Ручеёк

Ветер метёт порошей,

Деревья гудят за окном.

И снова я вспомнил о прошлом,

О давнем друге своём…

Мы вместе книги читали,

Ходили на берег лесной…

И Волгу переплывали

В рыбацкой лодке весной.

Вступали с ним в пионеры,

Давали клятву одну…

Решали одни примеры

И вместе ушли на войну…

А жил он просто и смело:

Война, разведка и бой!

Давно гроза отшумела

Над нашей мирной страной.

Но снова я вспоминаю

О грозной военной судьбе.

И строки свои посвящаю

Тебе, мой ровесник! Тебе!

Полночь. Окоп за дорогой…

Деревья тревожно шумят…

Месяц глядит с тревогой

На спящих солдат.

В землянке тесно и сыро.

При свете коптилки скупой,

В присутствии командира,

Пишет солдат домой:

«С победой вернёмся, верю!

Разлуки дни пролетят…»

…Хлопнув тяжёлой дверью,

В бессмертье ушёл солдат…

От пуль никуда не деться.

Грудью припав к земле,

Невольно вспомнилось детство

В зелёном приволжском селе.

Есть ли у памяти мера?!

Глаза у него горят:

«В школе родной в пионеры

Принимают ребят.

Красный галстук повязан,

Сверкаёт ярким огнём!

Теперь и Павлик обязан

По-ленински жить во всём!»

Огонь языкастый лижет

Зелёные ветки в кустах.

Фашисты всё ближе, ближе…

А у него в глазах:

Вечер, цветенье вишен,

Над речкой туман сырой…

И матери голос слышен:

— Скорей приходи домой!

— Окопы, бои, дороги…

Не время письма писать.

От сына письмо в тревоге

Ждёт и поныне мать…

И не вернулся обратно

Безусый солдат…

Гремела кругом канонада,

Был в огне Ленинград.

Горела роса перламутром,

Цветы склонялись к лицу…

Тихим июльским утром

Бессмертье пришло к бойцу.

Он губы сжимал упрямо,

В глазах загорелась грусть.

— Мама! Ты слышишь, мама,

Я отомщу и вернусь…

Огонь гимнастёрку лижет,

Кусты горят на ветру…

Фашисты всё ближе и ближе..

— Ну, что же… один не умру

Взять живым не надейтесь!

Я в руки себя не дам…

Так умирали гвардейцы,

Жизнь завещая нам!

А было так:

Автоматы

Сомкнулись со всех сторон.

Связанные гранаты

Бросил под ноги он…

Как шумные волжские воды

Бушующею весной,

Прошли военные годы

Над нашей Советской страной.

Минули чёрные беды,

Что старили в юности нас.

И солнечный день победы

Я встретил в двадцатый раз!

Мне ветер хорошие вести

Приносит с шорохом ив…

Мой побратим и ровесник,

Ты рядом со мною, ты жив!

В деревне твоей зелёной

Меня встречает весна.

И я слегка утомлённый

Опять стою у окна…

Стою, не скрывая радость

И боль в душе затая…

— Здравствуй, сынок мой!

Здравствуй!!!

— Здравствуйте! Это я…

Мне друг и поныне снится.

Как будто не видел давно…

А вдруг он опять постучится,

Как в детстве, в моё окно…

Он где-то ещё в дороге,

Весёлый и молодой!

Встретит меня на пороге

И заговорит со мной…

Проснусь и не сплю до рассвета.

А в сердце давняя грусть…

Он жив! Он в дороге где-то.

Ведь он обещал: вернусь!

Мать улыбнулась гордо,

Слезинки смахнув рукой…

У школы трубили горны

Над самой Волгой-рекой!

Есть ли у радости мера?!

Школьные флаги горят!

Сегодня здесь в пионеры

Вновь принимают ребят.

Сердца их взволнованно бьются!

Я слушаю и молчу…

Здесь пионеры клянутся

Быть верными Ильичу!

