Ночь беззакония (ЛП)

Блядь.

Мои легкие горели. Моя грудь болела. Охуительное удовольствие проносилось сквозь меня огненными толчками, сжимая мои яйца и перехватывая дыхание. Я вытащил член как раз вовремя, чтобы выпустить свою струю на ее спину, на задницу, в ее щель, наблюдая со стиснутыми зубами, как густая молочно-белая жидкость покрывает ее девственную попку. Да, блядь. Прямо туда, куда я хотел.

Мое дыхание было неровным, а ноги слабыми, но я взял другой фаллоимитатор и кончиком размазал свою сперму по ее складочкам. Ее задница сжалась, и я шлепнул по ней, захватив горсть плоти.

— Я не собираюсь причинять тебе боль. — Наклонился, прижавшись губами к ее виску. — Мне нужно, чтобы ты мне доверяла. — Я провел членом по ее спине, затем вверх и вниз по трещине ее задницы, покрывая его спермой, чувствуя тот самый момент, когда ее тело расслабилось. — Видишь? — Я прикусил мочку ее уха, а одной рукой стал медленно поглаживать ее клитор. — Позволь мне сделать тебе приятно. — Я ввел кончик резинового члена внутрь, только кончик, едва-едва, используя свою сперму в качестве смазки. Татум на секунду напряглась, но быстро расслабилась, когда я ввел его чуть глубже. Потом еще глубже, я прошел почти половину пути, прежде чем остановиться. Она замерла на мгновение, вдыхая его, привыкая к давлению. А потом она качнула бедрами назад. Да, блядь. Моей жадной маленькой проказнице это понравилось.

— Блядь. Перевернись. — Я схватил ее за бедра и перевернул на спину. — Мне нужно быть внутри тебя. — Да, я ревновал к своему собственному гребаному члену. Засудите меня.

— Оба? — Ее голос был хриплым, сырым от того, что я запихивал член ей в горло.

— Оба меня. — Я подхватил ее ногу, широко раздвинув ее, а затем снова вошел в нее. Господи. Полнота фаллоимитатора в ее заднице давила на мой член. Святой. Блядь. Черт. Ее стенки сжались вокруг меня, и монстр вырвался на свободу. Я врезался в нее, забыв про искусственный член, но все еще находясь внутри нее, проникая все глубже и глубже с каждым толчком моих бедер. Это было дико. Жестоко. Но я не смог бы остановить это, даже если бы попытался.

Из ее глаз пролилась одна слеза, оставив след из боли, смешанной с удовольствием, по ее виску и на подушку. Я думал, что сломаю ее. На мгновение мне показалось, что монстр победил.

А потом она потянулась, схватила второй фаллоимитатор и поднесла его ко рту.

Твою мать.

Моя свободная рука поползла вверх по ее телу, остановившись у горла. — Твое тело создано для меня. — Я усилил хватку и потянул ее голову вперед. — Смотри. — Я замедлил свои толчки. — Видишь, как я наполняю тебя, как только я могу наполнить тебя? — Наклонился вперед и лизнул фаллоимитатор, который она держала во рту, позволяя моим губам слиться с ее губами, моему языку переплестись с ее языком. Это был мой рот. Он принадлежал мне. Я вынул член из ее задницы и отстранил его от наших ртов. Теперь были только я и она. Настоящее против настоящего. — Кончи для меня, маленькая проказница. Выкрикни мое имя. Скажи всему миру, кому ты принадлежишь.

***

— Что мы здесь делаем? — спросила Татум, когда я въехал на круговую подъездную дорожку к дому моего отца. — Думала, мы едем в аэропорт.

Скоро. Скоро мы уедем отсюда.

Я провел рукой по ее волосам. — Запри двери и не выходи. Что бы ни случилось. — Я поцеловал ее в лоб. — Сейчас вернусь.

Дом был пуст, когда я вошел внутрь. Все выглядело точно так же, но в то же время было совершенно неузнаваемо. Это был не дом, больше нет. Парень Чендлера взломал систему безопасности, чтобы отключить камеры. Я боялся, что он понадобится мне, чтобы отпереть дверь, но папа даже не сменил код на клавиатуре входной двери. Но, с другой стороны, зачем ему это? Я должен быть мертв.

Я прошел через фойе и по коридору к его кабинету. Дверь была открыта, и он стоял перед окном со стаканом виски в руке, как всегда делал, как я знал, что он будет. Я постарался дождаться, пока мама и персонал уйдут.

