Страница 29 из 30
Старик ждал стражей у лачуги. Сколоченная из необработанных досок, на чистом белом песке, на границе леса и береговых скал, она смотрелась частью дикой природы.
— Пойдете с нами добровольно или?..
У Хранителя немного вариантов. Лачуга окружена, до него самого — стражам два шага ступить. Сам он дряхлый, что старый пень, такой не побегает.
Эльзельдец кивнул.
— Спросить ничего не хотите? — на языке белых людей говорил почти чисто, лишь слегка округляя, смазывая согласные.
— На месте нужные люди спросят.
С «той» стороны, на стороне противника, существовала та же секта, тот же принцип воспитания детей, какой применяла Настоятельница в Амиране.
«Хранитель» растил одаренных сирот: кормил их, заботился. Жили они вместе, вместе и радости, и горести переживали, семьей стали. Обустроил все так, как даже у Ириды не вышло.
Она — подавляла. Он — привязывал. Благодарность и любовь — куда сильнее рычаг давления, нежели страх.
Обучал одаренных, раскрывал их дар, с тем чтобы служили они высшей цели.
То бишь — его цели.
Чтобы в нужный момент, как прикажет, верный ученик верным способом верно себя прикончил. В правильном месте. И отдал не только жизнь и дар, но и посмертие — душу свою.
Много-много душ ушло за время, пока созревал артефакт.
На алтарь чужой мести.
Цель пусть и звучит благородно, но смысл, прикрытый высокопарными словами, от этого не меняется.
— Боги старые или потомки их... остатки их крови в изменившемся мире. Несчастные. Видели всё, что делали с их потомками, с их храмами.
Старик заговорил, медленно поднимаясь.
Не верилось, что вот этот немощный человек стоит за всем заговором. Что в дряхлом теле нашлось столько силы и воли, чтобы подчинить себе племена, выстроить план, десятилетиями работать, обучать, скрывать, таиться и продолжать готовиться... Собирать и убивать одаренных эльдзельцев.
— Сила есть и понимание, но недостаточно, чтобы что-то изменить. Вот я и собрал одаренных, чтобы недостающее восполнить. Жертвы, да... Большие дела требуют больших жертв.
Оправдывается? Не похоже... Скорее на заготовленную речь смахивает.
— Результат того стоил?
Раз потянуло выговориться, пусть...
Вопроса Хранитель как не услышал. Глаза обращены вверх, сам горбится, голова трясется.
— Одаренные — сила мира, наш канал к его энергии, к ресурсу, который обычным людям недоступен.
— Чего ты хочешь?
— Чтобы все закончилось.
— Закончилось уже.
Один из стражей шагнул было к старику — схватить да прервать поток маразма.
Слушать — такая злость берет! Хоть ты иди и режь на месте. Но опять-таки — дряхлый настолько, что рука не поднимется навредить!..
Второй страж придержал первого за плечо, мотнув головой.
Хранитель прикрыл выцветшие глаза и помолчал, будто прислушиваясь к чему-то или ожидая чего-то.
В лесу стояла тишина. Лишь шелест волн и пение тропических птиц доносились.
Старик продолжил, когда уже не ждали:
— Чтобы Империя поумнела. И чтобы мир на земле.
— Так глобально, вся разом поумнела?
Мысли об естественном отборе страж оставил при себе. Катаклизмы — они в этом плане не совсем надежные. Доля удачи — и везучий дурак выжил; доля сострадания и храбрости — и вот уже во всех отношениях лучший представитель рода человеческого погибает, спасая других.
— Падать больно. Особенно глупым мальчишкам, забравшимся на слишком высокое дерево.
Это он про правящее звено? Так правда, не поспоришь.
Или про себя? Или про внуков своих — любителей залезть повыше, если такие существуют?
Когда стражи подошли и приготовились подхватить под руки, отконвоировать старика к тюрьме предварительного заключения, он, не колеблясь, ударил себя кулаком в грудь.
Кулаком, с зажатым в нем длинным прозрачным лезвием. Точнехонько в сердце.
— Вот ты ж!.. — матерные выражения посыпались, что горох из стручка.
Стражи переглянулись. Оплошали. Приказ был — доставить в целости и сохранности.