Василий АЛЕНДЕЙ

УТРО ЖИЗНИ

(Рассказ)

Зазеленели лужайки, запели скворцы, обрадовавшись теплу и солнцу, закружились над вербами шмели, и первый раз после долгих зимних холодов вышли на пастбища стада. Их вечернего возвращения с нетерпением ждут хозяйки, особенно — ребятишки. Мальчишки и девчонки уже вышли за ворота и ожидают появления бурёнок, козочек, овец…

Особенно восхищает ребят породистый колхозный скот. Впереди стада важно вышагивает величественный Бугай. Передние ноги Бугая короткие, а шея широкая. С этим Бугаем во всей деревне справляется только скотник Антон.

Как только Бугай вступает в деревню, он поворачивает по сторонам свои огромные рога и угрожающе мычит: му-у-у! И это грозное «Му-у-у!» означает: «Берегись!»

Кроме Бугая, есть в колхозном стаде породистый баран. И, хотя клички у него нет, он очень храбрый. Идёт по деревне и из озорства стучится в калитки рогами. Сегодня баран особенно настроен пошалить: ведь он первый раз в этом году вышел на волю.

Между тем пастухи свернули свои длинные бичи, остановившись поговорить с колхозниками. Они сообщили, что на лугу воды всё ещё много и что ягнят пришлось переносить на руках, что трава прорастает хорошо и корма будут обильные.

В это время подошёл к пастухам мальчишка лет двенадцати, черноглазый, в солдатской фуражке со звездой… Он прислушивается, что говорят старшие. Его зовут Васёк. Живет он на Верхней улице. Васёк очень любит ухаживать за животными. Со своими товарищами — пионерами он вырастил для колхоза двух жеребят.

«Как только начнутся каникулы, пойду в подпаски» — мечтает Васёк, никому пока не говоря об этом.

Правда, он спросил у дяди Матвея, но определённого ответа не получил. Пастух отговорился от него, утверждая, что ещё не кончились в школе занятия и что он, Васёк, ещё молод для этого нелёгкого дела…

Откровенно говоря, Ваську более всего по душе конский табун, но его ещё не выгнали в поле…

«Пока не поздно, надо поговорить со старым табунщиком дядей Ехремом, — думает Васёк. — У него правое плечо ниже левого, наверное, оттого, что дядя Ехрем целых тридцать лет держал на нем рукоять длинного пастушьего кнута».

Дядя Ехрем подошёл к Степану Вороне и хлопнул его по плечу.

— Ну, как?! Нынче опять будем с тобой соревноваться?..

— А то как же! Обязательно будем, — ответил дядя Степан, посмеиваясь и пуская синие колечки дыма. По старой привычке, разговаривая с кем-нибудь, дядя Ехрем любит передвигать на голове свою видавшую виды папаху. И на этот раз он приподнял её, слегка надвинул на темя, но порывистый ветер сорвал её и, отбросив в сторону, покатил по улице.

Васёк бросился за шапкой, поймал её, отряхнул и подал дяде Ехрему в руки.

— Спасибо, сынок! — сказал старый табунщик, одевая шапку. Немного погодя Васёк осмелился и спросил:

— Дядя Ехрем, возьми меня в подпаски к себе?

Тот внимательно посмотрел на мальчика:

— А ты думаешь, из тебя получится табунщик?

— Я в прошлом году выработал сорок два трудодня… на сенокосе.

— Ну, хорошо. Если так, попробуй ударить вот этим снарядом, — с иронией произнёс дядя Ехрем. Он снял с плеча Вороны тяжёлый, просмолённый, пропитанный дождями кнут и подал его Васюку, робко стоящему рядом.

Кнут Вороны у рукоятки толще песта, и весит он килограммов пять-шесть, а на конце его в пол-аршина виток из конского волоса. Васёк распустил его и хотел ударить, но кнут не повиновался и наматывался вокруг ног. И взрослые, и мальчишки засмеялись, а Васёк смотал и отдал его Степану Вороне. Густая краска залила лицо и щёки паренька, и он, смущённый, стоял, опустив голову, ни на кого не смотрел.