Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 16

– Включить телик? – спросила я, подумав, что он не заметил пульт на комоде напротив. – Там, наверное, идет «Два Ронни» или «Дес О’Коннор».

– Спасибо, нет. Сегодня вечером я немного устал, чтобы смотреть телевизор, – сказал он и быстро добавил: – Но вы можете включить, если хотите.

Меня поразило, что мистер Симмонс выглядит слишком уж молодо для данного учреждения и совсем не похож на остальных пациентов. Наверное, то же самое он подумал обо мне.

– Вы слишком юны для работы здесь. Не в обиду вам будет сказано.

– Я учусь в школе. Вообще-то я ученица школы в Делвине, где работает ваша родственница, – призналась я.

– О, – сказал он. – Не повезло.

И мы оба рассмеялись.

– Вы выглядите гораздо моложе остальных пациентов, – сказала я.

– Ну, я не то чтобы сильно моложе, но, полагаю, остальные здесь суровые викторианцы, а я человек современного мира, в этом вся разница.

– О, – заметила я.

– Я, к примеру, знаю про Элвиса. – И уточнил: – Элвиса Пресли.

И мы немного поболтали о современном мире.

К тому моменту, как я спустилась обратно в кухню, день уже закончился. Жена Хозяина подогревала на плите вечернее молоко, я упустила шанс доехать до дома с Мирандой на машине Майка Ю, а дневные сестры собирались в паб. Все мне напоминало «Пьесу дня» – актеры настолько хороши, что ты оторваться не можешь, и хотя ничего особенного не происходит в смысле сюжета, хочется смотреть и смотреть.

Щипцы для завивки «Чокнутая крошка» переходили из рук в руки, а локоны твердели под лаком для волос. Тюбики с тушью для ресниц торчали из кружки с кипятком, сигареты прикуривались одна от другой, и комната полнилась табачным дымом, запахом одеколона, девчачьим щебетом, смехом и скрипом стульев.

Расставляя чашки на подносе, Жена Хозяина завела со мной беседу. Она сказала, что форменные платья маленького размера на вес золота.

– Я бы на твоем месте вцепилась вон в то, если подойдет, и прикрепила значок с твоим именем.

– Надену и устрою сюрприз для моей мамы.

– Отличная мысль, – сказала она. – А я непременно попробую твой шампунь.



– Пивной шампунь «Линко», – сказала я, чтобы убедиться, что она правильно запомнила название.

– Спасибо, Лиззи, ты будешь отличной помощницей. Я так рада, что ты теперь работаешь здесь.

Не зная, как правильно ответить, я произнесла:

– А я так рада, что вы работаете здесь.

Напрасно, наверное, я так сказала, потому что она сразу осеклась, а я спросила себя, зачем вообще это ляпнула.

На обратном пути, направляясь к черному ходу, я еще разок заглянула в морг. На этот раз на скамье что-то лежало. Я сунулась рассмотреть и ахнула, поняв, что это тело, накрытое простыней. Посиневшая ступня торчала наружу. С большого пальца свисала бумажная бирка: Крессвелл.

В любой другой ситуации я кинулась бы со всех ног домой, вниз по склону это легко, но сейчас бежать мне показалось неприличным – я же была в форменном платье, поэтому я двинулась быстрым шагом, ну, может, лишь чуточку вприпрыжку, когда машин поблизости не видно было. Странный выдался день. Скучный, волнительный и иногда даже жутковатый. Я не позволяла себе думать о бирке «Крессвелл». Говорила себе, что пациенты оказались вовсе не такими чокнутыми или болезненными, как я представляла, – особенно мистер Симмонс, человек из современного мира. Жене Хозяина я, похоже, понравилась, и карман платья слегка оттягивало заработанное за день. Чувство удовлетворения несколько омрачала тревога от мыслей, что я совершила необратимый шаг и никогда больше не буду прежней – даже если захочу. Никогда не буду безмятежно хрустеть чипсами на улице или сдавать пустые жестянки от газировки. Я видела большой палец покойника.

