Страница 53 из 98
Легенда родилась в голове сама собой, вспоминая, как божий одуванчик вцепилась в меня хваткой клеща.
— Ну энтомолог или нет, а гадить никому в парке не позволено, — заключила старушка и запустила режим советчика: — Жить надо по совести! В церковь обязательно ходить. Да, наша церковь и энтомологов принимает! Ты покайся, прими причастие и живи себе спокойно, даже этим… Как ты там себя назвал? Вот тогда никто и не подумает на тебя плохого. А то вон как, из кустов вылез, глаза красные, как у пьяного. Ты пил что ли?
Время до прибытия Арчибальда неумолимо испарялось. Я отгонял от себя мысль, что занудная старуха будет четвертым участником жертвоприношения, потому как, если за занудность и приставучесть осуждать, так пенсии некому платить будет.
— У вас дети есть? — зачем-то спросил я. — Внуки?
— Трое деток и семеро внучат, — старушка мгновенно переключилась, стоило спросить о родных. Один вопрос и мой статус «пьющего атеиста» сменился на «нормального человека». Бабка начала рассказывать о том, как ее дочь удачно вышла замуж, как внуки пошли в школу, как учатся, какие нынче учителя, как сыновья занялись бизнесом и всячески помогают людям, наученные трудным детством. Старушка нашла внимательного, по ее мнению, слушателя и неплохо присела мне на уши. Она была такой счастливой, что у меня язык не повернулся ее остановить. В какой-то момент времени я понял, что словесный поток прервался. Бабка превратилась в статую и из-за нее вышел хмурый Арчибальд. Каторианец решил взять дело в свои лапы, и заморозил потенциальную жертву.
— Какого хрена ты здесь торчишь? Выбрал? Молодец, тащи к месту. У нас мало времени, — наставник обхватил старушку, намереваясь транспортировать ее на поляну. Я преградил путь.
— Не выбрал. Отпусти ее, — тяжелым голосом произнес я. Пусть весь мир катится к чертям, но я не мог этого одуванчика использовать в качестве жертвы. Мамино воспитание дало о себе знать в самый неподходящий момент.
— Теряем время, — каторианец сделал шаг в сторону, желая меня обойти. Я вновь преградил ему дорогу.
— Отпусти, — повторил я. — Она не будет четвертой жертвой.
— То есть жертвой будешь ты? Я правильно понял? Ты выбрал эту старую особь, выгнавшую собственное потомство на улицу, споившую мужа и не дающую жизни соседям? Которая к тому же сама сдохнет через два с половиной земных года. Так? — удивился каторианец, тем не менее остановившись.
— Не так! Я же сказал, что еще не выбрал! Первое — бабка не будет четвертой жертвой, чтобы ты ни говорил. Второе — ничего не случится, если я определюсь через десять или пятнадцать минут. И не надо меня убеждать в обратном. Ты готов был ждать, чтобы я сам захотел начать этот чертов путь, значит время у меня еще есть. Я не хочу жить в Игре, порождая еще большую жестокость.
— Что ты сделаешь, праведник, если я тебя заставлю? — голосом каторианца можно было рубить лед, такую вибрацию он вызвал в окружающем воздухе. Наставник вырос на добрый десяток сантиметров, потемнел, словно накопившаяся тысячелетиями злость нашла выход, навис надо мной, желая сокрушить мелкую блоху одним дыханием, но безрезультатно. Я стоял на своем, твердо уверенный в собственной правоте. Активированный артефакт занял привычное место на руке, защита была включена на максимум, в свободном кулаке я держал несколько пачек с Ударом Храмовника, приготовившись отстаивать бабку всеми доступными мне способами. Лучше я убью ее здесь и сейчас, если наставник проигнорирует мое требование, чем допущу непоправимое. Во всяком случае — попытаюсь, ибо противостоять Арчибальду мне нечем.
— Вижу настойчивость и непоколебимость ты прокачал. Молодец, во время рестарта они тебе пригодятся, — произнес Арчибальд и внезапно все внешнее напряжение сошло на нет. Размеры наставника стали привычными, темнота ушла, а старушка была усажена на ближайшую скамейку. Спокойное и размеренное дыхание несостоявшейся жертвы говорили о том, что она мирно спала. Глядя на ее безмятежную улыбку, я надеялся, что она видит хороший, добрый сон без наркоманов, убийц и насильников. Этому миру очень не хватало доброты.
— Будем считать, что ты прошел тест на вшивость, — бросил наставник и широким шагом двинулся на поляну. Я недоуменным взглядом проводил каторианца, но тут же поспешил за ним, приноравливаясь к ходу. Это был тест? Что-то по аналогии с тем, что устроил мне Герхард перед выдачей Легурии? Или Арчибальд делает хорошую мину при плохой игре, желая показать, что он все контролирует?
Спустя пару мгновений я понял, что правильным оказался первый вариант — на поляне лежали четыре тела.
— Четвертый не так отличился, как первые, — наставник вручил мне досье на нового участника. — Обычный убийца. Таких пруд пруди в этом мире.
Действительно, по сравнению с первой тройкой, это был посредственный убийца-серийник. На счету двенадцать женщин. Мотив убийств — обида за измену бывшей жены. Она стала его первой жертвой.
— Отвечая на твой вопрос — нет, мы не можем ждать. Сегодня вечером Мерлин принесет в жертву шестьдесят четыре человека. Он почти вышел на финишную прямую. Не сегодня-завтра он завершит поиски, и воплотится. Будем форсировать. Мои ребята сейчас шерстят город в поисках подходящих жертв для всех печатей. Не факт, что успеем, не факт, что наберем нужное количество. Но обязаны отыграть на пределе возможностей!
— Если ты все продумал и обо всем позаботился, для чего устроил цирк с бабкой? — не удержался я от вопроса. Арчибальд соизволил повернуться ко мне мордой, и недовольно окинуть взглядом.
— Я должен быть уверен, что твоя крыша на месте. Да, ты решился на жертвоприношения, но общие моральные принципы остались по отношению к игрокам, и, что для меня интересно, обычным НПС. Ты — Проводник. Существо, имеющее гарантированный переход в следующую эпоху и не имеющее права на изъян. Уже достаточно ущербных было при рестартах. Бракованные игроки — бракованные рестарты. Каждый раз одно и то же — собственные интересы превыше любых ценностей! Старуха была не случайна — она воплощение всего, что связывало тебя с твоей прошлой жизнью и было важно. Еще вопросы?
Вопросов больше не было. Прямота и обоснованность ответа меня подкупили. Хотя признаться, озвученные мотивы проверки для меня стали неожиданностью. Недоверие нисколько не оскорбляло, потому как я признавал право Арчибальда сомневаться. Наставник, как любое существо, сомневался. Но не во мне, а в своем выборе.