Страница 4 из 13
– Твой брат звонил сегодня, – начинает беседу папа. – Он передал свои поздравления.
– Спасибо, – выдыхаю в очередной раз. – А почему передал? Максим сам не может позвонить?
Без эмоций перевожу взгляд на пустующее место рядом со стулом мамы. Будто брат, который всегда занимал ту часть стола, может слышать мои слова. Смотрю на свободное место без тоски – с Максом мы никогда не были особо дружны. Его с юности утянули учебники, затем университет и научные кружки, а потом – работа хирургом во Франции. Он без особого труда и с удовольствием вписался в клуб фанатиков. Стал гордостью родителей и идеалом, к которому мне настойчиво советуют стремиться.
– У Макса много работы, – тут же вступается за брата мама. – Он едва урвал минутку между операциями, чтобы передать поздравления.
Между вазочками с салатами она ставит на середину стола шикарное блюдо с запеченной свининой с овощами. Мама принимается разливать напитки, а папа нарезает мясо и раскладывает порции по тарелкам.
– Бабушка и дедушка из Москвы тоже звонили, – вспоминает папа о родственниках по своей линии.
– И из Краснодара, – не забывает упомянуть о своих родителях мама. – Все очень гордятся тобой! Приехать в Питер не смогли, да и время на звонок нашли только утром…
От мысли, что вся родня могла приехать отмечать праздник, высосанный из пальца, становится дурно. Мне бы хоть родительский энтузиазм вынести без последствий!
– Ничего страшного, – вслух успокаиваю я. – Всем передайте мои благодарности за поддержку.
Родители расплываются в довольных улыбках, а я засчитываю себе очко за верный ответ.
– Ну, Диан, рассказывай, как впечатления! – добродушно выдает папа вопрос, к которому я готовилась не один вечер.
Обвести отца вокруг пальца сложно. Его цепкий взгляд следит за каждым жестом, когда без запинки выдаю идеально составленную историю с заученными именами врачей и медсестер.
Паутинки неглубоких морщин постепенно сглаживаются. Глаза, такие же, как у меня, цвета свежей древесины с темными кольцами-прожилками, медленно светлеют.
– Вижу, первое дежурство произвело на тебя впечатление, – улыбается папа, а я мысленно ликую. Получилось!
– Вот видишь, Диана! Мы ведь говорили, что медицина – это образ жизни. Ты уже втягиваешься, – наставительным тоном произносит мама, делая глоток из бокала. – А помнишь, как ты не хотела поступать? Кричала, плакала…
– А мы ведь говорили, что это подростковые глупости, – бодро кивая, подключается отец. – Теперь-то ты распробуешь свою специальность. За уши не оттянешь!
Родители в унисон смеются. Мне приходится поддержать общее веселье, чтобы не выдать себя. Но внутри бурлит негодование, а зубы, что скалю в улыбке, скрипят от злости.
– Кем ты там хотела стать? – на грани издевки спрашивает мама.
– Портнихой! – вместо меня отвечает отец и прыскает от смеха. Он заливисто смеется и утирает слезы, выступившие на глазах. Мама следует его примеру и тоже разражается хохотом, от которого лицо быстро покрывается румянцем.
Натянутая улыбка стекает со вспыхнувшего лица. Танец на костях моей мечты заходит слишком далеко…
– Вообще-то, я хочу… хотела быть дизайнером-модельером.
Мама холодно отмахивается. Откидывается на спинку стула и, восстанавливая дыхание после смеха, поправляет выбившуюся из идеальной прически прядь:
– Все одно. Подшивать платья, подгонять брюки…
– Вообще-то… – начинаю закипать, но вовремя прикусываю язык. Я так старательно возводила иллюзию примерного поведения, чтобы от меня отстали и сбавили давление! Одно неверное слово – и все затрещит по швам. Поэтому проглатываю обиду и фальшиво протягиваю: – Ты права.
На кухне повисает гробовое молчание. Родители не сводят с меня пораженных взглядов. Тело обращается в натянутую струну, готовую вот-вот лопнуть… Неужели я все испортила? Переиграла?
Но когда папа резко встает из-за стола, подняв в руке бокал, понимаю, что в этом сражении одержала полную победу.
