Страница 9 из 11
О, как систематически естественно, используя изгвазданный трафарет, разукрашивалось моё мироощущение. И я молча впитывал сказанное, принимая однобокое мнение за абсолют. Только внутренний голос шептал иногда о неправильности, но разве ребёнок станет слушать не взрослого?
В любом случае, хоть стыд и заставил лицо покраснеть, но я действительно радуюсь родительскому шагу сделать меня чуть более самостоятельным.
Маленький триумф раба. Отвоевал-таки право. Хотя воевал ли я за него на самом деле? Мысленно отрицательно качаю головой.
Папины родители начинают расспрашивать свою невестку о предстоящей работе. Оказывается, старая знакомая предложила матушке место в сберегательной кассе. Приём платежей, погашение задолженностей по коммунальным услугам и всё в прочем духе.
Родительница уведомляет, что с середины июля начнёт ходить на компьютерные курсы для повышения квалификации. Теперь отчётность ведётся в заумных компьютерных программах.
Со всеми этими расспросами моя персона уходит на второй план, чему я очень рад. Чувство «те́ни» приносит ощутимое облегчение.
Изучая фотографии тех лет, я вспоминаю чужие разговоры и лица; Вспоминаю отдельные базовые фрагменты на уровне своих действий. Но собственная глубина (детальные переживания) так и будет выгравирована словесным бельмом. Невечный именинник останется в воспоминаниях обычной болванкой, движущейся по заданному алгоритму.
Последующие восемьдесят два дня лета пролетели незаметно. С лучшим другом я виделся на прогулках чуть ли не каждый день. На одной из таких он сообщит мне, что с сентября начнёт ходить в первый класс. На моё восклицание про то, что дети идут в школу с семи лет, он только посмеётся, назвав такое утверждение мифом.
В дальнейшем моя мама пояснит нежелание отдавать в школу шестилетнего дитя его хрупкостью и возможными конфликтами с более взрослыми детьми. Да и ко всему прочему: куда торопиться? Жизнь такая большая, а ты совсем такой весь из себя крошка.
Перспектива сидеть с начала осени одному дома – вызывает двойственное чувство.
С одной стороны я переходил в ранг вседозволенности. Ещё бы. Отец с утра до ночи на работе. Сестра в школе до часов четырёх, у неё продлёнка. И вдобавок теперь мама будет в статусе служащей с восьмичасовым графиком.
В распоряжении ребёнка останутся холодильник с едой, телевизор, игрушки и бесконечное количество времени. Не это ли мечта? Жить в удовольствие.
Омрачало такой расклад вынужденное одиночество. Никаких тебе собеседников. Одному нельзя будет выйти на улицу. По будням только с сестрой, да и то, если её величество соизволит.
Целый. Год. Один. Телевизор.
Ну а пока осень не настала, я начал жадно цепляться за любую возможность провести время на свежем воздухе. И самое главное: постараться побыть как можно дольше не с собой наедине.
Сентябрь. День рождения отца проходит без лишнего шума. Как же он не любит праздники! В этом мы с ним похожи.
Моя страна – это нация, подарившая своим потомкам клубни Голландской картошки; табак, провезённый в багаже наёмных офицеров и любовь к праздному образу жизни. Если внимательно изучить календарь событий, то абсолютно на каждый день придётся какой-то, да праздник. Разумеется, степень важности и «узнаваемости» имеет неоднородность. Но это не отменяет факта, где страдальческая история предков смогла восстановить душевный баланс через непрекращающиеся гуляния.
За день до первого дня затворничества, мама проводит полномасштабный инструктаж. Печку включать запрещается. Входную дверь открывать запрещается (только в крайнем случае при пожаре или родственнику, забывшему ключи). Идти купаться запрещается, вдруг я поскользнусь, а никого рядом не будет.
Из доступной техники в моём распоряжении остались: телевизор, холодильник, микроволновка и домашний телефон. Родитель акцентирует внимание на последнем, чтобы я не зевал, карауля её тревожные звонки.
Всё предельно ясно. Хорошая игра в тюрьму, где предстоит одновременно исполнить роль заключённого и надзирателя.
