Страница 6 из 6
— Впрочем, несмотря на глупость моих герцогов и пэров, я всегда отдам преимущество руке, владеющей мечом, пред той, которая владеет пером, как бы ни было велико превосходство последней перед первою.
Шекспир гордо поднял голову, уста шевелились, он готов был доказывать несправедливость королевы.
Очаровательно улыбаясь, она прибавила:
— Есть случаи, однако, когда писатель или поэт может быть выше герцога или полководца; полководец двигает только известным количеством людей, одною частию войск… но поэт… он колеблет царства…. целую вселенную, и его голос, могущественный, подобно гласу Божества, гремит из столетия в столетие…
Внезапный трепет пробежал по членам Шекспира, воспоминание палило его сердце, сушило мозг в его костях.
Голос королевы при последних словах сделался нежен и очарователен по обыкновению; Виллиаму сдавалось, что уже не в первый раз слышит он этот голос.
— Юлия, Юлия! — шептал он невольно.
Елисавета затрепетала.
— Виллиам, — сказала она, — вы сейчас произнесли имя, отозвавшееся в целой Англии, и в моем сердце! — прибавила она тише. И ее взоры, встречаясь со взорами Шекспира, ловили всякое выражение его лица, как будто желая разгадать и причину его трепета, и тайну вздоха, и глубину мысли.
Это было бесполезно; Виллиам на это мгновение забыл о своей любви, теперь он был только человек и поэт.
После нескольких минут молчания Елисавета продолжала, улыбаясь:
— Согласитесь, милый Виллиам, что великие писатели иногда очень странны: они переселяются душою в создания своего воображения, как будто бы на земле не могли они найти чего-нибудь достойного их!.. Вы также хотели отличиться какою-нибудь странностию, влюбившись в вашу Юлию и ревнуя к ней бедного Ромео!
— Это от того, — подхватил Шекспир, — что искусства глубоко браздят их сердца; от того, что мысль, зарождающаяся в душе поэта, столь же пламенна в проявлении своем, как пламенна кровь его, столь же звучна, как громы Всемогущего! Это от того, что поэт прежде, нежели воспламенит любовью сердца героев своих, в собственной душе должен перечувствовать все их страдания!.. Это от того, что прежде, нежели я заставил Монтегю полюбишь мою Юлию, я сам, королева Англии, любил ее страстно…
— Юлию театра? — перервала его Елисавета с горькою усмешкою.
— О нет! Тысячу раз нет! — вскричал Виллиам. — Мою Юлию, мое создание, моего ангела; эту Юлию, которая еще пламеннее, нежели Юлия театра, еще невиннее, нежели Юлия истории, но не столь совершенная, однако, как Юлия королевского сада в Виндзоре.
— Замолчите, сударь, замолчите; я, королева Англии, приказываю вам это…
— Простите меня, королева, это было сладостное воспоминание того, что случилось за два года перед сим, но столь непонятное, столь таинственное, что я вечно готов был сомневаться в действительности его, ежели б голос ваш…
— Я приказываю вам молчать! — повторила Елисавета.
— Нет! Я ошибся! — сказал Шекспир, проводя рукою по лицу, как бы желая отогнать внезапную мысль. — Я ошибся, это не тот голос, который я слышал в Виндзорском саду… и может ли это быть, чтоб женщина, так высоко поставленная, могла унизиться до свидания с Шекспиром, беседовать с ним об искусстве, о славе, о любви, о предметах, о которых любящий ангел говорит только один раз в жизни, но воспоминание о которых остается навеки… Нет, королева, я ошибся!
— Расскажите мне, Виллиам, происшествие этих двух ночей, память о которых не изгладилась у вас в два года?
— Я забываю, кто вы… кто я… Небо открывается передо мою!.. Замолчите вы теперь… я слышал этот голос в Виндзоре, я его слышал! Елисавета Английская, или, лучше, Юлия Виндзорского сада, имейте сострадание к бедному Шекспиру…
— Шекспир…. или, лучше, Виллиам Виндзорского сада и первый поэт в мире, имейте сострадание к Елисавете Английской.
— Чего требуешь ты, королева? Ты не сострадала ни ко мне, ни к беспредельной любви моей; память обо мне исчезла в душе твоей, так точно, как исчезает память об усопших в могиле…
— О! Нет, Виллиам, вот видишь ли, несмотря на обещание, на эту королевскую мантию, я увиделась с тобою…
— А в продолжении этих двух лет, показавшихся мне двумя веками, думала ли ты когда нибудь обо мне, Елисавета, обо мне, который так страстно любил тебя…
— Виллиам, от взоров людей я скрыла место свидания нашего. Думала ли я о тебе?
— Я не смел надеяться этого… Благодарю тебя, королева великого народа, что ты не истребила из памяти последнего из твоих подданных…
— Теперь лучшее желание твое исполнилось; ты меня видел. Прости, Виллиам.
— Прости, Елисавета, королева Англии, звезда настоящего мира… Только Бог и ты будете знать, что случилось с Шекспиром в королевском саду в Виндзоре!..
Пер.: Селиванов.
notes
Примечания
1
Из «Soirée Littéraires de Paris», изданных г-жею Тастю. Предлагаемая пьеса принадлежит Жан Полю, французскому литератору.
2
В указанной книге Soirées littéraires de Paris / recueil publié par madame Amable Tastu (https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k6528935r/) это или подобное произведение отсутствует как в тексте, так и в оглавлении. В библиографии Жана Поля (Иоганна Пауля Рихтера) оно также не значится. — Прим. книгодела.