Страница 17 из 67
– Знаешь, у меня было время подумать над всей этой ситуацией, – отрывисто произношу я, – и ко всему выходит, что хоть ты и облажалась, а по сути – была абсолютно права. Мне не стоило с ним связываться. У нас не было шансов на старте. Слишком разные.
– Ну, да, охренеть какие разные, – Анька снова фыркает, подтягивая колено к груди, – оба, пиздец, умные, оба повернуты на архитектуре, и не спорь – ты же маньячка, ты можешь вообще не работать, а ты прешься учиться! Думаешь, я не поняла, на кой тебе диплом по неполной вышке? Я же сама переводилась.
– Коэффициент интеллекта не делает из мудака отличного парня. Просто мудак с айкью – умный мудак. И только-то.
– Кать, ну не звезди, – Анька встряхивает головой, – я же тебя как облупленную знаю. И поверь, нихрена ты за три года не поменялась. Давай колись, почему вы разбежались? Про что я не знаю?
– Что ты не знаешь, у преподов своих на журфаке спрашивай, – огрызаюсь я негромко, но под прицелом проницательных капустинских глаз сдаюсь и пожимаю плечами.
– Все на поверхности. Ты ведь знаешь про видео с моим выступлением в стрип-клубе?
– Которое слили тогда? – Анька щурится, припоминая. – Да, припоминаю. Его правда удалили быстро, Ройх из-за него чуть мудня-сисадмина по коридору не размазал.
– За то, что удалили? – кривлю губы с рвущейся наружу неприязнью. Я сомневалась, очень сильно, но… Неужто все-таки причастен?
– Да нет. Удалили его и так. Ройх хотел узнать, какая гнида была источником видео.
Что-то где-то внутри меня холодеет.
Оптимистичная дура внутри меня подбоченивается.
«А я говорила!»
Заткнуть бы ей рот, да, жаль, нечем!
– Ну и что? Узнал? – спрашиваю, будто бы между делом.
– А то, – Анька улыбается так радостно, будто вспоминает, как Дед Мороз ей на праздник самые красивые коньки подарил, – и обоих придурочных голубков в травму отправил.
А вот с этого момента я, пожалуй, попрошу рассказывать медленно. И желательно с пояснениями!
– Голубки?
– Ага, наша сладкая парочка, Костер и Сухов, – Анька улыбается как человек, который абсолютно доволен своей осведомленностью, – эти дятлы-неразлучники, которые очень на тебя обиделись.
– Костров? – повторяю удивленно. Нет, конечно, я помню этого придурочного выщерка, помню, как он выбесился, когда я его отшила и он проигрался, но…
– Он что, знал, где я работаю?
– Ну, тут я тебе стопудовой информации дать не могу, – Анька покачивает головой, – знаю только, что на уровне слухов тогда ходило. У Костра наркоту нашли. И говорят, снабжал его этой красотой твой братец. Он и сболтнул как-то, что сестра – сучка редкостная, мужиков в стрипбаре доит, а ему не отстегивает. Что-то такое.
Боже, как хорошо мне дышалось все это время.
Свободно! Чисто! Свежо!
Три года от старшего братца не было ни слуху, ни духу. Ему влупили аж пятнадцать лет за хранение и распространение, насколько я знаю. Он на связь не выходил. Хотя мама написала ему четыре письма, и даже посылала деньги – какие-то такие суммы, которые мне не жалко было выкинуть.
Одно только упоминание имени Вовчика сейчас портит мне настроение сильнее, чем до того – упоминание Ройха. В конце концов, шокером я не из-за Юлия Владимировича обзаводилась. А просто потому что заколебалась стрематься добежать от парадной до Пятерочки после девяти, только потому что у нас двор темный, и мало ли кто в этих темных углах прячется.
– Я думала, эта запись – Ройха, – бесцветно проговариваю, отрешенно глядя перед собой, – он вообще-то угрожал, что обнародует информацию о месте моей работы. Не в контексте нашего расставания, но я почему-то думала…
Думала…
О какой-то херне думала.
Если так задуматься, когда я в последний раз говорила с Марком, бывшим моим боссом, он говорил мне, что меня искал какой-то мутный парень. И его послали, конечно, далеко и надолго, но… Все ли послали? Меня в клубе не очень любили. Выскочка, которой было сразу позволено больше, чем всем, да и что греха таить – мои чаевые были частенько гораздо приличнее, чем у других танцовщиц. Завистливая баба – враг, которого никому не пожелаешь. Такая сама компромат на бесящую соперницу на блюдечке принесет.
