Страница 3 из 17
На вербное воскресенье вернулись мужики с заработков, привезли муки и консервов, семенной ржи на посев, картошки на посадку. Хоть и нет в деревне лошадей, а сеять надо, земля за два года отдохнула, на старых полях урожай будет, решили мужики. Тут и Пасха пришла, а на неё новые гости наведались, на сей раз русские люди, наглые. От боярина Плещеева люди прибыли и принялись сманивать мужиков на юга, в новые земли русские.
Баяли, южнее Камня и на Алтае земля сплошь чернозём, пшеница сам-десять урожай даёт, травы отборные, народа мало, по двадцать и больше десятин на семью нарезают. Сам боярин на новых землях лес разрешает рубить невозбранно, три года обещал мыто не брать, зерно да коня каждому хозяину выделить. Крест целовали, что не обманут молодцы залётные, да со старостой торговались, чтобы тот отпустил людей из общины.
Долго торговались, дня три сидели-рядили, но сговорились. Отпустил староста ещё шесть хозяев на юг, за Камень, на алтайские чернозёмы. О том ряд написали, а люди боярина Плещеева всю недоимку за шесть семей старосте отдали да ещё двух коняжек степных оставили. Конями теми и подкупили старосту, не на себе хоть пахать придётся.
Едва успели попрощаться селяне, как снег и растаял. Полыхнула весна, жаркая и голодная, как всегда, перешедшая в тёплое лето, чтобы закончиться урожайной осенью. Не могли нарадоваться теребиловские мужики и бабы богатому урожаю, не помещавшемуся в закромах. Но часть урожая староста припрятал, памятуя два прошедших года. И правильно сделал, поскольку тиуны боярские нагрянули опять после Успенского поста. Да не просто нагрянули, а велели в счёт недоимки собираться на юга всей Теребиловкой, тоже на чернозёмы, только возле Чёрного моря.
Лаялись со старостой тиуны изрядно, особенно пеняли за отпущенных мужиков из общины, хоть и с погашенными недоимками. Чем только не угрожали старосте, и плетьми, и боярским судом, да два голодных года отучили мужиков бояться смерти. Стало общество крепко за своего старосту, а тот смог тиунам противиться, отстоял от переселения восемь семей. Только три хозяйства согласились отправиться с боярскими тиунами на юга, за что все недоимки Теребиловке были списаны, о чём бумага выдана старосте.
Так и началась новая жизнь в деревне Теребиловке после голодных лет. Восемь дворов из двадцати трёх осталось, зато без недоимок и с родными людьми на Алтае и в Новороссии. Теперь было чем напугать боярина и его тиунов теребиловцам, коли безобразничать начинали. Мол, в любое время уедут в лучшие края, благо Юрьев день никто не отменял. А в голодные годы впредь по царёву указу разрешалось крестьянам уходить в любое время от хозяина, который своим людям не помогает, оброк не снижает, а токмо обирает, коли недоимки выплатят полностью.
Глава первая
Тропинка вилась вокруг крепких дубов, вытянувшихся к небу в стремлении захватить больше солнечного света. Прежние хозяева поместья не проводили санитарную вырубку своих лесов, скорее всего, от жадности, в результате вековые дубы были не толще сорокалетних сосен, мешая друг другу раздаться вширь. Все деревья рвались вверх, где смыкались кронами, отчего в солнечное летнее утро в дубраве царил сумрак, а земля и редкие травяные островки под ногами чавкали от сырости.
Сергей недовольно оглянулся, рассматривая свои отчётливые следы на тропинке, и свернул в сторону, туда, где ворох старых листьев позволял скрыть отпечатки обуви. Мужчина отошёл от тропинки, продолжил идти параллельно ей, внимательно глядел вперёд, опасаясь капканов и ловушек. К счастью, на эту встречу безопасник оделся в стиле старой аристократии, избегавшей новомодной обуви, потому следы его кожаных сапог не отличались от редких отпечатков обуви на тропинке.
