Страница 35 из 91
- Я разрешаю вам, Дойл, снять с охраны корабля всех «шимпанзе», - произнесла герцогиня и тут же уточнила: - кстати, сколько их там?
- Шесть, миледи, - отвечал Дойл, - и тогда всего у меня их будет одиннадцать.
- Одиннадцать? – в голосе госпожи слышалось: так мало?
- Одни «шимпанзе» был заколот фанатичкой на аэровокзале. Ещё у двух неполадки, они на переделке у доктора, – пояснил Дойл.
- Соберите всех, что есть в наличии, пусть обнюхают все близлежащие набережные, я не думаю, что она сбежала для того, чтобы утонуть в озере, где-то она должна была выбраться на берег.
- Я всё сделаю, миледи…. Но при всём моём уважении…
- Что?
- Вероятность того, что мы что-нибудь найдём, очень невелика.
- Используйте любую, даже призрачную вероятность, Дойл.
- Конечно, миледи.
И тут что-то захотел сказать Эбердин Тейлор, он даже приподнял руку, чтобы герцогиня его заметила. И та произнесла.
- Что вам, Тейлор?
- По моим данным, миледи, сегодня ночью двумя моряками с американского сухогруза была изнасилована и ограблена одна проститутка.
- Чрезвычайно интересно. Вы полагаете, Тейлор, мне необходимо об этом знать? – холодно произнесла герцогиня.
- Дело в том, миледи, что та проститутка, что обратилась к полицейским, была абсолютно голой.
- Продолжайте, - теперь леди Кавендиш была заинтересована.
- Я так подумал… Странное дельце, бабёнка была голой, но при деньгах, раз утверждала, что моряки отняли у неё девять честно заработных шиллингов. И всё это происходило где-то на Альтер Валль, а ведь туда нетрудно добраться из озера по каналу, просто держись на воде, и течение само тебя туда принесёт.
- Тейлор, найдите эту проститутку, расспросите её, – распорядилась леди Кавендиш , - а вы Дойл, возьмите с собой ту тряпку, в которой привезли русскую, чтобы «шимпанзе» хорошо запомнили её запах, и отведите часть из них на эту самую Альтер Валль, пусть начнут обнюхивать набережные, может, эта история увеличит ваши шансы отыскать девку. Идите.
- Да, миледи, - почти синхронно ответили Тейлор и Дойл и сразу покинули кабинет.
А леди Кавендиш встала из-за стола и, почти не опираясь на свою трость, подошла к Дженнет.
- Дорогая моя, у меня к вам всего два вопроса.
- Я вас слушаю, мадам, - с максимальной вежливостью отвечала американка. Она пыталась угадать, что за вопрос задаст старуха, но не угадала. Но при этом она «заслонилась» от «взгляда» герцогини, и этот заслон был непроницаем, что никак нельзя было назвать жестом вежливости. Просто леди Рэндольф не хотелось, чтобы все её чувства были сейчас открыты перед начальницей.
Конечно, старуха про себя это отметила, но упрекать её не стала: прячешься? Ну прячься, прячься. И она продолжала расспрашивать:
- Прошлой ночью, когда русская бегала по моему дому и убивала моих слуг, за вами посылали, но лорд Рэндольф отвечал, что вас нет дома, что вы на службе. Мне хотелось бы знать… Вы служите ещё где-то? У вас есть другое дело?
- Лорд Рэндольф ошибся. Я в тот момент занималась своими личными делами, а не служебными, – отвечала леди Рэндольф.
- Ах вот как? Своими? – старуха подошла совсем близко к американке; она, кажется, улыбалась, заглядывая той в глаза. А потом, что было особенно нестерпимо, Холодная леди положила свою старушечью руку на живот леди Рэндольф и спросила: – А лорд Рэндольф в курсе ваших личных дел? – при этом леди Кавендиш сделала особое ударение на слове «личных».
Это было невыносимо, американке пришлось снова сдерживать себя, чтобы просто не наорать на старуху, но вот морщинистую руку со своего живота она всё-таки убрала и уже потом ответила достаточно холодно:
- Полагаю, это вопрос, который я вправе оставить без ответа.
- Ах, простите мою бестактность, возможно, вы и правы, это слишком личные вопросы, но вы сами понимаете, мы, женщины, любим посудачить о личном, – проговорила герцогиня мягко – и тут же вся переменилась, её лицо налилось серым, вытянулось, а глаза сузились, и она зашипела в лицо американке: – Ну что ж, от личного перейдём к делу. Зачем вы убили курьера? Убили, не получив ни крупицы информации.
Её облик, её тон, её взгляд были так страшны, что испугали бы любого неискушённого человека, но всё дело было в том, что леди Рэндольф ждала чего-то подобного, а ещё она и сама была искушена в «умениях», несмотря на молодость. Так что всё это не произвело на американку большого впечатления; нет, она даже была восхищена силой герцогини, но не более того. И потому почти спокойно ответила:
- Ах вот вы про что; каюсь, то была минутная слабость, он меня разозлил. А у меня и без него был тяжёлый день.
Леди Кавендиш снова приняла свой обычный вид, она была, кажется, разочарована и… спокойна. И не стала больше ничего говорить американке, кроме:
- Хорошо, дорогая моя, ступайте, займитесь делом.
Именно это её спокойствие больше всего и не понравилось леди Рэндольф; она знала леди Кавендиш не очень давно, но уже понимала, с кем имеет дело.
Глава 18
Гансу Вильке, смышлёному мальчику четырнадцати лет, выпала неожиданная удача. Вместо того чтобы сидеть в душном классе со своими товарищами и пыхтеть над функциями, он сидел на берегу Эльбы с ящиком пустых бутылок и большими песочными часами. Происходило это в шумном и не очень чистом местечке Баубендайвиг, чуть ниже по течению от большой пристани. Сидел и ждал, когда рында на пристани отобьёт трижды по три удара, что будет означать двенадцать часов пополудни. Дождавшись этого момента, Ганс Вильке взял одну из двадцати бутылок, подошёл к воде и, хорошенько размахнувшись, закинул её как можно дальше в реку. Кинул со всех сил, вернулся к своему ящику и перевернул песочные часы. Песок потёк, время побежало. Бутылка была почти пустой, только на дне у неё было немного песка для устойчивости на воде. А вместо пробки в бутылках использовалась белая бумага, которую было хорошо видно на фоне речной воды. Бутылка поплыла, уносимая течением вниз, к морю. А парень сел на песок и стал ждать. Как только песок в часах стал заканчиваться, он взял следующую бутылку и снова подошёл к воде, подождал, пока часы опустеют окончательно, снова размахнулся и кинул бутылку в воду. После опять перевернул часы. То была очень простая и неплохо оплачиваемая работа, смысла которой мальчишка не понимал. Но если ему обещали за неё четыре шиллинга, целых четыре шиллинга, он готов был кидать эти бутылки до тех пор, пока они не закончатся.