Великий перелом

— Молодцы! — воскликнула Барбара. Она вытерла мундир Сэма пеленкой. — Вот так. Я стерла почти все, но, боюсь, от тебя некоторое время будет пахнуть кислым молоком.

— Это еще не конец света, — сказал Игер. — Можешь плюнуть и растереть.

Запах кислого молока больше не беспокоил его. В комнате почти всегда воняло грязными пеленками, даже когда они были убраны. Запах напоминал ему коровник на родительской ферме, но Барбаре он об этом никогда не говорил. Он держал маленького сына на вытянутых руках.

— Ну вот, мальчик. Спрятал все там, где мамочка не смогла найти, так ведь?

Барбара потянулась к ребенку.

— Теперь я могу его взять, если хочешь.

— Ладно уж, — сказал Сэм. — Я не буду его держать все время, но, похоже, тебе требуется передышка.

— Хорошо, что ты так считаешь.

Барбара опустилась на единственный в комнате стул. Она уже не была той дерзкой девчонкой, какой Сэм знал ее: сейчас она выглядела изнуренной, как и вообще в последнее время. Если вы не выматываетесь, имея ребенка, то с вами что-то неладно — или же у вас есть слуги, которые выматываются вместо вас. Под зелеными глазами Барбары залегли круги; ее светлые волосы — чуть темнее, чем у Сэма, — свисали скучными прядями, как будто они тоже устали. Она тяжело вздохнула.

— Чего бы я ни отдала за сигарету… а уж за чашку кофе…

— О, боже, кофе, — с тоской сказал Игер. — Даже чашка худшего кофе, который я когда-либо пил, из самой сальной посудины в самом вшивом маленьком городке, в котором я только был — а я прошел через такое их множество… господи, как бы это было сейчас хорошо.

— Если бы у нас был кофе по распределению, мы обязаны были бы поделиться им с солдатами на фронте и с родителями, у которых есть дети младше одного года. Вряд ли кто-нибудь нуждается в нем сильнее, — сказала Барбара.

Как ни была она измотана, она по-прежнему говорила четко и ясно, чем всегда восхищался Сэм: до войны она окончила университет Беркли по специальности средневековая английская литература. Тот английский, который Сэм слышал на танцплощадках, нельзя было даже сравнивать с ее речью.

Джонатан стал извиваться, крутиться и наконец заплакал. Он начал издавать различные звуки, демонстрирующие усиленную работу мысли. Сэм опознал некоторые из них.

— Он голоден, дорогая.

— По расписанию еще не время его кормить, — ответила Барбара. — Но, знаешь? Если спросить меня, то расписание надо выкинуть к черту. Я не могу выдержать, слушая, как он кричит до момента, пока часы не скажут, что пришло время кормления. Если он достаточно счастлив, когда сосет, чтобы побыть некоторое время спокойным, меня это вполне устраивает. — Она высвободила правую руку из рукава темно-синего шерстяного платья и стянула его вниз, чтобы высвободить грудь. — Вот, давай его мне.

Игер передал ребенка: маленький ротик впился в ее сосок. Джонатан сосал жадно. Игер слышал, как он глотает молоко. В эти дни использовать бутылочки нельзя — нет специальных смесей, нет простых способов содержать вещи в чистоте, как это требуется. Но даже кормление грудью — не слишком сложная вещь, если к нему привыкнуть.

— Я думаю, он будет спать, — сказала Барбара.

Даже голос диктора на радио, рассказывавшего о победном налете бомбардировщиков Джимми Дулитла на Токио, не звучал так возбужденно. Она продолжила:

— Кажется, он захочет пососать и другую грудь. Помоги мне стянуть рукав, Сэм. Я не могу сама, пока держу его.

— Конечно.

Он поспешил к ней, спустил рукав и помог ей вытянуть руку. Дальше она справилась сама. Платье спустилось до талии. Через пару минут она переложила Джонатана к левой груди.

— Хорошо бы, чтобы он заснул поскорее, — сказала Барбара. — Я замерзла.

— Судя по его виду, он уже собирается, — ответил Сэм.

Он накинул сложенное пополам полотенце на левое плечо жены, не столько для того, чтобы согреть ее, а чтобы она не запачкалась, когда ребенок срыгнет.

Она подняла бровь.

— «Судя по его виду, он уже собирается», — словно эхо, повторила она.

Он понимал, на что она намекает. Он не мог бы построить такую фразу, когда они встретились впервые; для этого пришлось бы сначала как следует выучиться в школе, а уж потом перейти на игру в мяч.

— Все дело в компании, которая меня окружает, — ответил он с улыбкой, затем заговорил более серьезно. — Мне вообще нравится учиться у окружающих — и у ящеров тоже, если получается. Разве надо удивляться, что я научился чему-то у тебя?

— О, в своем роде это удивительно, — сказала Барбара. — Многим людям, похоже, ненавистна сама мысль — учиться чему-нибудь новому. Я рада, что ты не такой, иначе жизнь была бы тоскливой. — Она посмотрела на Джонатана. — Да, он уснул. Хорошо.

Вскоре ее сосок выскользнул из ротика ребенка. Она подержала его еще немного, затем осторожно подняла на плечо и похлопала по спинке. Он отрыгнул, не просыпаясь и не сплевывая. Она вновь опустила его на руку и подождала несколько минут, затем поднялась и переложила его в деревянную колыбельку, которая занимала большую часть их крохотной комнаты. Джонатан вздохнул. Она постояла возле него, опасаясь, что малыш проснется. А затем его дыхание стало ровным. Она выпрямилась и потянулась за платьем.

Прежде чем она успела его надеть, Сэм оказался у нее за спиной и сжал груди руками. Она повернула голову и улыбнулась ему через плечо, но это не была приглашающая улыбка, хотя пару недель назад они снова начали заниматься любовью.

— Ты не считаешь, что мне лучше просто немножко полежать? — спросила она. — Сама я именно так и считаю. Это не означает, что я не люблю тебя, Сэм, просто я так устала, что света белого не вижу.

— Конечно, я понимаю, — сказал он и отпустил ее.

Теплое мягкое ощущение ее тела осталось запечатленным на его ладонях. Он лягнул пол, покрытый линолеумом.

Барбара быстро натянула платье, затем обернулась и положила руки ему на плечи.

— Спасибо, — сказала она. — Я знаю, что тебе это нелегко.

— Надо просто привыкнуть, только и всего, — сказал он. — Женитьба в разгар войны не очень располагает к комфорту, и потом ты сразу забеременела… — Лучшее, о чем они могли вспомнить, случилось в их брачную ночь. Он хмыкнул. — Конечно, если бы не война, мы никогда не встретились бы. Что там они говорят об облаках и серебряной подкладке?