Страница 20 из 71
XIII. Нашествие шведского короля Иоанна с севера, а польского Стефана Батория с юга на псковские области и на Псков
Разделившие Лифляндию и Эстляндию государи польский и шведский равно чувствовали притеснение от царя; однако ж каждый порознь не в состоянии был противиться его силе. Но первый больше мог собрать войска, а второй с моря в разных местах обширнейшей с Россией границы своей мог делать высадки и ими производить внезапные набеги. Итак, оба сии государя в 1578 году заключили теснейший союз для войны против России. Положено было начать оную совокупно в самой Эстляндии и Лифляндии вытеснением российских гарнизонов из городов и крепостей, ими занятых. Первое сражение дано было под Венденом, занятым уже польскими и литовскими войсками, с которыми соединились и шведские. Там россияне были разбиты и потеряли все свои пушки. Вслед за этим они вытесняемы были постепенно и из других городов, но рассеянные по всем провинциям засады их долго было бы порознь преодолевать. А притом союзные государи не хотели продолжением войны в Лифляндии и Эстляндии подвергать сии провинции опустошениям и потому, засевших там россиян оставив до времени, согласились напасть на самые российские области с разных сторон. Шведский начал делать набеги от Нарвы и с финляндских границ, а польский – от литовской границы. Они подучали еще и крымского хана с юга занять Россию, но царь убедил его дарами к перемирию на год. Россияне отражали часто не без успеха нападения северного неприятеля и долго удерживались во многих городах эстляндских, а в свои далее Ивангорода его не впустили, но ополчение польского короля превозмогало их. Войско его состояло из различных наемных и своих польских и литовских людей и из корпуса венгерской пехоты. Польскими предводительствовал гетман Мелецкий, литвой – гетман Николай Радзивилл, венграми – славный воевода их Гавриил Бекеш; а при осаде Пскова великим гетманом, или фельдмаршалом, был коронный канцлер Иван Замойский. Первые неприятельские действия Баторием открыты были летом 1579 года осадой Полоцка, который твердо укреплен был и имел, сверх своего засадного гарнизона, еще шесть полков, присланных из Пскова царем, тогда в сем городе целое лето пребывавшим для военных распоряжений. Сверх того, двое воевод, Шеин и Шереметев, из города Сокола делали набеги на неприятельские партии, искавшие корм. Россияне в Полоцке храбро оборонялись, а дабы отнять у неприятеля всякое прикрытие, сами наперед выжгли все предместья города. Шесть недель Баторий держал оный в осаде и многие делал приступы безуспешно. Польские писатели сию медленность и затруднение приписывают неприступному местоположению крепости, а более беспрестанным дождям, всю осаду продолжавшимся. Наконец, осаждавшие успели зажечь крепость и взяли город. Вслед затем польский воевода Николай Мелецкий взял города Сокол и Сушу, а Бекеш – Туров и другие ближние. После сего первого похода, не имея запасов и денег на продолжение оного, король возвратился в Варшаву и 23 ноября созвал сейм, на котором после многих споров и осуждений начатой войны с Россией было решено, однако, дать королю наложением податей пособие. Надлежало умножить и войско, особенно пехоту, в которой польское и литовское дворянство служить считало себе за низость. Королю и гетману его Замойскому много труда стоило уговорить к сему дворян. Однако ж составлено было оной немного и отправлено в поход весной. Намерение короля было начать второй поход с пограничных от всей Белоруссии городов, дабы на случай похода внутрь России обезопасить себя с тыла. Но на пути к Великим Лукам встретил он крепость Велиж, усиленную достаточным гарнизоном, а с белорусской стороны – загражденную многими засеками по непроходимому лесу, отделявшему ее от границы. Польские писатели говорят, что дотоле 100 лет уже никакое войско не смело проходить сквозь лес сей. Окружные дороги были очень далеки, а обойти сию крепость опасно было, дабы не оставить в тылу засадных; но и останавливаться для нее целому войску не было времени. Поэтому король поручил гетману Замойскому как-нибудь пехотой пробраться сквозь лес и врасплох взять Велиж. Два дня с трудом пробирался он сквозь все преграды, а в третий взял крепость и там нашел множество пороха, оружия и припасов, но от Велижа до Великих Лук предстояла такая же сквозь густые леса дорога, которую с трудом прочищала венгерская пехота и на пути оборонялась еще от русских засад. Наконец вышли все на равнины к Великим Лукам. Туда подошел с литовскими войсками и виленский гетман Радзивилл, на пути взявший города Усвят, Невель и Озерище. Великие Луки, по сказанию польских описателей сего похода, были городом тогда многолюднейшим и после Москвы и Пскова обширнейшим и богатейшим. В нем находилась крепость, защищавшаяся 12 батареями. Царь, предвидев Баториево нападение на сей город, велел наперед выжечь предместья, а в крепость прислал все нужные орудия и такой многочисленный гарнизон, который мог не только в стенах защищаться, но и на открытом поле сражаться. Все приступы неприятельские сильной артиллерией были отражаемы, и неприятель не мог проникнуть сквозь валы, ограждавшие крепость, и потому начаты были подкопы, но где болотистый, а где песчаный грунт земли не позволял продолжать их. От сего в войске