Страница 9 из 65
Факты — упрямая вещь, и, признаться, предстоящий разговор рисовался проще, хотя и уже наслышан был, что Генрих Романович (известный своими трудами в науке) привык к похвалам, к успеху и критику не приемлет.
— За три года мы сделали в науке то, что другие не смогли за десять лет, — начал Иваницкий. Усмехнулся. — А вместе благодарности нам выставили счет, кому-то выгоднее коллекционировать ошибки при разработке "искусственной крови". Но какая задача ставилась перед институтом — создать новый препарат. Мы его создали. А коли в клиниках наплутовали, накрутили — так обращайтесь с претензиями в Минздрав.
— Опыт с обезьянами, однако, из вашей книги.
— Белоярцев занимался этим.
— Хорошо, но вот под документом в правительство ваша подпись. Указываете, будто ста больным ввели перфторан — и все прекрасно.
— Машинистка ошиблась, ноль приписан.
Нет, нашим разговором Г. Иваницкий отнюдь не обескуражен, держится спокойно, никаких сомнений. Подумаешь, бумажки не так заполняли. Главное — двинули науку вперед, а уж все остальное не наши печали. Лукавит, ох лукавит Генрих Романович.
Традиции в русской науке, особенно благородные в медицине, предписывают ученому щепетильную ответственность за каждый опыт, за каждую публикуемую цифру, факт. При создании нового препарата нравственными заповедями пренебрегли с самого начала. Гнали работы, срезая дистанцию, без достаточных экспертиз, тестов, опытов — скорей, скорей! Однажды об этом зашел разговор на "пятиминутке". Белоярцев зло отрезал: "Не мелочитесь! Все привирают в интересах дела. Что не сделали, потом доделаем".
После наработки первых партий сотрудники лаборатории Г. Сологуб и Е. Маевский обратились с просьбой ввести им внутривенно эмульсию для апробации. Белоярцев возмутился: "Да вы что, ребята, разве такую гадость можно себе вливать?!" И все-таки, в обход Фармкомитета, не имея разрешения, институт перенес опыты с "голубой кровью" непосредственно в клиники. Почему разработчики прибегли к помощи знакомых, а не обратились с официальной заявкой в Минздрав? Тут свой расчет. И Белоярцев, и Иваницкий знали: препарат еще сырой — согласия не добиться. Значит, надо поставить комитет перед свершившимся фактом, победой, подкрепленной россыпью цифр, именитых подписей, разрекламировать незаконный препарат.
И он удался, этот нехитрый маневр.
Располагая всего двумя-тремя случаями применения эмульсии (причем отчитывались за перфторан, а применялся и фторэм, и перфузоль), академики АМН М. Кузин, Ф. Комаров, замминистра здравоохранения СССР Ю. Исаков подписывали документы, свидетельствующие об успешном лечении фторуглеродным кровезаменителем ряда недугов. Подписывали, когда работа только началась и не было достоверных данных ни об отдаленных результатах, ни о непосредственном эффекте. А сейчас выясняется: некоторых больных сразу после такого лечения приходилось "отправлять" в реаниманию…
— Отчеты, которые дал нам Институт биофизики, были прекрасные, и мы дали "добро" на проверку препарата в клиниках, — говорит главный ученый секретарь Фармкомитета Г. Руденко. — А оказывается, в ходе испытаний менялось соотношение ингредиентов, т. е. практически использовались без разрешения новые и новые препараты — подбирали на больных, что лучше, что хуже.
С легкостью необыкновенной ложь обретала ученую солидность. Например, во Всесоюзном научном центре хирургии эмульсия использовалась при лечении 29 больных. Поставили 50. В институте хирургии им. Вишневского (только по одному из отделений) 45 переправили на 137. В госпитале им. Бурденко (здесь вообще отчитывались чужими данными) вместе 236 больных указали 437… Обманывали других, обманывались сами. (Подтасовки стали возможны и потому, что ни у разработчиков, ни у клиницистов — нигде не велось учета препарата, кстати, весьма дорогого.)