— Привет, папа.

Он обернулся на мой голос. Его лицо побледнело, и стакан в его руке разбился об пол, оставив лужицу янтаря и льда у его ног. Он ухватился рукой за барную стойку рядом с собой, чтобы не рухнуть на груду битого стекла.

— Вижу, ты удивлен. — Я сделал несколько шагов в комнату.

— Как ты... — Он прижал руку к груди. — Ты в порядке. Ты выжил. Они сказали, что выживших не было.

Это не было облегчением. Это был страх.

Я подошел к его столу и выдвинул стул. — Вот. Тебе стоит присесть. Ты неважно выглядишь. — Я открыл ящик и достал ручку и бумагу с его бланком.

Когда он не сел, я подошел к нему и подтащил его к стулу.

Надел на руки пару кожаных перчаток. — У тебя есть два варианта. — Я достал свой мобильный телефон и положил его на стол рядом с бумагами. — Мы можем позвонить в полицию и немного побеседовать. — Я посмотрел вверх и в сторону, как будто глубоко задумался. — Какое наказание предусмотрено за покушение на убийство? — Я щелкнул пальцами и снова посмотрел на него. — О, и давай не будем забывать о Халиде. Держу пари, что тюрьмы на Ближнем Востоке — та еще сука. — Мой отец сам себя подставил, как только сказал властям, что Халид был на том самолете. Я достал пистолет с пояса и сел на край его стола. — Или мы можем покончить со всем этим гребаным бардаком прямо сейчас.

Он рассмеялся при виде пистолета. — Ты не воспользуешься им.

Я усмехнулся. — Ты прав. Не буду. — Я протянул ему ручку. — Ты будешь. — Я ухмыльнулся. — Или, по крайней мере, все будут думать, что ты это сделал. Все дело в иллюзии, верно.

Даже если копы заподозрят нечестную игру, они не смогут повесить убийство на мертвеца, а я был мертв задолго до смерти отца.

Он бросил ручку на стол. Она покатилась по дереву и была остановлена пресс-папье.

— Видишь, ты так переживал потерю единственного сына. Боль была невыносимой. — Я поднял ручку и протянул ему обратно. — Пиши.

Отец записал первые три строчки своей предсмертной записки. — Ты взял деньги. — Его голос дрожал, когда он говорил. Был ли это гнев или страх, я не знал. Мне было все равно.

— Это были мои деньги.

— Это погубит тебя, ты знаешь.

— Нет, папа. — Я положил палец на спусковой крючок. — Это погубило тебя. Ты погубил меня. — А потом я прижал металл к его виску и выстрелил.

Зайдя в свою комнату, чтобы переодеться, я бросил свою одежду в пластиковый пакет и пошел в комнату родителей. Посмотрел на семейную фотографию в рамке на тумбочке и попросил прощения у образа моей матери.

Затем я положил на ее кровать книгу Греческая мифология с закладкой на странице 144 — история Алетии, дочери Зевса, богини истины. Между страницами я оставил ей записку. Она гласила: Veritas Nunquam Perit: Истина никогда не погибает.

Я схватил сумку и вернулся к грузовику для ландшафтных работ, который мы купили на eBay, поклонившись трупу отца, когда выезжал с дороги.

ЭПИЛОГ

Шесть месяцев спустя...

Люди говорили, что горе требует времени, что однажды боль заживет, и эта тупая боль, которую ты чувствуешь каждый раз, когда бьется твое сердце, исчезнет.

Через пять лет после ее смерти я все еще чувствовала Лирику в своем сердце. Но теперь там было и что-то еще. Любовь.

Любовь, которую я испытывала к Каспиану, была необыкновенной. Она была нетрадиционной и временами казалась запретной, словно мы нарушали правила, потому что никто не должен быть так счастлив. Но она была вечной. Я отдала ему свою душу, а он отдал мне свою. Мы действительно были родственными душами. И завтра я стану его женой.

Я держала свои сандалии в одной руке, чувствуя песок между пальцами ног, когда шла по пляжу. Ветерок дул от сверкающей голубой воды. Солнце сверкало на бриллианте на моей левой руке, когда я подняла ее, чтобы удержать на месте свою шляпу. Мои волосы хлестали меня по лицу, повернулась и улыбнулась, глядя на пляжный домик в нескольких сотнях футов от меня.