Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 14

– Ты – порядочный, – рассмеявшись, заявила как-то она.

– Разве это достаточно веская причина для того, чтобы выйти замуж и навек связать с кем-то свою судьбу?

– Для меня – да. В таком случае скажи, а почему ты сделал мне предложение?

– Потому что я люблю тебя…

98

Той ночью я долго не мог заснуть и все думал о нас с Катей. Мне думалось, что я не был до конца откровенен с женой. А к рассвету понял, что никогда не был откровенен и с самим собой. Люди часто от слабости обманывают себя, пытаясь уйти от собственной глупости и жестокости или оправдать их. Конечно, о порядочности тут не может быть и речи. Порядочность, искренность и откровенность – родные сестры.

Если ты не можешь быть откровенен с самим собой, как можешь быть откровенен с другими?

Любил ли я Катю или обманывал себя, считая, что люблю ее? Думаю, для нее это было не важно. У нее сложился собственный взгляд на жизнь. Два года у меня ушло на то, чтобы понять, что брак для нее сродни покупке в кредит дорогого товара. Берет, потому что берут другие, потому что это престижно, да еще и выгодно, со скидкой. Потому что такое уже есть у ее подруг, и расплачиваться надо постепенно, частями, а не сразу. Потому что дается определенная гарантия. А если товар не понравится, испортится или устареет, его всегда можно заменить. То есть заменить можно меня, – догадался я.

Страшное открытие для любого человека.

97

Почему же я все-таки сделал ей предложение? Мучимый этим вопросом, я уснул.

Мне приснился ангел.

– Иди ко мне, – звонко звал меня он (она?), протягивая ко мне нежные руки.

Я открыл глаза и увидел перед собой Катю. За окном едва занимался рассвет – еще было темно, но она не спала. Жена сидела на своей половине кровати, опираясь на одну руку, и пристально смотрела на меня.

– Нет, ты меня не любишь, – внезапно прошептала она и горестно покачала головой.

Я устало закрыл глаза и увидел перед собой милое личико ангела Маши.

96

Домой из «Десны» я вернулся абсолютно трезвым. Мысль об этом пришла неожиданно, развеселила и одновременно напугала меня. Я выпил с друзьями бутылку водки и порядком захмелел. Но хмель улетучился на пороге дома. Трезвость была абсолютной. Такой, словно я, проснувшись поутру где-то в деревне, вышел на крыльцо и полной грудью вдохнул свежий морозный воздух. В голове стояла такая звенящая ясность, что я, не разуваясь, сразу прошел в ванную и уставился на себя в зеркало в надежде увидеть там что-то, что прояснит мои мысли.

Ничего особенного я не увидел. То же продолговатое, узкоскулое лицо с впадинами вместо щек, высокий лоб и аккуратно зачесанные набок волосы. Лишь на макушке опять выбился небольшой хохолок. Он отравлял мне жизнь, сколько себя помню. С первого класса я старательно приглаживал его расческой, смачивал теплым сладким чаем, позже – гелем для укладки волос, а он все равно распрямлялся, словно заводная пружина испорченных механических часов. И всегда делал это в самый неподходящий момент.

Меня поразили только мои глаза. Они были абсолютно трезвыми и чужими. Я смотрел на свое отражение. Во мне росло ощущение, что я смотрю в глаза другого человека, который влез в мое тело, словно в одежду, в какой-нибудь комбинезон или пижаму, и теперь неотрывно смотрел на меня.





Чужой взгляд так и впивался в мои глаза.

Входил медленно, по спирали, словно бур в шахтовый шурф. Точно ощупывал миллиметр за миллиметром, проверяя его на прочность.

Я стоял перед зеркалом и боялся пошевелиться. Страх неожиданно сковал меня. Ноги затекли и онемели, я не мог отойти или повернуться. Мне казалось, что сделай я это, отражение в зеркале останется стоять неподвижно. Оно больше не повинуется мне. Живет своей особенной зазеркальной жизнью.

И знает об этом куда больше меня.

