В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре

Многие черты в образе и характере водяного роднят его с другими персонажами норвежского фольклора. Как и морское чудо­вище драуг (см. статью «Драуг»), водяной преследует свою жертву. Кроме того, многие поверья приписывают ему, так же, как фоссегриму, музыкальный талант (см. статью «Дух водопада»): есть немало бы­личек о том, как нёкк обучает людей игре на музыкальных инструмен­тах. Согласно другим рассказам, он, подобно квернкнуру (см. статью «Мельничный дух»), может останавливать мельничное колесо.

Страх воды издавна присущ всем людям. Потому образ злокозненного водяного духа существует в поверьях большинства народов. Так, в далёкой Японии верили, что в прудах и омутах живёт существо по име­ни нуси, которое может утащить человека на дно, ухватившись за его тень на воде. Подобно нёкку, нуси способен превращаться в человека — юношу или девушку, а также в змею или гигантского паука, который сво­ей паутиной может затянуть под воду целый дом.

Поразительно много общих черт обнаруживает с норвежским собратом и наш русский водяной. И места для жизни он выбирает те же, что и нёкк, — глубокие озера, омуты, запруды и плотины. И на вид он такой же лохматый и волосатый, обросший тиной, водорослями и мхом, с длинной густой бородой. И характер у него столь же скверный, если не хуже: он не только топит людей, но и насылает болезни, устраивает водоворо­ты и наводнения, вызывает сильные ветры и губит посевы на прибрежных полях. Потому наши прадеды, в особенности рыбаки и мельники, стара­лись задобрить водяного, жертвуя ему первый улов рыбы, внутренности и туши убитых животных, хлеб, водку или деньги. И превращаться во что угодно русский водяной умеет не хуже нёкка. Чаще всего его встречали в образе старика или ребёнка, а также в обличье разных животных: со­баки, ягнёнка, рыбы и лебедя. Надо заметить, что русский водяной более хозяйственный, чем его норвежский родич: он печётся о рыбе и птице, пе­реманивая её из других озёр; пасёт по прибрежным лугам табуны своих лошадей и стада коров. Кроме того, наш водяной нередко бывает семей­ным. Он женится на русалке или утонувшей девушке, и та, как всякая же­на, занимается хозяйством, рожает и воспитывает маленьких водянят и в придачу заботится о душах других утопленников. Кстати, ни одно из средств против нёкка не годится в борьбе с русским водяным. Обитатели отечественных водоёмов не боятся услышать своё имя или получить пле­вок, тут нужны средства посильнее, такие, например, как чеснок, папо­ротник, верёвка, сплетённая из девяти полос липового лыка, пуговица от свадебного наряда, святая вода. А если ничего из этого под рукой не ока­залось, можно загадать водяному загадку или задать вопрос, на который он не сможет ответить.

Представления о внешнем виде водяного также могут различаться в зависимости от возраста преданий и места их бы­тования. Например, в старинной балладе о Хейему нёкк — вовсе не мокрое чудище из лесного болота, а настоящий морской царь, который приплывает за девушкой на своём собственном корабле. А в некоторых районах Норвегии нёкка называют «во­дяным троллем» и утверждают, что у него несколько голов, — со­всем как у обычных троллей. Наконец, есть былички, в которых «водяным (или морским) троллем» называют существо, которое обитает в море и является человеку то большой уродливой рыби­ной, попавшей на крючок, то чудовищным великаном. Похожие истории рассказывают в Вестеролене и о хавмане (см. статью «Духи моря»).

Как-то поплыли Юхан Перса и Элиас Нильса на остро­ва поохотиться на морских птиц и собрать птичьих яиц. В тот день им везло: жирных гаг настреляли да яйцами целый ящик наполнили. Из дома они взяли кофе и еду, да к тому же в лодке припасли небольшую фляжку, — надо ж себя побаловать. Развели костёр, покурили, по­болтали немного о том о сём, а потом Элиас и говорит Юхану: «Последи-ка ты за кофе, а я возьму лодку и по­рыбачу».

В тот день клёв был отменный, но ни одной рыбёшки поймать не удавалось. Казалось, будто чья-то крепкая рука дёргает за крючок, а когда вытаскиваешь леску — крючок пустой. Тут Элиас и заподозрил, что дело нечисто.

