, которые с ним поздоровались, а он поприветствовал их в ответ. «Далеко ли собрался?» — спросила одна. «Нет, всего лишь на танцы». «А с нами не потанцуешь?» — спросила другая. «Почему бы и нет», — сказал он. «А откуда вы?» — «Какая разница? Мы же можем потанцевать». Так они и сделали. Через некоторое время девушки остановились и поблагодарили его за танец. Они сказали, что если он последует их совету, то станет богатым человеком. Раз он вырос в Фьельморберге, то может найти клад. И они укажут ему место, где тот зарыт. Но если парень проговорится, с ним случится несчастье. После этого они исчезли.
Так как было ещё рано, Якоб не хотел возвращаться домой, а продолжил свой путь на танцы. Там он столько выпил, что рассказал всем, что танцевал с двумя таинственными девушками, которые указали ему на сокровища. Когда танцы закончились, Якоб пошёл домой спать, а клад решил выкопать утром. Но когда он проснулся, то почувствовал себя так плохо, что не смог встать с кровати, и через три недели умер. С тех пор многие искали клад в горах, но никто ничего не нашёл.
В Южной Норвегии, в Агдере, Сетесдале и Телемарке чаще всего можно было встретить «межевого духа», дейлдегаста (deildegast). В этих местах с давних времён было больше всего тех, кто владел внушительными наделами земли, и тех, кто пользовался ею, платя хозяину за это деньги, иногда последние. От того, есть ли у тебя земля, часто зависела сама жизнь — а потому и владение традиционно считалось святым и незыблемым. Тайное изменение границы владений было одним из самых серьёзных преступлений, хуже любой кражи, — почти во всех земледельческих культурах. «Проклят нарушающий межи ближнего своего!», «Да будет проклят тот, кто передвинет межевой камень между собой и соседом!» — сказано в Ветхом Завете. В Средние века за это следовали тягчайшие и жестокие наказания: например, руки преступника зажимали между раскалёнными камнями.
Как строго ни карай за нарушение границ — не всегда легко обнаружить его. Но существовало нечто, что удерживало людей от этого лучше любого закона, — риск никогда не упокоиться после смерти и вечно исправлять содеянное. По народному поверью, преступники после смерти возвращались на место преступления и без отдыха таскали тяжёлые камни на место, где межевым знакам полагалось лежать. Но камни выскальзывали из рук духа в тот самый момент, когда казалось, что он уже справился с заданием. Этих несчастных и звали межевыми духами. Одни говорили, что душа после смерти привязывается к этим камням, другие — что человек, передвигающий камни, принимает вид птицы или лесного духа.
Некоторых людей не волновали древние заветы.
Рассказывают о жадном Исайе Бюгге, бывшем священником в Балле в 1647-1697 годах. Местность Балле весьма болотиста. Исайя, недолго думая, погрузил межевой камень в одно из глубоких болот и тем самым присвоил себе часть соседских земель.
Но ему пришлось за это поплатиться. Став межевым духом, много сотен лет он не может найти себе покоя. Каждую ночь он пытается вернуть камень на место, но это никогда ему не удаётся, и тогда он воет и беснуется, а на следующую ночь снова вынужден начать свой сизифов труд. Иногда ему почти удаётся вытащить камень из трясины, и тогда над болотом раздаётся его торжествующий хохот, но в последнюю секунду камень всё равно выскальзывает из его рук и падает на дно.
Камень слишком тяжёл для межевого духа. Так же тяжёл, как и его грех. И даже если ему удаётся вытащить камень на твёрдую землю, он не может вернуть его на место, так как межевой камень становится всё тяжелее и тяжелее при приближении к цели — месту, где камень когда-то стоял. Межевой дух не может его сдвинуть с места, каким бы сильным он ни был (а эти духи знамениты своей огромной силой), и рано или поздно камень всё равно скатывается вниз. А Бюгге бежит следом и страшно воет, проклиная свою участь.
Мучения межевого духа будут продолжаться до самого Судного дня, ведь никто не сможет обрести покой в могиле, единожды посягнув на священные границы между землями.
Но есть единственный способ избавить межевого духа от проклятия — передвинуть межевой камень на его законное место. Так случилось и в нашей истории.
Люди, жившие на землях, раньше принадлежавших священнику, боялись духа, но однажды на хутор забрёл паренёк, который вызвался освободить грешника от кары, а жителей хутора — от ночных завываний. Ночью он вышел к духу и сказал: «Теперь ты поведаешь мне, где лежал камень, и я отнесу его туда». Так и было сделано, и с тех пор дух перестал появляться и обрёл наконец покой.
Подобный счастливый финал — редкость. Как правило, люди страшились межевых духов и не решались помочь им. Поэтому большинству межевых духов суждено мучиться до дня Страшного суда.
Гораздо охотнее люди помогали обрести покой умершим младенцам, хоть и рисковали при этом своей жизнью.
В средневековом мире отношение к детям было совсем другим, чем сейчас. В беспомощном, ещё не умеющем говорить и мыслить ребёнке редко видели отдельную личность, человека, нуждающегося в заботе и любви, — ребёнок был будущим продолжателем рода, наследником богатств, частью сообщества: маленьким взрослым, заготовкой взрослого мужчины или женщины. А зачем же нужен наследник, которому нечего наследовать, в бедной семье, если и взрослым-то есть нечего? Для чего ребёнку мучиться от голода и холода, не проще ли от него сразу избавиться? Тем более что медицины в нашем её понимании тогда и не было, и множество детей погибало от болезней, которые сейчас легко вылечиваются. А уж если женщина рожала без мужа, вне брака, то считалась опозоренной навек — и ей приходилось выбирать: либо скрыть свой грех от всех, уничтожить его последствия, либо сохранить ребёнка и обречь себя на одиночество, презрение и нищету. И не всякая, далеко не всякая, выбирала жизнь чада.
Дух некрещёного младенца, оставленного умирать в лесу, без погребения, или ребёнка, которого не успели крестить и вместо похорон просто закопали в овраге или на перекрёстке, в «нечистом» месте, назывался утбюрден (utburden). Это существо очень опасно. Народное поверье гласит: если встретить его, оно непременно потребует отнести себя на кладбище, грозя страшной смертью в случае отказа. Но люди, согласившиеся взять утбюрдена на плечи, всё равно обречены на гибель. Чем ближе кладбище и освящённая земля — тем тяжелее становится младенец, и, когда до кладбищенской ограды остаётся несколько метров, он становится настолько тяжёл, что проваливается сквозь землю вместе со своим несостоявшимся спасителем.
На Украине рассказывают о мавках (навки, нявки) — мертворожденных или не успевших получить крещение детях.
Но был способ помочь утбюрдену и не пострадать при этом: дать ему имя. Тогда его можно будет похоронить.
Правила строго-настрого запрещали хоронить младенцев, умерших до крещения, в освящённой земле кладбища, но матери прибегали к помощи церковных служащих и сочувствующих людей. При раскопках обнаруживали маленькие гробики около церковной или кладбищенской ограды. Близость к святому месту давала надежду на то, что мёртвые обретут покой.