Страница 37 из 55
Пока.
Но я быстро узнала, что мир полон монстров с красивыми лицами.
***
Когда вышла из театра, меньше всего мне хотелось идти домой. Я не сомневалась, что Каспиан появится, а я еще не была готова к встрече с ним.
Моя машина, казалось, сама ехала по автостраде в Нью-Джерси. Я слышала, как напеваю слова вместе с песнями из моего плейлиста, наблюдала за другими машинами на шоссе, проезжая мимо них. Я видела, как белые нарисованные линии исчезают с каждой пройденной милей. Но мне казалось, что все это делает кто-то другой, а я просто сторонний наблюдатель.
Гравий хрустел под шинами, когда я ехала по дороге от главных ворот вниз к озеру Клирвью. Лето пришло и ушло, и на озере было тихо. Не было ни семей, жарящих барбекю, ни гребцов, мчащихся по воде. Листья только начали приобретать оранжевый и багряный оттенок, но большинство из них были еще зелеными. Свежескошенная трава покрывала землю, словно изумрудное одеяло.
Я припарковала машину на вершине насыпи рядом с лодочным причалом. Справа от меня по тропинке стоял ряд домиков, в которых мы останавливались каждый год, взрослые на одном конце, дети на другом.
Я жила с другой девушкой, пока Лирика не начала ходить с нами, тогда мы стали жить втроем. За хижинами была роща деревьев, которая всегда вызывала у меня тревогу. Деревья возвышались над всем, как бдительные стражи, улавливая наши секреты и пряча свои собственные под щитом из пышных ветвей. Папа сказал мне оставаться на поляне. Он сказал, что в этом лесу водятся медведи и другие твари, которые могут причинить мне вред. Скорее всего, это была очередная уловка, чтобы защитить, потому что я никогда не видела медведей, но однажды видела там мужчину. Он выглядел голодным, и я принесла ему немного еды. Я вспомнила, как мне стало грустно, когда Линкольн сказал, что этот человек бездомный.
Спустилась по дорожке к большой квадратной платформе, где я впервые встретила Лирику. После тех эмоций, которые вызвал Линкольн, я, наверное, в какой-то мере хотела снова почувствовать близость с ней.
Я забралась в одну из лодок и села.
— Что с тобой случилось? — спросила я в миллионный раз с тех пор, как она умерла.
Ее теплая улыбка и яркие глаза были свежи в памяти, как будто я видела их вчера, как будто не прошло более четырех лет. Воспоминание о ее голосе плыло по воздуху.
— Неужели тебе никогда не надоедает всякая ерунда про богатых людей?
Я рассмеялась.
Она указала на белый шатер, освещенный нитями прозрачных лампочек, на людей, которые смеялись и пили дорогой алкоголь, пока играла группа.
Я отломила кусочек шоколада и положила его на крекер. — Твой отец только что выиграл Грэмми, и он собирает стадионы по всему миру. Уверена, что вы, ребята, делаете много вещей для богатых людей.
Она взяла зефир с огня и направила кочергу на меня. Я сняла ее с конца и положила на свой крекер. Почти подгоревший снаружи, приятный и липкий внутри. Как раз такие, как я люблю.
Лирик облизала пальцы, затем нанизала еще один зефир на металлическую кочергу. — Разве тебе никогда не хотелось просто сбежать?
Это то, что она сделала?
Пыталась ли она сбежать?
Неужели я не замечала ее несчастья, как и окружающую меня ложь?
Мое зрение затуманилось, и слезы наполнили мои глаза. Я даже не сморгнула их и позволила им упасть.
Я скучала по ней.
Я скучала по ней так сильно, что чувствовала боль до самых костей.
И я отказывалась верить, что она мне солгала. Ложь причиняла больше боли, чем горе.
Я смотрела на спокойную, темную воду, и чувство ужаса кружило вокруг, как стервятник. В этом озере были секреты. Я знала это. Всегда это знала.
Тайны были везде.
***
Мне удалось избегать Каспиана целую неделю только потому, что оставалась в гостевой спальне Линкольна. Почти каждый вечер я заставала его стоящим у двойных дверей и наблюдающим за нашей репетицией, но он никогда не поднимался за мной наверх — только если дверь охранял стодвадцатикилограммовый ротвейлер Линкольна. Каспиан умел многое, но не тупость. Эта собака жаждала крови любого, кто не считался членом семьи. Линкольн убедился в этом.
