Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 67

И тут, о боги, совершенно неожиданно нанятый тамада внезапно вспоминает про то что ему кажется даже деньги заплатили. Он звучно цокает языком в микрофон и весь вектор общественного внимания переключается на него.

– Кажется сегодня два человека вовремя осознали что друг другу они не подходят, – бодрым и жизнерадостным тоном оптимиста возвещает он, – а давайте за это выпьем, дорогие друзья. А то у нашего шампанского весь градус с пузырьками выйдет!

Гости откликаются на это одобрительным гулом.

И вправду – ожидаемый праздник так внезапно превратился в драму. Все разбежались, жених, невеста, а что делать неприкаянным гостям?

Отличный вариант – выпить и закусить, ведь вся закуска оплачена!

Одной проблемой меньше…

Теперь ничто не мешает прошагать в дальний зал ресторана, упасть на пустой стул рядом с невозмутимой уже знакомой мне Татьяной Алексеевной. Малышка-Карамелька сидит и в ус не дует, мордочка вся в креме и лучится удовольствием. Приветствует меня звонким: “Пивет” – заставляя сердце радостно вздрогнуть. Она меня запомнила, моя малышка меня запомнила, и так искренне радуется при виде меня.

А вот бабушка её совсем не радуется.

Только смотрит на меня в упор испытующим взором.

– Сам-то хоть понимаешь, что натворил? – ровно спрашивает, доставая салфетку для одной очень сладкой мордашки.

– Понимаю, – коротко отвечаю, – и ничего не стал бы менять даже сейчас. Зная.

Нерешительно протягиваю руку вперед, без особой надежды, но еще пара секунд испытующего изучения, и мне все-таки вручают вожделеленную салфетку. А я осторожно-осторожно, чтобы не спугнуть зайку, протягиваю руку к лицу моей дочки.

Она звонко хихикает и уклоняется.

Мимо!

– Тяжело тебе будет, – эти слова Катина мать произносит без угрозы, скорей с констацией факта. А я… И не думаю спорить. С очевидными вещами не спорят. Только кто сказал, что сложности – повод для капитуляции?

Глава 26. Катя

– Кать, Кать…

Голос Аньки доносится будто сквозь плотную вату, забившую мне уши.

– А? – я осоловело моргаю, и смотрю на подружку будто после долгого нырка.

Сколько я вот так стояла и смотрела на свой дом? Обреченно, пусто, не смея даже сделать вдох. Судя по озабоченности сразу в двух лицах – Анькином и Вознесенского, гораздо дольше приемлемого.

И… Хочется постоять еще…

Кому-то помогают дома стены, а мне кажется – они упадут на меня, рухнут, раздавят, оставят одно только влажное пятно даже не похожее на человека.

Господи, кто-нибудь включите мне перемотку. Так, чтобы вот уже два года прошло и я готова весело рассмеяться, вспоминая сегодняшний день.

Жених у алтаря бросил! Боже, да, было же…

Я бы этого сейчас хотела, вместо того чтобы стоять, смотреть на собственный дом и не ощущать, как внутри нарастает тьма…

Когда на мои плечи ложатся тонкие легкие Анькины руки – я вздрагиваю, но отпускает почти сразу.

Это Капустина, всего лишь…

Когда по щеке бежит первая слеза – я смахиваю её нервным, бездумным движением. Когда бежит вторая – повторяю этот жест дерганее и резче. Когда волна беззастенчивых рыданий накрывает мир передо мной – шансов скрыть свою слабость ото всех совершенно не остается.

– Зайка, зайка… – Анька ворчит и прижимает меня к себе… – пошли они все нахрен.

– Пошли-и-и…

У меня нет сил ни на что, только стоять, цепляться в неё и захлебываться пустотой, которой резко стало много.

Нет, так нельзя…

Я собираюсь воедино, так же резко как и разлетелась вдребезги. Стираю влагу с мокрых щек безжалостным движением ладоней.





– Погнали отсюда, – задираю повыше подбородок, показывая Аньке что все у меня пучком.

– Куда это? – Анька заинтригованно приподнимает бровь.

– Заливать душевные раны, – растопыривая пальцы чашкой, я неровно пошатываюсь на каблуках.

– Ты уверена, что этого хочешь…

– Хочу! – категорично встряхиваю головой, – меня сегодня бросили, имею права.