Да и одежда Кожина, слегка поношенный кафтан и видавшие виды порты, вкупе со шляпой моды двадцатилетней давности, никак не выделялась среди провинциальных дворянских одеяний. Годы странствий по Ближнему Востоку приучили Сергея к тщательному подбору своей одежды и обуви, от которого зависела жизнь разведчика. Потому даже сейчас в Петербурге в квартире и в служебном кабинете безопасника всегда имелся выбор разнообразной одежды и обуви, несмотря на уже официальную работу в контрразведке.
Меньше года прошло, как вернулся новороссийский разведчик из длительной командировки на Восток. Тогда, три года назад, покидая Персию, он не предполагал, что придётся задержаться ещё на два года, уже в Туркмении и Афганистане. Там опытному разведчику пришлось осваивать новую для себя специфику работы безопасника – контрразведку. После стремительного захвата русами последних владений Великих Моголов и выхода на южные границы Руси недобитые отряды покойного шаха Акбара не сразу поняли бесполезность сопротивления. К ним примкнули особо непонятливые местные ханы, отчаянно цеплявшиеся за отобранную власть.
Два года вылавливал в горах Гиндукуша и Копетдага молодой поручик остатки армии Великих Моголов, превратившиеся в обыкновенных разбойников. Заработал лёгкое ранение в руку и уважительное прозвище Геок-Барс (зелёный барс) за зелёную чалму, положенную правоверному, совершившему хадж, и стремительные переходы по горам и пустыне. Хадж Сергей действительно совершил ещё во время практики, когда изучал особенности поведения и образа жизни жителей Аравии.
Конечно, полностью извести разбойников за два года не получилось, однако организованная оппозиция и крупные банды в Афганистане и Туркмении были уничтожены. Здорово помогли в этом греческие монахи-миссионеры, активно крестившие лояльных аборигенов. Помнится, Кожин был весьма удивлён, когда впервые в дальнем туркменском ауле, далеко в горах, нашёл заброшенную православную часовенку с сохранившимися фресками на стенах.
Позднее такие находки уже не удивляли безопасника, а служили дополнительным аргументом греческим миссионерам для крещения народа в православие как возвращение к истокам веры предков. Простой народ, переживший за последние века зороастризм, православие, мусульманство, философски относился к крещению. Кожин частенько обсуждал с греческими миссионерами то равнодушие, с каким афганцы, туркмены, узбеки и таджики принимали возврат к христианству.
По здравому размышлению даже опытные греки порой приходили к выводу, что в душе большинство новоявленной паствы остаются язычниками, придерживаясь веры в многочисленных местных богов и духов. Благо во многих селениях еще оставались живы потомки шаманских родов, тщательно укрываемые соседями от мусульманских активистов. Теперь с таким же тщанием православные неофиты прятали своих шаманов от новороссийской власти.
Впрочем, преследовать потомков древних колдунов никто не собирался, так как ещё в Петербурге было принято решение о сохранении всех древних суеверий, да и поиск нетрадиционных методов лечения по линии Института артефактов никто не отменял. Так что даже миссионерам пришлось смириться с равнодушием своих подопечных, надеясь воспитать в истинной вере хотя бы их детей и внуков.
В результате к середине 7110 года от сотворения мира (1602 г. от Р. Х.), когда лояльные жители Афганистана и Туркмении были крещены на две трети, а выжившие диссиденты со своими семьями отправились строить дороги или целыми кланами добывать руду в горах под усиленным конвоем, естественно, начальство отозвало поручика Кожина и его группу на Остров.
Сергей после отпуска прошёл трёхмесячные курсы повышения квалификации, где не столько изучал новую технику и оружие, сколько сам читал лекции преподавателям и курсантам по особенностям работы на Востоке. После чего Кожина откомандировали в контрразведку, а его протеже – молодые туркмены и персы – остались проходить полный курс двухгодичного офицерского училища в пригороде Петербурга.
Специалист-нелегал быстро втянулся в новую работу, благо всегда мог мысленно встать на место своих врагов, имея опыт разведчика-диверсанта. Именно с подачи Кожина безопасники стали тщательно проверять заброшенные поместья и замки, где доживали свой век английские дворяне, не пошедшие на службу новой власти.