Страница 46 из 98
— Гости-и, — неожиданно протянул мальчик и поднял голову. У меня по спине пробежали мурашки, как будто я смотрел эпизод из ужастика. Мальчик немигающим взглядом смотрел в пол, и без конца теребил штанину. Что-то с ним было не так. С момента своего прихода он ни разу не взглянул на нас. Отсутствие привычного детского любопытства было ненормальным.
Входная дверь снова хлопнула за убежавшей, наконец, женщиной, и напугала Димку. Он вздрогнул всем телом, и также не поднимая глаз, обхватил себя руками. Послышался судорожный вдох.
— Идем, солнышко, я тебе сейчас шахматы дам. Расставь их по порядку, пока я не приду, — засуетилась Баба Марфа, но я схватил ее за руку, не позволяя увести «счастье» у меня из-под носа.
— Арчибальд, это он! — я кивнул на мальчика. — Он автор карты.
— Задание исследователя? — наставник сразу меня понял, и попросил испугавшуюся за внука Бабу Марфу остаться на месте. Та забеспокоилась, но послушно опустилась на табурет.
— Ты веришь в случайности?
— Я похож на идиота? — в голосе Арчибальда я услышал намек на возмущение.
— Кажется, нам поперло. Дима, это твой рисунок?
Я вытащил полученный еще в Цюрихе кусок бумаги и подсунул его мальчику так, чтобы взгляд вместо пола упирался в рисунок. Мальчишка отреагировал на вмешательство в его личное пространство интенсивным раскачиванием из стороны в сторону и громким мычанием. «Черт, кажется, он больной», — дошло до меня.
— Что здесь нарисовано? — не желая сдаваться, я немного повысил голос, но тут за внука вступилась Баба Марфа:
— Не нужно. Он вас понимает, но ответить не может. Аутист он.
— Гости-и, — вновь протянул мальчик, продолжая раскачиваться. — Люди-и…
— Дайте, — Баба Марфа осторожно забрала лист. — Да, это Димкины каракули. Пару лет назад рисовал такие каждый день. Как с цепи сорвался, малевал их без конца. Откуда он у вас?
— Неважно. А другие рисунки есть?
— Нет. Я сама все сожгла, чай, не дура-то. Вы не серчайте, я покоя для внука хочу. Но, видно, судьбу не обманешь, раз эти каракули не углядела. Вы мальца пожалейте, не лишайте детства. Он хоть и особенный, но в любви живет. Я сама все расскажу, что надо. Те рисунки, что спалила, были не такими. Этот как не полный, что ли.
Баба Марфа вертела листок и так, и эдак, но безрезультатно. Помнила только, что решила сжечь потому что на всех Димкиных картах были мертвецы. Я уже отчаялся, как вмешался Арчибальд:
— Мальчик такой с рождения?
— Да. Моя вина, — покаялась Баба Марфа. — Натворила лишнего с отцом, теперь дитя расплачивается. Хотела судьбу обмануть, что не я буду последней в роду, да только отсрочила неизбежное.
— Поменьше фатализма, — скривился наставник. — В конечном счете сдохнут все. Как он относится к животным?
— Хорошо, — задумалась Баба Марфа. — Была у нас когда-то кошка, Димка с ней частенько играл. Жалко, долго не прожила. Димка передачу про космос посмотрел, да про подготовку космонавтов. А тут я со стиркой завертелась, вот он Маруську в машинку и засунул. В космонавты ее готовил, значит … так потом машинку вместе с кошкой и выбросили.
— Хорошо. Выйди, мне с твоим внуком поговорить надо без посторонних. Не бойся, не наврежу. Помочь попробую.
— Конечно-конечно, — спохватилась Баба Марфа, буквально за секунду ретировавшись с кухни. Я поднялся следом, но Арчибальд меня остановил:
— Куда собрался? Сделаю для тебя исключение, так и быть. Сиди и смотри. Молчи только.
Я радостно плюхнулся обратно на табурет и приготовился смотреть. Арчибальд повесил в комнате защитный полог, чтобы Баба Марфа не могла вернуться или подсмотреть. После этого опустился на четвереньки.
— Мур-мяу! — промурлыкал каторианец и плавно перетек к мальчишке. Тот перестал раскачиваться и впервые на его лице промелькнула заинтересованность. Всего на секунду, но этого хватило Арчибальду, чтобы ухватиться за тень эмоций. Каторианец включил урчальник на полную громкость, ласково потерся о ноги мальчишки, хвостом пощекотал бледную щеку. Димка отрешенно улыбнулся и присел, неуклюже растопырив ноги. Худенькие ручонки потянулись к ушам наставника.
— Мур, — Арчибальд не дал себя погладить за ушами и быстро перевернулся на спину. Мальчик послушно переместил руки на подставленный живот, скрытый стальным доспехом. С блаженной улыбкой он наглаживал холодный металл, воображая, что погружает руки в длинную и густую шерсть.
— Ты вы-ырос, — внезапно произнес Дима. — Космос хороший.
— Космос хороший, — поддакнул каторианец. — Там тихо и нет людей.
— Хорошо. Хочу никого. Всех много. Люблю тишину.
— Чтобы получить тишину, нужно поработать. Хочешь?
— Хочу. Ты сделаешь мне тишину? — впервые за все время разговора мальчик оторвал взгляд от пола и сосредоточился на Арчибальде.
— Да. Ты получишь тишину. Тебя никто не побеспокоит, пока сам не захочешь.
— Хорошо. Твоя тишина без смерти? Я не умру? — внезапно спросил мальчик.
— Нет, — Арчибальд перестал изображать кота и сел рядом. — Смерть — это ничто. Там нет ничего, даже тишины.
Мальчик по-взрослому кивнул, показывая, что он понял и доволен услышанным. Его взгляд был в этот момент нормальным и осмысленным.
— Я не могу умереть. Мама и папа огорчатся. Не хочу их огорчать.
Удивительные рассуждения от восьмилетнего ребенка. Он не «не хочет» умирать, он «не может», потому что беспокоится о чувствах родителей. Удивительный ребенок. Сколько в мире непонятого, и определенного нами, как брак. Хотя вполне возможно, что все наоборот. Мы все здесь ненормальные, а этот мальчишка такой, каким задумывала нас природа. Он самодостаточен. Мы ему только мешаем своими ожиданиями и требованиями. Чудно.
— Я подарю тебе собственный мир, наполненный тишиной и покоем. Ты сможешь быть там столько, сколько захочешь и возвращаться иногда к родителям, чтобы они не огорчались. Но для этого нужно поработать.
— Собственный мир. Хочу его. Ты добрый. Что я должен сделать?
— Ты помнишь этот рисунок? — Арчибальд взял лист и протянул Диме.
— Нет. Не рисунок. Карта, — Дима замолчал, ожидая следующего вопроса.
— Хорошо. Карта, но она неполная. Нам нужна полная. Дорисуй ее и получишь свой подарок.
— Карандаш, — мальчик сел на колени, положил рисунок на пол и требовательно протянул руку. В этот раз обширный инвентарь Арчибальда дал сбой — писчих принадлежностей у каторианца не оказалось. Степан сделал анализ пространства и подсветил подвесную полку. На ней в стаканчике я нашел огрызок простого карандаша.
Димка снова начал раскачиваться, взволнованно приговаривая, а иногда и выкрикивая фразы или слова: