В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре

Хюльдра согласилась расстаться с короной. А чтобы вер­нуться обратно, велела она парню взять нож, встать к ней спиной и снова подбросить его так, чтобы он перелетел ей через голову. Он всё исполнил — и невеста пропала. На этом примере видно, как работает общее правило, гласящее, что наш мир — «прямой», а «тот» мир — «обратный», и, соответственно, для пересечения грани­цы необходимо либо распространить прямой порядок на его часть, либо самому проделать что-то в обратном порядке.

Не только бросив нож через голову хюльдры можно «включить» её в наш мир. В одной быличке рассказывается, что па­рень дразнил хюльдру своим шейным платком, а потом взял да и обернул ей талию этим платком. И тогда мать хюльдры сказала, что теперь он не может отказаться от её дочери.

Ещё один надёжный способ — пустить хюльдре кровь. Всё равно, каким образом. Можно легонько порезать ей палец — так, чтобы показалась капелька крови, можно просто укусить. Как пра­вило, после этого хюльдра говорит, что не может вернуться к сво­ему народу, и теперь герой просто обязан на ней жениться. (О ро­ли крови в фольклорных представлениях см. также статью «Скры­тый народец».)

Но это ещё не всё, хюльдра ещё не человек до конца. Те­перь её нужно окрестить, а потом повенчаться с ней. По разным бы­линкам, хвост у неё отваливается либо во время крещения, либо пе­ред алтарём во время венчания. Говорят, что в одной церкви в раз­ное время отвалилось таким образом целых семь хвостов. Они и сейчас там хранятся, прибитые к стенке, просто их никто не видит.

Иногда, правда, хюльдра лишается не только хвоста, но и своей необычайной красоты — ведь она становится человеком, а фантастическая красота — почти такая же метка «того» мира, как и хвост. Впрочем, необычайная удача и благополучие доста­ются её жениху в качестве приданого. На её хуторе всегда всего вдосталь и всё лучше, чем у соседей. И жена из нее получается хорошая: ловкая, работящая. Вот только с мужем ей не всегда ве­зёт. Если же он оказывается лентяем или грубияном, хюльдра дол­го терпит, а потом...

Множество быличек рассказывает о том, что было, ко­гда муж переставал уважать свою жену-хюльдру. Вот как-то раз зовёт хюльдра своего мужа к столу, зовёт раз, другой, а он в кузнице подкову куёт и не отзывается. На третий раз приходит хюльдра сама в кузницу, спрашивает, что это он не идёт, а он ей довольно грубо отвечает, мол, не мешай, я работаю. Тогда хюльдра голыми руками берёт раскалённый брусок и сгибает его, как надо. После того как жена доказала своё превосходст­во, муж ей больше не перечит и живут они душа в душу. Правда, одна быличка добавляет: из-за того что хюльдре пришлось лиш­ний раз напоминать о том, что она не вполне человек, она сно­ва утратила часть своей красоты. Что интересно, в подавляю­щем большинстве быличек свою силу хюльдра показывает именно так — сгибанием подковы.

Не только у норвежцев кузнечное дело рассматривается как не вполне обычное, тесно связанное с волшебством, с другим миром. О кузнеце часто говорят, что он колдун. Ещё бы! Ведь он имеет дело с огнём, зна­ет, как придавать форму железу, как сделать всё — от сохи до колечка. Этого не может никто другой, поэтому знания кузнеца рассматривают­ся как священные. Способность кузнеца создавать вещи напоминает о боге-творце, который из подручных предметов создал мир. Сходство кузнеца с богом-творцом внушает уважение и страх. Такое отношение к кузнецу как к носителю странной силы распространено у разных на­родов, от Ирландии до Индии. Встречается оно и у нас. Недаром Вакула, одолевший чёрта в повести Гоголя, — кузнец. Вот и пришедшая из волшебного мира хюльдра так ловко управляется с раскалённым ме­таллом.

Однако нашлась история, в которой хюльдра по-другому проявляет силу. Вот какая.

Много лет назад жил на одном хуторе в доли­не Сокнедал парень. Был он заядлым охотником и рыболовом и почти весь год проводил с соседскими  парнями в горах Сандфьелль. Удивительная история с ним приключилась — непростую он нашёл себе жену...