Если быть до конца честным, то сгущение красок происходит через призму минувших лет. Конечно, на тот момент я обожал свежий воздух, активные действия, но валяться и смотреть целый день телевизор звучало не менее привлекательным времяпрепровождением.
В ночь перед дебютным днём – спится плохо. Лежу себе в темноте с открытыми глазами, изучая монохромно-серый потолок. В голове завал пыльных мыслей.
Как же человек любит жить воспоминаниями. Сознание, под натиском собственного комфорта, начинает украшать почти любые события прошлого в ностальгические одеяния.
Всплывают кадры из садика. Совместная возня машинками. Просмотр детского кино. Футбол, где я в роли голкипера. Боль перемороженных пальцев ног. Завтраки. Обеды. Ужины. Подсахаренный чай. Ковёр с изображением городской дороги. Бабушка-охранница, так приветливо улыбающаяся каждому ребёнку изо дня в день. Девочка, столкнувшая меня в лужу. Первая осознанная новогодняя ночь. Ожидание Деда Мороза. Подарки. Хорошие и не очень. Улыбка девочки с глазами оленёнка. Съеденные конфеты.
Все эти мелочи приобретают статус «приятного». Общий сугроб быстро сменяющихся картинок не даёт возможности отдельным событиям воспроизвестись в своём подлинном эмоциональном отношении.
Я лежу с открытыми глазами с ощущением важности прожитых эпизодов. Появляется небольшой страх за будущее. Будут ли в моей жизни ещё яркие и тёплые эпизоды? Или они становятся таковыми только по прошествии времени?
Такие размышления в первую очередь наталкивают на простую идею научиться ценить моменты настоящего, вне контекста самого действа. Но это стало непосильной задачей в виду постоянной забывчивости.
Каждый день нужно напоминать себе о таком элементарном действе. Каждый день! Представляете? И делать такое усилие до тех пор, пока не войдёт в привычку. Да и то, такие открытия формируются не по щелчку пальцев.
Они приходят сами, когда человек потерял уже слишком много. А пока под носом пушок, ты только инстинктивно чувствуешь лёгкое дуновение грядущего знания, и от невозможности облечь в слова наваждения, забываешь их. Так произошло и со мной. Воспоминания прошлого плавно уступили выдуманным кадрам, спрессовавшись в неосмысленный парад скорби.
Утренняя возня. Звук воды из крана. Кто-то не закрыл дверь. Поверхностный сон всегда можно распознать по тому, насколько сознание быстро начинает разбираться в окружающем пространстве.
До ушей доносится бурчание недовольной сестры. Вставать рано в этой семье (кроме отца) никто не любит. Один жаворонок и три совы. Вот бы иметь такое же красивое оперение и умение летать…
Несмотря на взбодрившееся сознание, тело находится в стадии лёгкой ломоты. Правое плечо, ступни, шея. Нужно просто перевернуться на другой бок, но ни в коем случае не выдавать присутствия. Сбрасывать камуфляж дремоты пока рано.
Проходящая мимо мама замечает шевеление. Доносится чуть звонкое клацанье её танкеток. Она останавливается у постели, выжидая, когда сын подаст признаки жизни. Но я не хочу так просто сдаваться. Возникает беспочвенное желание ломать комедию до конца. Пытаюсь ответить самому себе на вопрос: «Зачем?», но ничего правдивого не приходит на ум.
«Сынок. Сынулик, вставай. Доброе утро» – нежно произносит родитель. На фоне теперь играет клацанье металлических столовых приборов о тарелку. Сестра припозднилась.
От маминых слов мне хочется улыбаться. Камуфляж почти полностью разрушился. Чтобы не показать нежную улыбку (которой я почему-то стыжусь), начинаю имитировать зевок, вытягиваясь всем телом.
Мама радостно протягивает «Ооооой, какой большой парень проснулся. Вставай сынок, закроешь дверь. Я и твоя сестра уходим» – затем фигура наклоняется, целуя меня в щёку.
Теперь можно открыть глаза. Матушка стоит в новой белой блузке и чёрной юбке. Именно так выглядит опрятная форма по мнению большинства государственных заведений. Главное – ничем не отличаться от остальных. Общий камуфляж, как причастность к одному комьюнити. Пугающая усреднённость. Копии деталей одного большого механизма, чтобы в случае чего, никто не заметил подмены.