Страница 108 из 114
Сэр Пемброуз чувствовал под пальцами, как пульсирует плоть твари, как она дрожит.
Мухоловка пока не замечала его — всем ее вниманием владело летающее судно, которое она пыталась уничтожить. Охотник изначально не рассчитывал, что пожарные смогут что-то противопоставить Карниворум Гротум. У них был бы шанс, если бы они облили его со своего дирижабля керосином и подожгли, но они ни за что не пошли бы на такое, учитывая возможные человеческие жертвы…
Он взбирался все выше, не обращая внимания на то, как кровь хлещет из разорванного плеча. Ярость и ненависть толкали его вперед.
Руки ныли и гудели, изо рта вырывались хрипы, и кровавая слюна набивалась в респиратор. Сейчас охотник не понимал, почему эти маски называют «противоудушливыми» — он дышал с трудом и испытывал самое настоящее удушье.
Забравшись туда, где из стебля отрастала лоза, сэр Пемброуз встал на ее основание и, крепко прижавшись к мухоловке, сорвал с лица респиратор. Сделал вдох. В легкие потек воздух — зловонный, задымленный, пропахший порохом, но дышать стало легче. Горло все еще резало, но не так ощутимо.
Сэр Пемброуз посмотрел вниз. Корни Карниворум Гротум были объяты светящимся туманом, в котором чернели фигуры жителей ближайших кварталов. Задрав головы, они глядели на мухоловку. На миг ему показалось, что все они глядят на него.
«Да, смотрите… раскройте глаза пошире…»
Он повел раненым плечом, и то отозвалось болью. Ничего… ему бы только добраться… только бы залезть повыше, туда, где в комьях из лоз и листьев проглядывали изумрудные огоньки.
Сэр Пемброуз стиснул зубы и пополз.
Чем выше он взбирался, тем труднее было продолжать путь: растение качалось, каждое движение извивающихся лоз заставляло стебель гнуться.
А зацепы между тем все входили в корку…
Многолетние тренировки и целая жизнь, проведенная в дикой природе, сделали его мышцы крепкими. И все равно жилы от натуги грозили разорваться.
Ненависть — лучший источник сил. Когда уже кажется, что тело в любой момент просто выключится, а сознание вот-вот потухнет, как свеча, когда все твое существо пытается тебя уверить, что сдаться — наилучший вариант, этот тлеющий огонь в душе заставляет крепче сжимать зубы, он выталкивает из головы любые мысли и сомнения, выдавливает их словно поршнем.
Сэр Пемброуз схватился за стебель, подтянулся и, проглотив кровь из прокушенной губы, поднялся еще выше.
И все же эти подлые сомнения начинали все глубже пробираться в его голову с каждым футом, что он взбирался по стеблю. «Еще слишком далеко!», «Руки не выдержат…», «Вот-вот ты разожмешь пальцы или перчатки соскользнут…»
Не думать! Просто не думать ни о чем! Нельзя умирать! Еще слишком рано…
Сэр Пемброуз вонзил зацепы глубже, его движения стали ожесточеннее…
— Это…
Он подтянулся еще выше.
— …твой…
Зацепы входят один за другим в плоть мухоловки, из-под них просачивается зеленый сок. Сладкий, дурманящий…
— …долг.
Нет, он не был высокомерным и самовлюбленным «героем-спасителем», облеченным патетичностью защитника угнетенных и обездоленных, и не считал, что должен что-то стоявшим внизу людям. Это был его долг перед самим собой. Он никогда не отступал, никогда не сдавался… даже в тот памятный день, когда оказался в желудке-бутоне Непентеса Хайгрема, он не опустил руки, не усомнился в себе…
«Я доберусь до тебя… доберусь… я не упаду… я сильнее… я ловчее… мою ненависть не остановить… никому…»
И тут, словно сама судьба подслушала его мысли. А судьба — эта капризная мадам — ненавидит, когда кто-то позволяет себе считать, что он, мол, ей неподвластен. И она мстит. Мгновенно. Жестоко. Не оставляя шансов.
Перчатка на левой руке вдруг застряла в стебле.
Сэр Пемброуз рванул руку, но покрытая трещинами, одеревеневшая корка держала крепко.
Выхода не оставалось. Сэр Пемброуз стиснул стебель ногами и свободной рукой принялся отстегивать ремешки застрявшей перчатки.
