Райский уголок

Мистер Холт был настолько разочарован, зол, удручен и раздосадован, что еле-еле заставлял себя с ней разговаривать.

А затем, однажды на рассвете, в день рождения Джорджа Беста[9], у мамы отошли воды – ровно в тот момент, когда мистер Холт наливал себе чашку чая и слушал по радио пятичасовые новости. Мама спросила, не мог бы он поехать на работу через Королевскую больницу. Он кивнул и ждал, пока мама наденет туфли. Некоторое время наблюдал, как она мучается, а потом наклонился и завязал ей шнурки. Она поблагодарила его, положила руки ему на плечи и улыбнулась впервые за много недель, и он сказал:

– Ну, мы так весь день тут проторчим.

И они вышли.

Мы с сестрой проснулись, начали собираться в школу и тут обнаружили записку: Уехали в клинику за малышом. А ниже мама нарисовала младенца и голову лошади. Она всегда рисовала голову лошади, потому что это было единственное, что она умела рисовать, и так показывала, что счастлива.

Несмотря на лошадиную голову, я расстроилась, что мама уехала одна. Но сестра сказала: «Мы только путались бы под ногами – и ты что, реально хочешь увидеть, как вылезает младенец?» – и оба аргумента оказались убедительными.

В школу мы отправились на автобусе, как обычно, и никому ничего не сказали. А на последнем уроке я почему-то брякнула девочке по имени Джулия Двайр, что у моей мамы скоро будет малыш, и она воскликнула: «Фу! Сколько ей лет?» – и я скинула пару лет, чтобы ситуация выглядела менее скандально. И пожалела обо всем сразу – и что сказала, и о маминой беременности.

Дома мы с сестрой и братом увлеченно смотрели телевизор, даже позабыли обо всем, когда вдруг зазвонил телефон, это мама звонила из автомата.

Она родила мальчика, которого назвали Дэниэл Джон Генри Холт, но нам пришлось пообещать, что не станем сокращать его имя до ДиДжей или Дэнни. Он Дэниэл. И в тот же вечер они с мистером Холтом вернулись домой в фургоне прачечной «Подснежник».

Так началась история Дэнни, который, после того как был лишь смутным наброском, ворвался в наши жизни во всей красе, словно солнечный свет сквозь дорогие шторы. В тот первый вечер мы сидели вокруг него, целовали крошечные ладошки, ощущали волшебную тяжесть маленького тельца в руках, и я поняла, что мир будет существовать вечно. Все было по-прежнему – мистер Холт велел нам аккуратно поставить обувь в обувницу, а мама с досадой цокала языком, – но вместе с тем все изменилось.

Малыша – который был зачат преднамеренно, но потом об этом пожалели и даже почти отвергли его, который был воплощением безответственности, эгоизма и пренебрежения договоренностями, и само существование которого стало причиной огромной тоски – не спускали с рук, им восторгались, его баюкали, ему агукали. И совершенно правильно, потому что он был абсолютным чудом.

Волосы черные и вьющиеся, ласковые карие глазки – то ли мальчик, то ли милый щеночек. Он был похож на Маугли, и Аладдина, и Ричарда Бёртона одновременно, только гораздо милее, и с каждым днем становился все очаровательнее, и все, кто заявлял, что еще один ребенок – это опрометчивое решение (мамины родственники), увидев его в люльке, а потом в коляске, как он стискивает в кулачке ленточку, как сосет большой палец, тут же расплывались в счастливейших улыбках. Единственным, кому малыш сначала не понравился, был спрингер-спаниель Турк, но даже он в итоге его полюбил. Словом, мама выкрутилась, породив самого прекрасного на свете малыша.

Это, однако, не отменяло того факта, что мы сильно нуждались, и с появлением Дэнни ситуация усложнилась, и мистер Холт, который и без того был достаточно аккуратен с деньгами, стал окончательным скупердяем и повесил замок на гараж, где мы хранили консервы, и замок на телефон, лишив нас возможности звонить.

– Мы действительно можем позволить себе этого ребенка? – спросил Джек.

– Хороший вопрос, – ответил мистер Холт. – Нет, не можем, и мы уже дошли до крайности.

– Но он ведь стоит того, – встревоженно сказала мама. – Правда?

Мистер Холт поднял Дэнни на вытянутых руках прямо перед собой.

