Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 8

Ср. у Блока:

Предисловие к «Урне», о котором Брюсов справедливо писал, что оно идеализирует сборник, открывало дорогу к религиозному пониманию искусства. Здесь уже совершенно определилось различие путей Белого и Блока, идущих от одинаковых исходных позиций соловьевства.

22 октября 1910 года Блок писал Белому: «Мне остается только подчеркнуть в данный момент и для тебя то свойство моей породы, что, любя и понимая, может быть, более всего на свете людей, собирающих свой „пепел“ в „урну“, чтобы не заслонить света своему живому „я“ (Ты, Ницше), — сам остаюсь в тени, в пепле, любящим гибель — ведь история моего внутреннего развития „напророчена“ в „Стихах о Прекрасной Даме“».

От «Пепла» Белый пошел в сторону углубления соловьевского мистического мировоззрения, от «Балаганчика» Блок пошел к темам «гибели», к «Страшному миру» и к проблемам исторических судеб России.

Эпоха реакции породила широчайший разброд и кризис в различных слоях буржуазно-дворянской интеллигенции. «Поражение революции 1905 года породило распад и разложение в среде попутчиков революции. Особенно усилились разложение и упадочничество в среде интеллигенции»[8]. Внутри символизма также усиливаются реакционно-мистические учения. В связи с этим все более резко обнаруживаются противоречия в среде символистов. Уже к 1909 году обнаружились противоречия и в руководстве «Весов». Белый в это время, на путях мистического обоснования эстетики символизма, приходит к проповеди нового религиозного сознания.

Брюсов, став перед фактом, что историческая роль школы сыграна, ликвидировал журнал «Весы» и перешел в «Русскую мысль». Корабль символизма был Брюсовым взорван.

Взамен «Весов» Белый, в сотрудничестве с Вяч. Ивановым, А. Блоком и при редакторстве издателя Э.К. Метнера, создает в 1909 году книгоиздательство «Мусагет» (1909–1912), а с 1912 года — новый журнал «Труды и дни» (1912–1916).

В это время, оторванный от революционных общественных движений эпохи, враждебно относящийся к существу материалистического мировоззрения, Белый увлекается антропософией Р. Штейнера (мистическим учением о самосовершенствовании человека). Таков был естественный итог философских скитаний Белого, подменявшего богостроительской схоластикой поиски действительного выхода из тупиков буржуазной культуры.

«В 1910 году, — пишет Белый в неопубликованной „Автобиографии“, — разочарованный в буржуазной Москве, я прекратил чтение лекций».

26 ноября 1910 года Белый уехал за границу вместе с художницей-офортисткой А.А. Тургеневой («Асей» — изображенной им под именем Нелли в «Путевых заметках» и в «Записках чудака»), взгляды которой способствовали усилению мистической стороны его мировоззрения. Белый поехал в Сицилию, Египет, Тунис, Иерусалим и к лету 1911 года вернулся в Россию.

Первоначально он поселился в семье отчима А.А. Тургеневой — лесничего Кампиони, в Боголюбах, под Луцком. Здесь он провел лето. Его отношения этой поры с А.А. Тургеневой послужили материалом для его стихов, вошедших впоследствии в сборник «Королевна и рыцари».

В течение 1911 года он работал над романом «Петербург», который первоначально задумывал как вторую часть своего романа «Серебряный голубь» (1910) и который вскоре превратился в совершенно самостоятельное произведение. В этих двух романах, — наиболее значительных художественных произведениях Белого, — благодаря тому, что основой пессимизма Белого было неприятие им эпохи реакции, его критика действительности оказалась отмеченной глубокой социальной содержательностью. Обобщающий социальный смысл «Серебряного голубя» и «Петербурга» (особенно «Петербурга») делает их, несмотря на мистическую окраску сатиры Белого, произведениями большого конкретно-исторического содержания, включающего в себя критику общественного строя царской России. И когда Белый представил «Петербург» в редакцию заказавшей его «Русской мысли», Струве, найдя в романе сатиру на тогдашнюю государственность, отказался роман печатать.





В 1912 году Белый снова уехал с А.А. Тургеневой за границу и поселился в Швейцарии, в Дорнахе, около Базеля. Здесь он прожил до 1916 года. Здесь же он в 1915–1916 годах писал «Котика Летаева», первую часть задуманной им многотомной эпопеи «Моя жизнь».

В 1916 году Белый вернулся в Россию. Историю своего возвращения на родину он рассказал в своей двухтомной книге «Записки чудака» (1921–1922). В России первым его впечатлением было ощущение приближения революции. «Все, что случилось потом, — пишет Белый в „Записках чудака“, — не поражало меня; так я был поражен первым днем в Петербурге: шестнадцатый год, месяц август — запомнился; и нем февральская революция осуществила себя». Эти же настроения отразились в его стихах 1916 года. Например:

В 1922 году Белый подвел итоги своим идейным блужданиям этих лет. В авторском резюме к «Запискам чудака» он писал: «Записки… повествуют о страшной болезни, которой был болен я в 1913–1916 годах. Но я, пройдя через болезнь, из которой для многих выхода нет, — победил свою „маniа“, изобразив объективно ее… в …сатире на ощущения „самопосвящения“. „Записки чудака“ — сатира на самого, на пережитое лично».

Октябрьская революция расколола русских символистов на два резко враждебных лагеря.

Андрей Белый оказался среди тех представителей русского символизма, которые приняли и приветствовали великий Октябрь. В «Автобиографии» Белый пишет: «К моменту Октябрьской революции меня занимали моральные и социальные кризисы буржуазной культуры. Резкое отрицание войны вызвало сочувствие к социальной революции; двойственность политики Временного правительства с мая 1917 года определила сочувствие программе Ленина».

Блок, Брюсов, Белый — вот вожди русского символизма, деятельность которых тесно связана с зарождением советской литературы.

Социальная революция рождает для Белого новую Россию, не ту Россию «смертей и болезней», о которой он писал в «Пепле», но новую, преображенную революцией страну. Конечно, его интерпретация происходящей социалистической революции показывает, что он совершенно чужд правильного понимания смысла революции, но, не понимая его, Белый чувствует размах революции и предугадывает в ней подлинную человеческую правду.

Это его идеалистическое оправдание революции отразилось и в его поэме «Христос воскрес», написанной в апреле 1918 года, вскоре же после «Двенадцати» Блока, как параллель к блоковским «Двенадцати». Сохранилось неопубликованное письмо Белого к Блоку 1918 года, показывающее огромное значение для Белого истолкования смысла революции Блоком. Отдельные стороны поэмы Белого отчетливо перекликаются с поэмою Блока. Например, критика контрреволюционной буржуазной интеллигенции:

8

«История ВКПБ. Краткий курс. Под ред. Комиссии ЦК ВКП(б)», 1938, стр. 96.