Баториевом произошел уже ропот за напрасную потерю времени, и все советовали отступить, но Замойский требовал терпения и превозмог всех своим упорством. Он заметил, что валы, защищающие крепость, составлены были из деревянных обрубов, присыпанных только песком и обложенных дерном. Для того решился он подкопами сперва разрушить их и сквозь них сделать себе проходы или, по крайней мере содрав с них дерн, зажечь. Последнее удалось ему более. Ибо покушавшиеся пройти сквозь валы прогнаны были осажденными, но огонь, запущенный в обрубы, хотя сперва погашен был прикрытием мокрых кож, однако в следующую же ночь так разгорелся, что обнял всю крепость пламенем, зажег многие в городе здания и церкви, а дошедши до большого порохового погреба, взорвал оный на воздух и многих побил. При сем-то смятении неприятель ринулся со всех сторон в крепость и взял оную. Король, однако ж, поправил ее для засады своего гарнизона. Ибо в Великих Луках он был намерен оставить свое войско на зиму. В то же время послал он один отряд под начальством брацлавского воеводы Збаражского к Торопцу, где собрано было русское войско для наблюдения неприятеля, Замойскому поручил взять город Заволочье, лежавший на границе псковской, сам же отъехал в Невель дожидаться их успехов. Збаражский у Торопца немного имел дела и скоро возвратился, но Замойский при столь малом городке, каков Заволочье, встретил неожиданные затруднения. Начальствовавший там воевода Сабуров сделал такие благоразумные предосторожности, что все первые к приступу покушения неприятельские остались тщетными. Ибо плотину, по коей одной только можно было доезжать до города, на острове озера лежащего, он разрушил, все лодки истребил, вооружил всех граждан, а от кидаемых на город гранат прикрыл все кровли дерном. Некоторые из неприятелей хотели, переправившись на плотах, напасть на город, но он, сделав вылазку, вогнал их в озеро, и едва немногие уплыли назад. Неприятны были сии вести королю, готовившемуся тогда возвратиться на сейм. Но поскольку Замойский обнадеживал его успехом, то он, послав ему еще немного войска на помощь, в октябре уехал в Варшаву. При втором, уже сильнейшем, приступе Заволочье сдалось неприятелю по договору После сего Замойский поехал вслед за королем на сейм, где они, получив новые пособия податями на два года вперед и набрав свежее войско, на весну возвратились в Великие Луки, где были зимние квартиры польских и
литовских войск их; а венгерский корпус с артиллерией зимовал уже около Опочки, и по приказанию Замойского воевода Вольский добегал разъездами до Порхова, Холма, Воронича и до Старой Руссы. Весной заняты были Красный город и Опочка, а после сего король от Заволочья двинулся в поход тремя отделениями к Острову, занял по пути лежащие городки Велье и Воронич, подступил под Остров, разбил пушками башни и стены и взял без всякого труда. Ибо там нашел он только 30 засадных стрельцов и небольшое число служилых боярских детей. Тогда очевидна уже была опасность, предстоявшая Пскову. Но король не спешил с походом, неизвестно, из осторожности ли, или от каких-нибудь препятствий, либо от ожидания сбора своих разнонародных войск. Даже непонятно, почему на три года расположил он войну сию, когда мог начать и кончить ее в одно лето. Польские историки приписывают сие затруднению в сборе податей на иждивение войны и медленным переправам через реки и лесистые места. Не менее удивительно и то, что царь Иван Васильевич, столь решительный в своих войнах, имея все способы собрать многочисленное войско и много времени на приготовление себя к обороне, не воспользовался медленностью своего неприятеля. Он мог надеяться и на содействие себе ганзейских городов, по связям торговли доброжелательствовавших России, так что любчане тогда тайно препятствовали даже Баториеву найму войск в Германии, а датчане пересылали в Россию и военные снаряды, как пишет О. Далин. Несмотря на это, царь совершенно оставил Псков на произвол судьбы, а только успел свезенной из разных окружных городов артиллерией достаточно снабдить его, и сам, не оставшись там и даже выехав из Москвы, жил в городе Старице без действия во все продолжение Баториева нашествия, а только написал к королю в Великие Луки укорительную за нашествие его грамоту, на которую сей от 1 августа того же года отвечал ему еще укоризненнее и послал ему целую книгу, тогда изданную в Германии, о его тиранстве. Псковская летопись и князь Курбский нерешительность царя приписывают какой-то непонятной робости и боязни, в то время объявшей его, а Р. Гейденштейн – недоверию к своим войскам и потере рассудка. Сам неприятель, говорит он, дивился, что тот ничем не препятствовал королю в походе, а вместо того искал помощи и посредничества к примирению у римского императора Рудольфа и у римского папы, обещая им за это помощь и содейство против турок. Когда же король двинулся уже из Опочки ко Пскову, то он псковичам прислал только подтверждение, чтобы они стояли крепко и единодушно до последней капли крови; а из Новгорода архиепископ Александр писал к ним только увещания, чтобы они начали молебствия и в соборе, и по приходским церквам, и по домам, а по городу совершали бы ежедневные крестные ходы с иконами; прочее все предоставлено было городовым начальникам и самим гражданам в распоряжение.