«Ну, погоди, раз ты такой голодный, может, вот это по­пробуешь?» — пробормотал тогда Элиас, посмеиваясь в бороду. Взял старую рыбацкую рукавицу, наполнил её всяким хламом и прицепил на крючок. Не успел удочку забросить, как леску потянуло на дно. Чувствует Элиас — на крючке что-то тяжёлое. Стал тя­нуть изо всех сил, да всё напрасно. Но не таков он, чтобы вот так просто сдаваться: намотал леску на ук­лючину, поплевал на руки и давай опять тянуть. Вдруг поклёвка прекратилась. Элиас уж было подумал, что крючок оборвался, как вдруг из воды появился здоро­венный морской бычок: головой во все стороны мота­ет — от рукавицы избавиться хочет. И несётся рыбина прямо на Элиаса. Стукнулась с треском об лодку и лег­ла на воде — на Элиаса во все глаза смотрит. Такой страсти Элиас отродясь не видывал: в широко раскры­той пасти болтается крючок с приманкой, а сама ры­бина пыхтит и стонет, жабры раздуваются, словно ог­ромный пузырь, а маленькие косые глаза блуждают во все стороны. Тело её сплошь покрыто шипами, а кожа висит на ней, словно лохмотья.

Тут Элиаса зло взяло, что какой-то проклятый бычок испортил ему всю рыбалку. «Эй, ты, глазей сколько влезет, — крикнул он, — а только я тебя ничуть не бо­юсь!» Изловчился он, схватил морского зверя, выдер­нул крючок и плюнул с досады прямо ему в пасть. «Вот тебе, свинья ты этакая!» — сказал Элиас и выбросил рыбину в море...

Прошло время, и случилось так, что Элиас опять отпра­вился на рыбалку в те места. На этот раз он был один. Оставил Элиас лодку в тихой заводи и пошёл пригото­вить кофе. А пока кофе варился, решил побродить по острову. Волны бились о каменистый берег, заливая солёной водой каждую расселину, а вокруг на скалах кричали птицы.

Тут и вспомнил Элиас о рыбине, что попалась ему здесь на крючок не так давно. Откуда ни возьмись, видит — прямо перед ним на камне лежит та самая тварь. «Долж­но быть, выдра её тут бросила. Едва ли она ещё жива, смотри, вон вся высохла», — подумал он и потрогал её ногой. А рыбина возьми да и оживи: стала биться, изви­ваться, как сумасшедшая, пастью воздух хватать. Тогда Элиас поддал её ногой покрепче, так что полетела она прямо в море.

И вдруг стала рыбина расти, расти и превратилась в жуткое чудище. Поднялось чудище из воды, разинуло пасть размером с корабельный сундук и проревело: «Ну что, может, и теперь захочешь плюнуть мне в пасть, Элиас? Только вот что я тебе скажу...» Дальше Элиас слушать не стал. Кинулся он прочь, да с такой прытью, что только пятки засверкали. Вскочил в лодку и всю дорогу до дома грёб так, что пот лился с него градом. И только когда к берегу причалил, вспомнил Элиас, что там, на огне, у него кофе варится...

Т. Киттельсен

Кто же такой на самом деле водяной и почему пред­ставления о нём так запутанны и противоречивы? Возможно, всё дело в том, что когда-то в древности нёкк был владыкой всех водных просторов Норвегии и обладал огромной магической си­лой; но с течением времени представления о водных обитателях становились всё детальнее, появлялись новые персонажи, и нёкк постепенно «передал» им большую часть своих полномочий и способностей. А сам отправился «на покой» — в тихие тёмные омуты лесных озёр, чтобы там на досуге подстерегать незадач­ливых представителей рода людского.

Т. Киттельсен. Морской тролль. 1881

Если ночью в углу комнаты вдруг сгустится мрак... Если чёрной тенью что-то скользнёт к твоей кровати... Если окажется под боком что-то жаркое и пушистое — не поймёшь, то ли кошка, то ли копна волос... Если в темноте вдруг навалится на грудь страшная тяжесть... Если снова и снова снится кошмар, будто тебе не хвата­ет воздуха... Если ты просыпаешься с криком, весь в поту, словно чуть не умер от удушья... Знай, к тебе приходила мара.