3

Дела домашние

Про пивной шампунь «Линко» все правда, от него волосам и впрямь приятно, и, разумеется, я собиралась потратить свою небольшую кубышку на первоочередные приятные мелочи и прочие предметы, упомянутые прежде. Но сейчас, понимая, что запросто могу зайти в аптечный отдел «Бутс» и купить что пожелаю и сдачи хватит еще и на кусок фирменного лимонного мыла на веревочке, приятные мелочи казались вовсе не такими уж необходимыми. А затем осознание данного факта каким-то образом поставило меня лицом к лицу с той истиной, что вообще дела идут не ошизительно прекрасно, в смысле школы. Я немножко в дерьме, и никакой приличный кофе или шампунь тут не помогут. Я пропустила несколько дней – по личным причинам – и внезапно безнадежно отстала по ряду предметов. Быть отстающей оказалось исключительно неприятным, особенно если вы к этому не привыкли. Стремление понравиться, которое подстегивало меня всю начальную школу, похоже, улетучивалось с каждым утром – курила ли я в постели свою первую сигарету или тряслась в автобусе.

Учителя были слишком заняты повседневными заботами, чтобы заметить, что мне нужна конкретная помощь. Моего исключительно милого наставника мистера Мейна раздражало откровенное отсутствие у меня амбиций. Он изо всех сил старался вдохновить меня, но был чрезвычайно загружен работой с более проблемными подопечными – которым предстояло освоить алфавит, – и я воображала, что мистер Мейн смотрит на меня и думает: «С Лиззи Вогел в конечном счете все будет в порядке», что, конечно, огромный комплимент (если он действительно думал именно так).

Мама и мистер Холт тоже были заняты – водили фургоны и собирали корзины грязного белья, пытаясь свести концы с концами после появления младенца и запустить новый бизнес по очистке деревянных поверхностей, – чтобы заметить, что я с трудом держусь на плаву. Сестра уже одной ногой была на пути в университет. Настольная лампа и полосатый коврик из «Хабитат» ждали ее отъезда в холле и стали ежедневным напоминанием, что совсем скоро ее здесь не будет. А пока она работала в «Вулворте» по гибкому графику и тусовалась с девушкой с Маврикия по имени Варша. И понятия не имела, чем я занимаюсь. Или не занимаюсь.

Когда сестра запретила курить в нашей общей спальне, это разрушило наши отношения. Она выступила с надуманным обвинением, будто я отравляю воздух и тем самым не только себя обрекаю на смертельные заболевания, останавливающие мой рост и пагубно влияющие на кожу и мозг, но и ее подвергаю всем этим рискам – когда она спит. Она якобы вынуждена была перенести свою постель в гостиную и забрать все музыкальные записи, за исключением одной – «Убийство Джорджи (части I и II)» Рода Стюарта, которую сестра все равно не могла слушать, потому что (а) песня грустная (Джорджи убила шпана из Нью-Джерси) и (b) она не могла вынести возникающего при этом образа весело скачущего Рода в белом костюме. А я любила Рода и его белый костюм и была рада, когда она отдала мне запись, но потом слушала так часто, что тоже разлюбила.

Итак, я созрела для того, чтобы оказаться в новом месте, начать все заново и стать востребованной и нужной. Поскольку я не собиралась быть ненаглядной деткой, с которой носятся родители, или любимицей какого-нибудь чрезмерно внимательного учителя, который разглядел во мне нечто уникальное и стремился затолкать меня в Оксбридж, я приняла решение ограничиться в школе минимумом необходимого: посещать занятия настолько регулярно, чтобы меня не выгнали и чтобы маму не арестовала миссис Харгрейвс, школьный инспектор. Я буду заскакивать на математику и естественные науки, ну и когда нужно будет отметиться, а в остальное время стану помогать пожилым дамам застегивать корсеты и вдевать нитку в иголку и заработаю достаточно, чтобы купить годовой запас сигарет «Джон Плейер» в синей упаковке с зажигалкой, пузырек «Пако Рабанн» и семь штук новых трусов пастельных оттенков, на которых подписаны дни недели, – буду как героини Эдны О’Брайен[6]. Вот о чем я думала.

И думала всю дорогу до дома, пока степенно шла или же временами пускалась вприпрыжку в форменном платье медсестры. Вот почему я хотела получить работу. Причины не такие впечатляющие, как у Миранды, но все же более сложные, чем желание купить модный шампунь.

6

Эдна О’Брайен (р. 1930) – ирландская писательница, в самом известном ее романе «Деревенские девушки» две девушки сбегают из дома и монастырской школы.