– Наконец-то ты повзрослела, Диана, и забыла обо всех глупостях.
– Я всегда говорила, что рано или поздно ты поймешь – мы с папой были правы и желаем тебе только лучшего.
Мама подхватывает бокал, как и у всех, наполненный яблочным соком. Праздник праздником, но работу и дежурства никто не отменял. Следуя родительскому примеру, тоже встаю с напитком в руке.
– Диана, не хочешь сказать тост? – сияет папа и с гордостью взирает на меня.
Родители выжидающе смотрят, пока я задумчиво кручу в руках тонкую ножку бокала.
– За принятие себя, – криво улыбаюсь под звон соприкасающегося стекла и под похвалу семьи.
Спрятаться от родителей и бесконечного потока лжи оказывается проще, чем я думала.
Спустя час утомительных и однотипных бесед начинаю усиленно зевать. Играть усталость даже не приходится, день выжал силы до нитки. Обеспокоенные, но гордые родители быстро отпускают отоспаться после первой смены. Выслушиваю последние напутствия и, оставив домочадцев наедине, ухожу в свою комнату.
Замок на двери – одна из причин любви к моему тихому убежищу. Короткий щелчок надежно прячет в крошечном мирке, где всегда нахожу приют.
Небольшая, но уютная спальня встречает теплым сиянием гирлянды. Лампочки-светлячки как бусинки нанизаны на провод, что ломаным узором висит над кроватью. Между искорками на стене приколоты рисунки Тимура, отрывки из нашего комикса, мои наброски и одна-единственная фотография.
На снимке в костюме Чудо-женщины жую хот-дог и совсем не замечаю камеры. Рот набит, на щеке зияет красный след кетчупа, а я задумчиво смотрю на руку, испачканную соусом.
Тим не раз упрекал за не лучший выбор фото для «доски почета» над подушками. Для нас это стало неким ритуалом – приходя в гости, друг открывает папки на моем ноутбуке и деловито протягивает: «Вот! Тут ты хотя бы без кетчупа на лице!»
Но я не просто так однажды распечатала именно эту фотографию и повесила на самое видное место комнаты.
Кадр был сделан Тимуром на Хеллоуин, который совпал с нашим посвящением в студенты. На нелепый праздник в костюмах явились только я и Тим. Друг раздобыл где-то красный плащ, крылатый шлем и бутафорский молот. Свой наряд принцессы амазонок я сшила полностью сама.
То был первый день, когда я осмелилась выйти куда-то в костюме, созданном своими руками. А снимок, где я ем, – первый кадр личного триумфа.
Подобных вылазок после было немного. Не каждый день выдается повод погулять по Питеру в нарядах героинь поп-культуры! Фотосессии себе позволить не могу, а на редких фестивалях пока ни разу не осмелилась побывать участником-косплеером, а не гостем.
Мне постоянно что-то мешает подать заявку. То город другой, то учеба, то просто боюсь отказа или осуждения родителей.
Устало падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушки. Тоска накатывает с новой силой, а внутри разгорается сожаление. Мысли укором клюют душу за глупый страх провала, за мешающую боязнь неодобрения.
Я прекрасно понимаю, что в своей зажатости виновата сама. Из года в год учусь, шью костюмы, мастерю наряды, но не делаю ничего, чтобы заявить о себе. Только сваливаю ответственность на родителей. Мол, это они мне вдолбили, что стать кем-то могу лишь в медицине. Все остальное – рудимент детской наивности.
А теперь еще и эта ложь… В глубине души хочется признаться. Сказать, что ни в какой больнице не работаю, а зависаю официанткой в гик-кафе. Но прекрасно представляю, как родители отреагируют на такую новость. Работай я в ателье или, на худой конец, магазине текстиля, маме и папе было бы проще смириться с моим обманом. Но ни швеей, ни продавщицей устроиться не вышло: мешают отсутствие специального образования и учеба в универе.
Зато в «Перезагрузке» можно работать после пар, в ночные смены, что успешно сочетается с вымыслом о карьере медсестры. А еще в кафе чувствую себя почти как дома – там настоящий рай для гика.
Под локтем шуршит обертка красиво упакованного свертка. Недолго думая, решаю развернуть подарок от мамы.