– Ничего так, – буркнул он и едва не расплакался от счастья, так что вынужден был достать носовой платок.

– На что это похоже, когда рожаешь? – спросила я маму, имея в виду, что при этом чувствуешь.

– Это как срать футбольным мячом, – ответила она.

– Я имею в виду – эмоционально.

– Срать футбольным мячом, – повторила мама.

4

Минута славы

Как-то рано утром вскоре после моего первого дня в «Райском уголке» сестра Хилари позвонила мне домой напомнить, что у меня дежурство в пятницу – смена начинается в восемь утра. Это было неожиданно, и я сказала, что по пятницам я в школе и не могу работать.

– Ты нужна здесь, – сказала она. – У нас немножко чрезвычайная ситуация.

– Но пятница – учебный день, – возразила я.

– Я понимаю, – согласилась Хилари. – Но у нас не хватает персонала.

– Ладно, тогда до пятницы, – сказала я и повесила трубку.

Что за чрезвычайная ситуация? Я представила, как повылетали все кафельные плитки разом и последовавшую за этим серию падений, но в итоге решила, что более вероятно, что неожиданно появились новые пациенты с особыми медицинскими потребностями. Так странно было, что тебе звонят домой, и это не кто-то из подружек, жалующихся на своего злобного папашу или зовущих тебя прошвырнуться в город за чипсами и орешками в кафешку в «Вулворте» и сфотографироваться в фотокабинке. Это был взрослый звонок. Я постояла в холле, осознавая данный факт, а потом помчалась на школьный автобус.

В пятницу мы с Мирандой явились в «Райский уголок» вместе. Ее тоже попросили поработать дополнительную смену, и она была в ужасе. Она пришла в школьной форме и жутко разозлилась, что я не позвонила ей и не сообщила, что сама буду в сестринской форме с поясом и в белой шапочке и с голыми выбритыми ногами. Пришлось рассказать ей, что наш телефон работает в режиме «только входящие звонки», Миранда мрачно вздохнула и пробормотала что-то насчет того, что моя семья скоро окажется в очереди за бесплатным супом. В порядке самозащиты я похвасталась своей близостью к Жене Хозяина, а Миранда сказала, какой омерзительной ей кажется Матрона в квадратных очках. По моим ощущениям, верх одержала я, но по прибытии в «Райский уголок» почувствовала, что положение изменилось.

Маленькая Матрона отчего-то вела себя так, словно она главная, и надела сережки – большие, висячие, совсем не такие, какие ожидаешь увидеть у медицинского работника.

Она поздоровалась с нами, едва мы вошли в кухню, и объявила, что поскольку мы великолепно проявили себя в первый день, то она хотела бы побеседовать с нами в плане перспективы нашего повышения с оплатой 38 пенсов/час.

Я спросила, что подразумевает это повышение. Она объяснила, что оно предполагает «более ответственную роль во время чаепития» плюс иногда дополнительные часы. Одна за другой мы прошли в кабинет Хозяина, я первая. Кабинет – закуток без двери с прелестным видом на старый сад. Матрона, оставаясь все такой же маленькой, отчего-то казалась ростом выше, чем я запомнила, и какой-то квадратной – примерно двадцать дюймов в ширину. На пороге кабинета она пригласила меня – жестом – пройти вперед, но потом передумала и, оттолкнув меня, метнулась к стулу получше. Интересно, эта гонка за лучшим местом – часть испытания? Надеюсь, нет, потому что я и так из вежливости уступила бы ей, но меня вдруг осенило, что такое поведение могли счесть отсутствием честолюбия. Матрона устроилась основательно и несокрушимо.

– Итак, Лиззи, что ты можешь сказать мне о стариках? И не надо ссылаться исключительно на золотые правила Жены Хозяина, – добавила она саркастически.

Я помолчала, отчасти в замешательстве, а отчасти потому, что вспоминала, как недавно слышала кое-что, непосредственно относящееся к данному вопросу. Матрона постукивала пальцами по столу, пока я собиралась с мыслями. Кажется, это продолжалось довольно долго – и ее постукивание, и мои размышления.

9

Джордж Бест (1946–2005) – североирландский футболист, в начале 1970-х – секс-символ британского футбола, был настолько популярен, что его даже называли «пятым битлом».