– … ехать в бар, не переодевшись, – Анька насмешливо морщится и скептично скользит взглядом по пусть и не самому форматному, но все же – свадебному платью.

– Ах это… – Я критично, щурюсь глядя на подол, – ну да, конечно. Сначала надо залить его вином, а потом сжечь. Можно – на крыше машины Лисицына. Вон она стоит, как раз…

– Ладненько, – Анька кивает, принимая мой план, – тогда я сейчас вызову такси.

– Неа, не вызываешь, – лениво возникает из-за её плеча Вознесенский.

Нельзя вот так просто взять и выступить против двоих сплоченных вокруг одной трагедии девиц, и не выгрести положенной тебе реакии.

Сила двух концентрированных ядовитых взглядов такова, что господин Вознесенский аж делает шаг назад, задирая в капитулирующем жесте руки.

– Побойтесь бога, дамы. Можно подумать, я лег костьми поперек вашего пути в ближайший приличный бар.

– А разве нет, – воинственно интересуюсь я, скрещивая руки на груди.

Впрочем, с наглого адвокатишки все стекает, как с гуся вода.

– Совершенно нет, Катерина, – всей своей нахальной мордой демонстрируя оскорбленное самолюбие отбивается Максим, – но как твой старый друг и любящий муж моей жены, я не могу отпустить тебя в таком состоянии с непонятными таксистами. Если ты найдешь на свои нижние девяносто нехорошие приключения, кто напишет Снежке новый томик Степы Нахлобучко? К тому же, зачем тебе какой-то там таксист? Моя машина как раз до утра арендована.

– Ты не мой старый друг, – парирую я пожалуй к единственному возможному аргументу в его речи.

– Дорогая, – снисходительно покачивает головой Максим, – Снежик уже полтора года рассказывает, как принимала на нашей фазенде будущее современного детектива, и даже вдохновляла на первые шаги на книжном поприще. Неужто ты посмеешь разбить ей сердце и будешь отрицать свою дружбу с нашей семьей?

С-с-сволочь…

Как вообще можно спорить с такими аргументами, если ты не конченая дрянь?

Я восхищенно смотрю на Максима, а он – как сытый довольный кот, руки на груди скрестил, ждет моей капитуляции.

– Боюсь представить, как ты своих врагов на судах размазываешь, – бурчу я.

– О-о-о, – в лице Максима проступает концентрированное, и такое непривычно хищное выражение, – да, Катерина, лучше тебе в мои враги не записываться. Другом я проще. Сижу на расстоянии, морали не читаю, волосы держу, если очень надо.

– Для этого у неё я есть вообще-то, – ревниво бурчит Капустина, но даже по её тону я слышу, что она скорее за мужское сопровождение, чем против.

Что ж…

Я критичным взглядом окидываю машину, из которой совсем недавно вылезла. По классике жанра, невеста-брошенка в компании ящика шампанского и стриптизера должна ехать по барам исключительно на лимузине, но разумеется, такой роскоши мне не полагается.

– Я надеюсь, люк на крыше открывается? – спрашиваю сдаваясь.

Увы мне, но нельзя так просто взять и найти ящик шампанского в первом ближайшем магазине вечером в пятницу. И наш боевой арсенал – три бутылки “Prosecco”. Будь мы в хорошем настроении этого было бы нам на двоих достаточно, чтобы осмелеть и начать испытывать на прочность собственные каблуки, но сегодня… Сегодня я в том состоянии, когда “только алкоголь на тебя зря тратить”, но тем отчаянней мои попытки напиться…

– Нет, нет, родная, абсент ты пить не будешь! – Капустина, вероломная Иуда в баре, следит, чтобы повышая градус я не брала на себя совсем уж неподъемных тяжестей. И моя уже пылающая стопка улетает в конец стойки, под нос какой-то кудрявой, тощей дамочке. И она не моргнув и глазом цапает её и опустошает.

– Эй! – я возмущаюсь, а Капустина, на диво дерзко встряхивает головой.

– Расстроенную свадьбу не заливают так грубо и вульгарно. Делай это изысканно, Катена, ты же знаешь правила игры.

Нет никаких правил игры. Нет никаких правил, которые расскажут тебе как тебе жить, если все твои планы, все твои виды на будущее вдруг разлетелись тебе в лицо веером карт, на которые конечно, не стоило так полагаться.