Страница 13 из 45
Т. Киттельсен. Эй, девушки, открывайте! 1909
Богородичная травка — народное норвежское название ятрышника пятнистого (Orchis maculata L), русское народное название — кукушкины слёзки, царь-трава. Это невысокий цветок, растущий в светлых лесах, на влажных полянах и болотах. Листья у него покрыты коричневыми пятнами, как шкура гепарда, а причудливые розовые цветки собраны в колос. Он является родственником тропической красавицы орхидеи. Он приспособился и к нашему климату, и к норвежскому, только пришлось ему стать меньше ростом. Потому и красота его цветков не бросается в глаза. Впрочем, красота в нём — не главное. Главное его достоинство — целебные качества, за что назвали его богородичной травкой, — всегда помогает, как Божья Матерь. Потом стали верить, что связан этот цветок с небом не только названием, что он наделён небесной силой и может служить защитой от нечисти.
Но порой хюльдреман может и отомстить за обиду, прокляв обманувшую его девушку. Так и случилось с одной скотницей: хитростью избавилась она от хюльдремана, но с тех пор всё тело у неё стало болеть так, что не могла она подняться с кровати.
А одной молодой девушке, Эли, которая жила летом на сетере, удалось спастись прямо из-под венца. Вот как это было.
Как-то Эли случилось ночевать на сетере одной. Была с ней только собака. Только улеглась Эли спать, как отворяется дверь и входит её жених. «Ну вот, — говорит, — пришло время и свадьбу играть. Вставай, некогда разлёживаться».
А. Шнайдер. Свадьба скрытого народца. 1879
«Пожениться мы собирались, — удивилась про себя девушка, — да не так скоро». Жених стоит на своём, а она стала к нему приглядываться, и сомнение её взяло — тот ли он, за кого себя выдаёт, можно ли ему верить? Видит, и собака ощетинилась, рычит на пришедшего к ней гостя. Испугалась Эли и согласилась.
И тут откуда ни возьмись в избушке народ собрался — к свадьбе готовиться. Видит девушка, стоят две старушки и ласково так на неё смотрят. «Очень уж злая у тебя собака, Эли, — говорит одна из них. — Выгони-ка ты её во двор». Смекнула Эли, что хотела сказать старушка, повязала на шею собаке свою красную ленту и выпустила пса за дверь. Да крикнула ему вслед, чтобы домой бежал.
Убежала бы и сама, да уж подошли к ней, чтобы наряжать для праздника. Одна из старушек надела ей на грудь ожерелье невесты и шёпотом стала успокаивать: мол, помощь скоро придёт.
Тут Эли и вспомнила, что когда-то давным-давно с этого сетера пропали две девушки. «Может, это они и есть, вот и хотят помочь», — подумала Эли, и у неё отлегло от сердца. Не стала она им мешать: пусть делают как знают.
А собака тем временем прибежала на хутор и давай выть да на стену, где ружьё висело, бросаться. Тут увидели все на шее у собаки красную ленту Эли и поняли, что с ней что-то неладное приключилось. Собрал бонд работников, взяли они ружья и поскакали на сетер.
Меж тем в избушке всё было готово к свадьбе: и комната убрана, и стол накрыт, и невеста наряжена. А Эли дрожит да всё в окошко поглядывает: не скачет ли кто. Вдруг услышала она выстрел. «Господи, спаси и сохрани», — зашептала Эли и сложила руки крестом на груди. Скрытый народец тут же стал срывать с неё наряд невесты, только ожерелье никак им не снять из под скрещенных рук. Потом выкатились все серыми шерстяными клубочками вон. Так и спаслась Эли.
А то ожерелье по сей день хранится на хуторе.
Можно забрести в горное царство по ошибке или поддавшись на уловки. Тогда, если хочешь ещё раз увидеть родной дом, ни в коем случае нельзя разговаривать, есть или пить то, что тебе предложат хозяева горы, — можно лишь молчать да молиться. И впрямь, нехорошая там еда, не для людей: много рассказов есть о том, что, приглядевшись к нездешним яствам, различал в них гость пятнышки крови.
Кровь в народных верованиях — сильное магическое средство. По законам волшебного мира кровь — это сам человек. Поэтому, кто принял немного крови подземных жителей, тот сам уже до некоторой степени подземный житель. А если волшебное существо проливает свою кровь в человеческом мире, то оказывается связанным с этим миром и уже не может уйти.