Не видать Ордену Хранителя Эо. Все в голове держал: ни бумаге, ни последователям не доверял.
Некоторым знаниям лучше исчезнуть из этого мира. Крохи их все равно остались. Семечки, которые, если судьбе угодно, если подходящие условия, то снова прорастут. Иными. Может — лучшими, может — худшими версиями себя.
Время покажет.
Эпилог
Медиаторы отлежали в закрытом орденском госпитале без сознания: кто — день, кто — два. Экраны оклемались побыстрее. Да и до больничной койки, в отличие от медиаторов, дошли на своих двоих.
Сильнейшее истощение как дара, так и физических сил.
В себя приходили почти что как по строгой очереди: сначала те, кто работал у дальних аномалий, после те — кто ближе к центру.
Как только разрешали, возвращались домой, да так, что только пятки сверкали. Деньги в карман, руки в ноги — и на поезд. До бегства — расторгнуть контракт с Орденом и попросить больше не беспокоить.
Ну-ну... Попросить-то можно. Исполнят ли?
Но нашлись среди медиаторов и исключения. Две исключительные девушки, если точнее. Причем выросшие в Амиране. Они согласились задержаться и обдумать возможность работы на Орден.
Их удерживала связь с экранами — и страх ее потерять.
Редко, но бывают совпадения дара, что двух частичек пазла. Идеальное.
Можно бояться. Сопротивляться... Пытаться отрицать и бежать, но от таких «совпадений» не отказаться. Их не заменить ничем и никем иным.
Не по доброй воле.
Один из двух экранов, кому повезло «совпасть», Медведь Колин, своего точно не упустит. Да и второй экран постарается как следует — никто не сомневался. Однако последнее слово в любом случае останется за медиаторами.
…Аги очнулась последней, когда разделенная ширмами общая палата опустела. Огромное помещение, с высоким потолком и окнами в пол, куда определили всех медиаторов разом, чтобы легче было наблюдать за их состоянием, — навевало тоску.
Иан сидел в кресле, рядом с кроватью, и дремал. На прикроватном столике — термос и чашка металлическая. Горячий чай. Аги скосила глаза, не поворачивая головы, и увидела дымок, исходящий от кружки.
Перевела взгляд на Иана. Осунувшийся и небритый, зато волосы отросли наконец-то. Нестерпимо захотелось запустить пальцы в короткие кудри, погладить, обхватить затылок.
Это желание затмило даже мучившую жажду.
Иан открыл сонные глаза. Пронзительный серый взгляд и нежность в нем. И невероятное облегчение.
Боялся за нее?
«Люблю тебя, спящая красавица. Ты ведь знаешь...» — его тихий голос в ее голове.
Улыбнулась. Она знает.
— Привет... — Ее собственный голос слушался плохо: не девичий голосок, а воронье карканье. Вот когда в самом деле лучше общаться ментально.
— Доброе утро. — Иан встал, поднес ей свой чай и помог сесть и напиться.
Аги застонала после первого глотка: по вкусу питьё показалось лучшим, что она в жизни пробовала!
Крепкий, с медом...
— Все живы?
Сим, Неженка, чернявый ее рыцарь, Аврора... Аги переживала за всех них. Выжили ли, и не забрала ли у них тварь слишком много?.. Захотят ли жить, когда осознают, чего именно лишились?
— Все. Сим добрался обратно до штаба на следующий день, под вечер. Шторм они пересидели на острове. Остальные тоже целы. Ты последняя тут валяешься.
Аги оглядела палату: койки пусты и застелены белыми простынями. Все уже сбежали?
— И меня домой отпустят?
— Ко мне. И со мной только.
Аги прыснула, обрызгав Иана чаем.
«Ты же мой Ангел... Не уверен до сих пор?»
Представила и в подробностях, чего она ни за какие коврижки не готова лишиться. Со всей искренностью и страстью.
Его, Иана, представила. Таким, каким видит его, чувствует. Что он с ней творит и что она даже сейчас, лежа на больничной койке, не может его не желать. То, как он заставляет ее себя ощущать. Только он.
Преподнесла как на блюдечке с каёмочкой.