А затем произошло нечто ужасное и неожиданное. Стебель растения дернулся. Пальцы выскользнули из перчатки…
Худшее чувство из всех возможных — это когда тебе еще кажется, что ты за что-то держишься, но на самом деле уже нет.
А потом наступает момент осознания, когда ты понимаешь, что все… ты сорвался.
Тело все еще пытается хвататься, а мозг отчаянно противится, но уже ничего не изменить. Всего за долю мгновения сердце замирает, а из горла вырываются все накопленные в этом моменте сопротивление и нежелание в виде рвущего сознание крика.
Мгновение. Полет. Обволакивающий ужас.
А потом — непонимание. «Я все еще жив?»
Сэр Пемброуз был всего в десяти футах над землей. А в футе под ним уже простиралось облако пыльцы. Падение прекратилось столь же внезапно, как началось. Вцепившись в одну из нижних лоз, он повис на ней, как кот.
Сердце колотилось в груди, дыхание сбилось, и наружу лезли лишь хрипы.
«Еще нет… еще не конец…»
Он задрал голову — ему предстояло снова преодолеть уже проделанный путь. И судя по тому, что часть гондолы дирижабля в пасти монстра стремительно превращалась в мятую жестянку, времени уже не оставалось. Когда тварь расправится с воздушным судном, она обратит внимание и на него.
Сэр Пемброуз поднялся на ноги и, ловко балансируя, словно канатоходец в цирке, преодолел почти десять футов по лозе, переступая листья и минуя скользкие, исходящие липким соком бугры.
Добравшись до стебля, он скрипнул зубами, обхватил его и пополз наверх.
«Так просто ты от меня не избавишься… Я больше не упаду…»
Человеческие силы в теле сэра Пемброуза закончились, но его ненависть не имела конца, она проистекала из пульсирующей червоточины в его груди, которую прочие люди называли сердцем.
И он полз. Цеплялся, взбирался все выше, преодолевал места, где от стебля отрастали лозы, но не останавливался.
Он был все ближе и ближе к своей цели, а тварь не замечала его, отвлекшись на пожарный дирижабль.
Примерно на половине пути сэр Пемброуз вынужденно прекратил продвижение. Стебель начал качаться так сильно, что, даже обхватив его ногами и левой рукой, впившись в его корку перчаткой с зацепами, он едва удерживался.
Ползти дальше не представлялось возможным. Тварь, казалось, окончательно обезумела.
А потом раздался ужасающий скрежет.
Сэр Пемброуз поглядел вверх и обомлел. Все, как и прежде, шло по плану, но, когда он увидел, как мухоловка схватила клыками корпус дирижабля, в глубине его души появилась искорка вины.
— Простите, доктор… — прошептал он.
Когда тварь вырвала кусок гондолы, сэр Пемброуз крепче прижался к ее стеблю, вжал голову в плечи и даже зажмурился. Мимо летели обломки. Один пронесся в паре дюймов от плеча охотника.
Сэр Пемброуз открыл глаза и задрал голову.
Мухоловка взялась за оболочку. Пожарный дирижабль доживал свои последние мгновения. На землю дождем сыпались куски обшивки и выломанные узлы каркаса.
Не расцепляя хватки, охотник на плотоядные растения вызволил перчатку из стебля и вонзил ее выше. Подтянулся.
Он заставлял себя не думать о боли и усталости. Перед его невидящим взором предстала мухоловка из дедушкиной гостиной…
Выше… еще выше…
Он вспомнил первую убитую им в экспедиции тварь.
Еще фут вверх… два фута… три…
В его памяти всплыли остров Лугау и долина, на которой росло древнее многоголовое чудовище…
Вонзить зацепы… подтянуться… еще раз…
Столько жизней оборвалось в бутонах этих тварей…
Вонзить… Подтянуться…
…в пастях этих выжидающих жертву кровожадных хищников… Проклятые глупцы не верили ему… они смеялись над ним… называли безумцем…
Что они скажут теперь?
Сэр Пемброуз вдруг поймал себя на том, что выше не подняться.
Что ж, выше и не нужно было… Прямо над головой нависал отрастающий от стебля ком из лиан, туго оплетших сердечный клубень.
Он добрался! Его путь закончился!
Не только путь по стеблю, но и все те дороги, которые он истоптал своими сапогами. Вся его жизнь вела именно к этому моменту…