Если же посчастливилось выбраться из горы — пока не поспишь ночь дома, нельзя никому рассказывать о том, что с тобой произошло. Но даже те, кто сумел вырваться из-под власти скрытого народца, всё равно до конца жизни несут на себе тайную печать, и неуютно им среди людей.
Так, рассказывают про одного старого священника, который вызволил свою взрослую дочь из плена скрытого народца. Ему пришлось звонить в колокола три четверга подряд. И вот в третий четверг собрал он людей и попросил их встать возле берега реки, взявшись за руки, подобно живой цепи, — и не пускать девушку к воде, когда она появится. Как только начал он звонить в колокола, со стороны леса и в самом деле показалась его дочь — обезумев, как дикий зверь, бежала она к реке, чтобы броситься в неё. Крепко сомкнули руки поселяне и спасли девушку. Но она так никогда и не смогла стать такой, как прежде.
Однако случалось и так, что люди сами уходили в царство скрытого народца, заводили там семьи и лишь иногда, по праздникам, возвращались, чтобы навестить родных.
Подчас вмешательство скрытого народца в жизнь людей оборачивалось несчастьем. Чтобы связать свой мир с человеческим более тесными узами, тюссы крали младенцев. Забудет мать положить в кроватку к новорожденному спасительные Библию, Псалтырь или сталь, да ещё оставит его ночью без присмотра, придёт скрытый народец и заберёт маленького, а взамен подкинет своего. Таких детей норвежцы называли подменышами.
Лежит подменыш в колыбели, уродливый, тощий, большеголовый, и только и делает, что ревёт, а подрастёт — говорить толком не умеет, только злится, мычит да камнями во всех швыряет.
Хочешь вернуть своего ребёнка назад, надо мучить подменыша и всячески над ним издеваться, — например, хлестать его три четверга подряд на куче мусора. Если его мать не сможет вынести того, как издеваются над её кровным чадом, она поменяет детей обратно, да ещё укорять будет: «Добрее я была с вашим ребёнком, чем вы с моим!»
Ещё один способ избавиться от подменыша — заставить его говорить. Для этого нужно сделать какую-нибудь очень странную вещь, тогда он от неожиданности и заговорит. А если заставить подменыша сказать, сколько ему от роду исполнилось, то он и вовсе умрёт.
Так, у одной женщины на севере, в Тейстевике, был ребёнок, да такой странный, что женщина задумалась: уж не подменыш ли он? Расти не растёт, на вид страшный, неповоротливый. Вот и пошла мать к самой старой женщине на хуторе за советом.
— Ну, — сказала старуха, — возьми веник и яичную скорлупку, плесни в скорлупку сливок и веником мешай. Сядь перед колыбелью и прикинься, что масло сбиваешь.
Так женщина и сделала. Как увидел это подменыш, сразу заговорил: «Уж на моих глазах весь лес семь раз на дрова переводили, и ни разу я не видал такой маленькой маслобойки и такого большого пестика!»
Т. Киттельсен. Подменыш. 1887-1892
Тут и ясно стало — подменыш это. Опять женщина к старухе пошла: теперь-то что ей делать?
— Э, — сказала старуха, — придётся тебе обойтись с ним так круто, как только сможешь!
Ну та и принялась за дело, как домой вернулась. Схватила подменыша за ноги, перевернула и давай пороть, рук не жалея. Не прошло и недели, как распахнулась дверь и вошла незнакомая старуха. Она бросила настоящего ребёнка в угол и сказала:
— Своего гадёныша принимай, Моё золотое дитятко назад отдавай!
Схватила своего ребёнка и вмиг пропала.
По-разному предстаёт скрытый народец в поверьях и преданиях: то добрым, понятным и знакомым, то жестоким и таинственным. Эта двойственность заложена в самой его загадочной природе — равно и близкой, и чуждой человеку. Издревле персонажи быличек и преданий жили в народном представлении бок о бок с людьми, и связывала их сложная система условий, уступок и договоров. Мир сказаний и поверий был неразрывно связан с маленьким космосом, в котором обитали земледельцы, и пастухи, и рыбаки — с деревенским домом и горным пастбищем, с покрытыми таинственным лесом горами, с долгими зимами и свинцовой морской водой.