— Ненавижу этого парня так же, как и все остальные, но рано или поздно тебе придется с ним поговорить, — сказал мне Линкольн однажды вечером, когда мы сидели на его диване, ели Ролос и смотрели Люцифера — в честь которого он так метко назвал свою собаку.
Он был прав. Я не могла вечно прятаться от реальности. Если Каспиан трахал мою лучшую подругу перед ее смертью, я имела право знать.
В конце репетиции во вторник вечером все танцоры ушли, и Линкольн поднялся наверх, оставив меня одну. Каспиан прислонился одним плечом к дверной раме. Его руки были аккуратно засунуты в карманы темно-синих брюк. Его серая рубашка была частично расстегнута, а галстук не завязан и остался висеть. Должно быть, он пришел сюда прямо с работы.
Я села на край сцены, свесив ноги. В воздухе витали звуки финальной партитуры. Глубокие виолончели и чувственные скрипки рассказывали конец трагической истории. Я надеялась, что это не наша.
Каспиан оттолкнулся от рамы и начал идти по проходу, остановившись в нескольких футах передо мной. Боже, он был прекрасен.
Мое сердце подскочило к горлу, а руки так и чесались прикоснуться к нему.
— На этот раз ты не собираешься убегать и прятаться? — спросил он. Под его глазами были темные круги — свидетельство того, что он спал так же ужасно, как и я.
— Удивлена, что ты не пыталась заставить меня остаться.
Он рассмеялся. — Принуждать тебя весело только тогда, когда я знаю, что ты этого хочешь. В противном случае я просто становлюсь придурком.
При мысли обо всем, что он заставлял меня делать, внутри расцвело тепло.
— Разве ты не собираешься спросить, почему я избегаю тебя?
Я была готова покончить с этим, готова вернуться к нам.
— Конечно. — В его голосе звучала скука. — Почему ты избегаешь меня?
— Ты имеешь какое-то отношение к тому, что случилось с Лирик? — Этот вопрос разорвал мое сердце, когда я произнесла его вслух.
Его глаза впились в меня, и его челюсть сжалась. — Господи, он действительно заставил тебя выпить крутую кислоту.
— Ответь на вопрос, Каспиан.
— Нет.
Песня достигла своего крещендо, и у меня свело живот.
— Нет, ты не хочешь отвечать на вопрос, или нет, ты не имеешь к этому никакого отношения? — Пьянящий коктейль из паники и страха бурлил внутри меня, пока я ждала его ответа. Скажи нет.
— Нет. Я не имею к этому никакого отношения. Следующий. — Он подошел ближе к сцене, на которой я сидела.
— Почему она была у тебя дома в ночь перед смертью? Ты давал ей наркотики?
Он провел рукой по лицу. — Сначала я убийца, теперь наркоторговец. Господи, Татум. Ты хоть слышишь себя сейчас?
Музыка остановилась. Звуки, которые всегда были для меня утешением, смолкли, оставив лишь биение сердца в моих ушах.
— Почему она была у тебя дома, Каспиан? — Я ненавидела то, как повышались наши голоса.
— Кто сказал тебе, что она была у меня дома? Линкольн? Потому что он ни хрена не понимает, о чем говорит.
— Значит, она не была в твоем доме той ночью?
Он провел рукой по волосам. — Я пытаюсь...
Я спрыгнула со сцены и поднял палец вверх, чтобы остановить его. — Не надо. Не смей говорить, что ты пытаешься защитить меня. Я устала от того, что люди лгут мне, а потом используют это дерьмовое оправдание, чтобы скрыть это. Перестань обращаться со мной как с ребенком. Я взрослая женщина, и я могу защитить себя. — Я толкнула его в грудь. — Я решаю, с чем я могу справиться, а с чем нет. Не мой отец. Не Линкольн. И не ты. — Я укрепила свою решимость и посмотрела ему в глаза. — Она. Была. В. Твоем. Доме? Да или нет? Это так просто.
— Да.
Нет.
Нет. Нет. Нет.
Это было всего лишь слово. Но с таким же успехом оно могло быть метеором, обрушившимся на мой мир, потому что оно оставило зияющую дыру в моей груди, и удар выбил из меня дыхание. Казалось, что земля уходит у меня из-под ног. Все тело похолодело, и мне захотелось блевать.