— На сегодня роль "искусственной крови" на перфторуглеродах явно преувеличена, параллельно с новым препаратом применялось интенсивное лечение другими средствами, и эффективность самого кровезаменителя неясна, — говорит замминистра здравоохранения СССР А. Москвичев.
Обесценены годы исследований, средства, вложенные в клинические эксперименты, и снова у меня возникает вопрос: а не дорого ли мы платим за раздутые самолюбия? Не чересчур ли высока цена ученой амбиции?
Да, что-то стряслось в нашем научном доме: мы постепенно теряем те черты интеллигентности, высокой нравственности, что были исконц присущи опытному делу. Появилась элита, которая в силу положения, ученых ли степеней считает позволительными для себя любые средства и действия, все, мол, оправдает наша благородная цель. Решил член-корреспондент АН Г. Иваницкий передать препарат в клиники на испытания — и никакой Фармкомитет ему не указ. Зная, что разрешения нет, профессор А. Кайдаш берется проводить с "искусственной кровью" операции на сердце. Член-корреспондент АМН А. Покровский, желая понять причины тяжелых реакций на перфторан, не видит ничего предосудительного испытать на больных чистый проксанол (один из компонентов препарата).
Эти люди в целом, в принципе считают себя правыми, и потому "детали" не заботят их. Они уверены в своей непогрешимости, и потому нравственные законы не для них писаны. И все-таки я не верю в их добрый умысел. Если способен человек топтать мораль, действовать в обход нравственных норм, душа его чужда высоких помыслов и в основе тут лежит обыкновенный пошленький эгоизм. При таком умонастроении и становятся возможными уродливые явления собственничества, когда науку продают за положение, за известность, за славу… Вот и Белоярцев, показывают свидетели, щедро раздавал будущие награды: одному обещал госпремию, другому — ученую степень, третьему — чинишко повыше…
Пишу это и теряюсь: откуда у Белоярцева желание ближней выгоды, погони за чистоганом? И дело знал, и способности налицо. Сам из рода медиков, слыл прекрасным врачом, а взялся за науку и — откуда что поползло? А может, тут ничего неожиданного и нет? Иной человек смещается к дурному постепенно, незаметно. А мы, успокоенные этим, и привыкаем, и уступаем. Ведь всем в лаборатории было известно, и до руководства ИЁФ слух доходил: профессор нечистоплотен. Выписывает премии сотрудникам и тут же требует поделиться. Межрайонная прокуратура Серпухова, начавшая следствие по этим фактам, установила: Белоярцев прикарманил таким способом свыше 2000 рублей. Кроме того, за строительство дачи расплачивался казенным спиртом, украденным из института. В этой части ущерб составил 10 тысяч рублей… И что же? В институте обрушили громы и молнии на тех, кто… дал правдивые показания следствию.
…Признайся разработчики честно, что с "голубой кровью" вышла промашка, что над препаратом еще работать и работать, — кто бы попрекнул за остановку. Ученый имеет право на ошибку, на риск, не зря сложено присловье: важно биться за знания, а не за победу. В Институте биофизики формулу перевернули: важно биться за победу! За отрицательный результат ведь не дают лавров и степеней. Так что дилеммы тут не было.
Может, и не стоило бы столь подробно расписывать все, будь случай с "голубой кровью" уникален. Увы… Ученый секретарь Фармкомитета Г. Руденко сказал в беседе, что десятки препаратов, прежде чем попасть на регистрацию, испытываются без разрешения в клиниках. Естествен вопрос: а понес ли кто-то наказание за самоуправство? Отдан под суд или снят с поста? Нет, нет и нет. Закон в этом плане расплывчат. На медицинском Олимпе тишина. О самодеятельности с "голубой кровью" стало известно еще полтора года назад, но лишь на днях, после представления Прокуратуры СССР, коллегия министерства решилась наказать виновных: кому выговор, кому поставлено на вид. Упреждая события, Г. Иваницкий по собственному желанию пересел из директорского кресла на должность зав. отделом института.
И что характерно: решение Минздрава о приостановлении клинических испытаний перфторана (лабораторные исследования сказано продолжить) вызвало в ИБФ бурю негодования. Здесь устроили форменные гонения на тех, кто осмелился вынести сор из избы.