Чем дольше вглядывался я в свои глаза, тем страшнее мне становилось, тем более чужими виделись они мне. Глаза были мертвыми и бездушными. Они внимательно следили за мной. Страх усиливался. И тут я понял, почему. Я был в квартире не один! Кто-то еще находился здесь, в моем доме, в моей крепости. Я это знал так же точно, как и то, что меня зовут Дмитрий Милосердов.

95

Многие люди чувствуют, когда на них смотрят. Даже если не видят этого, все равно «спиной», «шкурой», «затылком» ощущают на себе чужой взгляд. Для этого не надо обладать сверхъестественными способностями или шестым чувством. Просто когда кто-то смотрит со стороны, даже из укрытия, у многих срабатывает нечто, вроде сигнализации, живой сигнальной системы. Посмотрели на тебя просто так, мельком, ты и внимания не обратишь, сигнализация не сработает, потому что не почувствует никакой опасности. Но стоит кому-то подольше задержать на тебе взгляд, да еще и не просто так, а с умыслом, как в голове начинают заливаться тревожным перезвоном сигнальные звоночки.

Хотя так бывает не у всех.

Но здесь, со мной, это произошло, это было. Я чувствовал «шкурой», что кроме меня в квартире находится кто-то еще. Я стоял в ванной, судорожно вцепившись руками в край раковины, и продолжал, не моргая, смотреть на свое отражение. Краем глаза уловил, как капелька пота, появившись в районе виска, медленно поползла по щеке, оставляя за собой влажный след. Страх все больше заполнял пространство вокруг меня. Казалось, он был таким густым, что постепенно вытеснял воздух. Еще несколько минут, и в ванной совсем не останется воздуха.

Как же я буду дышать?

Кто-то чужой находился в моей квартире. Я чувствовал это каждой порой своей кожи. Что-то иное вторглось в мои владения. И теперь сидело тихо-тихо, притаившись во тьме. Где оно? Спрятаться в моей квартире было непросто. Обыкновенная двухкомнатная «хрущевка» с минимумом мебели. Особо не спрячешься. И все же что-то чужеродное притаилось где-то там, за пределами ванной.

Воздух становился тяжелее и гуще. Он словно выстраивался вокруг меня тяжелыми свинцовыми пластами темных облаков, которые приплывали из коридора. Что-то гнало их оттуда ко мне. Оно хотело, чтобы я задохнулся. Я закашлялся. Дышать становилось все труднее. Горло перехватило, точно сжало сильной рукой. Перед глазами завертелся стремительный, яркий калейдоскоп. Еще мгновение – и я отключусь, перестану жить! Все восставало во мне против этого, но я ничего не мог поделать. То, что проникло в мою квартиру, было сильнее меня, моей воли и желаний. Оно душило меня.

Оно было сильнее, потому что притаилось во мраке.

И тут раздался телефонный звонок. Это был особенный, совершенно не похожий ни на какие другие звонки звонок. Он словно вырвался из заточения, в котором его держали миллионы лет. Казалось, вся сила ненависти, жажды мести и веры в справедливость, которые копились в нем долгое время, теперь вырвалась наружу и изливала свою мощь в взбесившемся звонке.

Мне тут же стало лучше. Страх мгновенно ушел, как если бы его смыло холодным душем. Даже мурашки побежали по телу вслед за длинными ледяными струйками воображаемой душевой воды. Страх уходил прочь, просачиваясь сквозь пол. Мне чудилось, что я слышу противное хлюпающее чавканье, с которым он впитывается в пол подо мной.

Звонок не умолкал. Телефон трезвонил, как бешеный. Будто звонивший мне точно знал, что я дома. Да и где мне еще быть, в полтретьего ночи? Полтретьего ночи…

Кто мог звонить в такое время?

Я оторвался от раковины и взглянул на свое отражение. Оно снова было моим. Даже глаза теперь снова принадлежали мне и смотрели на меня так, словно ничего не произошло. Только тонкая темная, почти черная струйка крови, сочившаяся из левой ноздри, свидетельствовала о том, что все происходило в реальности.