Как-то осенью расположились они на сетере. Погода — на загляденье! Целыми днями охоться себе, рыбу лови. Куропаток не счесть, добычи много. Да зарядить ружьё — дело нешуточное: тебе и пороховница понадобится, и мешочек с дробью, и огниве с паклей. Словом, времени на выстрел уходило много, но уж чего-чего, а времени в горах хватает.

Как-то вечером наш парень возьми да и не приди ноче­вать на сетер после охоты. Три дня и три ночи не было его, друзья искали-искали — не нашли. Придётся им, видно, с дурной вестью домой возвращаться. Они уж решили, он сам нечаянно себя под­стрелил, да и выкарабкаться не смог. Спустились в долину, а тут на тебе — оказывается, вернулся он на хутор в тот же день, что про­пал в горах. Он и думать не думал, что они его, взрослого, хватят­ся. Вот как, по его словам, всё приключилось.

Вышел он рано поутру на охоту и пошёл вверх вдоль ручья. Страх как захотелось ему куропатку пожирнее подстре­лить, да ни единой птицы не нашёл. Уж и темнеть стало... Видит вдруг парень: на камне у горного ручейка — куропатка. Выстре­лил он, куропатка в ручей и упала. Подошёл, смотрит — девушка у ручья сидит и приветливо так ему улыбается, а куропатку в ру­ках держит.

—  Неужто мимо? — говорит парень.

—  На, возьми, — протягивает ему красавица куропатку.

— Ты что здесь, в горах, так поздно осенью делаешь? — спрашивает парень.

— Работу ищу. У меня и отец, и мать умерли, никого не ос­талось, — отвечает девушка. Не много рассказала она о своей родне, сказала только, что она из Фолдала.

Так и пошли они на хутор вдвоём, да потом и поженились, В первые годы после свадьбы разленился парень. А тут известно как: не потрудишься, не будет тебе ни от земли урожая, ни у скота приплода. Долго его жена просила хоть новую квашню сделать — старая-то поизносилась, дно до дыр протёрлось, не в чем тесто за­месить. Она уж сама для этого и подходящую сосну приглядела. С утра до ночи только об этой сосне и твердит.

Сидел он как-то вечером незадолго до Рождества у оча­га без дела. А на улице метель страшная, ветер завывает.

— Сходи, сруби сосну, — завела своё жена. — Мне кваш­ня нужна. Праздник на носу, пироги печь надо, а у меня и посуды нет тесто поставить. Я больше ждать не буду.

— Да ты посмотри, какая погода! Лошадь — и ту жалко. Тут жена взбеленилась:

—  Ну и сиди сиднем, береги себя и свою лошадь! Видно, придётся бабе самой управляться. Погоди, ты меня ещё узнаешь!

Укуталась она потеплее, взяла топор и отправилась в лес.

Не прошло и часа, как муж решил немного дров нару­бить. Зимой он только эту работу и делал: батраки сами свозили домой сено с полей и сетеров, он с ними никогда не ездил.

Подошёл к дровянику и видит сквозь метель: жена идёт из лесу, пешком, на своих двоих, а на плече чурбак для квашни несёт. Такой толщины чурбак, его и не обхватить человеку руками. Кину­ла она его в снег, чуть мужа не задавила.

— А ну принимайся за квашню! Кабы я тебя так крепко не любила, отведал бы этого! — и кулак ему под нос сунула.

С того дня мужа как подменили. С таким жаром он за ра­боту взялся, что с каждым днём достатка в усадьбе прибавлялось. А квашню смастерил такую крепкую да ладную, что ей до сих пор на хуторе пользуются.

Много было в Норвегии крепких хозяйств, много рачи­тельных хозяев, которые говорили, что они из рода хюльдры, что прапрабабушка их, пока за прапрадедушку не вышла, с хвостом по горам бегала. Мол, это от неё удача досталась. Может, говорили так, чтоб соседи не завидовали. Как же те­перь узнаешь? Только соседи тоже в долгу не оставались — что там хюльдра-прабабушка! Её уже давно и на свете нет, мир её праху... А вот у нас на хуторе настоящий ниссе живёт, за кобы­лами нашими присматривает, а мы ему за это... Но это уже со­всем другая история.