Анька сползает с подоконника и подходит ко мне. Я даже не успеваю заметить, когда в её пальцах появляется телефон. И она так быстро на нем что-то набирает, а потом сует мне под нос.
– Вот. Гляди.
«Двое студентов пострадали от неуравновешенного преподавателя»… – скриншот с сайта каких-то желтушных новостей.
Фоточки, увы, мелкие, но я без особых сложностей опознаю в двух покрытых синяками мордах плюгавого Сухова и смазливого Кострова.
– А почему скриншотом?
– Потому что этим уродам иск впаял адвокат Ройха, – беспечно откликается Анька, – я-то сохранила, мне в клинике нехер было делать, я все сохраняла, чтоб потом без антидепрессантов оценить. Но потом, когда я заходила на этот сайт – статьи не было. Зато была строчечка «материал удален по причине клеветнического содержания».
Мда. Силен же все-таки Максим Вознесенский, если его хватки достаточно, чтобы провернуть такие вещи.
– У него… были проблемы? – спрашиваю осторожно. История с избиением – это на самом деле очень опасная тема для преподавательской карьеры.
– Были, конечно, – Анька пожимает плечами и двигает к себе стул, чтобы плюхнуться на него и обнять за спинку, – Ройх и проблемы – это слова синонимы. Только свидетелей не было. Эти долбоящеры были под дурью – их показания оспорили. В общем, все знают, что это Ройх их отметелил, но доказать никто не смог. А в универе его за глаза даже больше уважать стали. Та видеозапись жирно так припечатала наш родимый МСТУ. Тебя достать не могли – ты сбежала, а вот придурков, что эту запись обнародовали – очень даже смогли. И отчислением успокоились далеко не все.
– Отчислением? – переспрашиваю удивленно.– Но если их отчисляли, почему меня оставили?
Анька смотрит на меня с такой укоризной, будто это на самом деле очевидно.
– И вправду. Почему же? – ехидно так комментирует она. – У тебя ж не было никого, кто мог бы выбить тебе академ, чисто за счет собственного влияния.
Кажется, Ройх замешан и в этом вопросе. Час от часу не легче.
– Сплетничаете, девочки? – дверь комнаты приоткрывается, и в щели появляется наглая морда Лисицына.
– Ты опять подглядываешь? – я возмущенно сгребаю с кровати первую попавшуюся тряпку и швыряю ей в Кира. Белая блузка в мелкую птичку повисает у него на ушах просто роскошно.
– Между прочим, я тебя просил, – Кир снимает с себя сие «украшение» и грозно щурится в мою сторону, – кидаешься шмотками – кидай трусики. Их я даже снимать не буду. Буду носить как трофей. Ну, лифчик на крайняк – тоже покатит. Только кружевной. А не эти твои спортивные, в которых ты бегаешь.
Смотрю на него и молча скручиваю в руках из попавшего под руку полотенца удавку.
Я пишу детективы!
Я умею придумывать изощренные способы убийства!
– Все-все, ухожу, не мешаю, – Кир демонстративно трепещет и исчезает, прикрывая дверь. Чтоб уже через секунду открыть её снова и проснуть обратно кулак с задранным вверх большим пальцем.
– Юбочка – класс, Катена, я одобрил.
Интересно, мое скрежетание зубами слышно с той стороны двери? Надеюсь, что да! Пусть этому паршивцу станет стыдно.
Мечты, мечты!
– Нам принесли ужин, – бодро звучит голос Лисицына из-за двери, – если ты не выйдешь через минуту, я начинаю есть твои блинчики!
– Эй, не смей, это моя доза углеводов, я без неё писать не смогу!
Вот так вот гнусным шантажом этот паршивец и приучает меня переодеваться по-армейски – за сорок пять секунд.
Ну, ладно, не за сорок пять, но я на самом деле поторапливаюсь.
К сожалению, даже наличие у Кира на пальце обручального кольца не отпугивало от него озабоченных официанточек и горничных.
– С типажом жестких взрослых мужиков, я погляжу, ты завязала? – Капустина комментирует иронично, но как-то так по-хорошему, что мне даже её послать не хочется.