Страница 4 из 8
Но Она пока об этом и не подозревает…
Не подозревает? Так не бывает!
Флюиды Виталия, электрические разряды ауры. Они могли пронизать перекрытия, стены и презреть расстояния. А тут ведь совсем близко. Неужели звенящая, такая накаленная и сияющая фиолетовой дугой лихорадка не раскачала еще пространство? Не подозревает …
Вот дверь-хлопушка! Стартовый пистолет. Герой задохнулся. Кроведвижущая помпа внутри него сорвалась с места, обгоняя сама себя. Пульсация, казалось, заставляла вздрагивать образующие единый свод черепа кости, отчего голова то и дело меняла размер, пульсируя в такт сердцу. Горло распухло, сдавив баритон до жалкого посвиста. Паника охватила Виталия…
Неведомой в миг мобилизованной извне энергией он смирил свое тело, парадно расправил спину и, торжественно распахнув дверь, устремился навстречу судьбе.
Она опускалась с небес своего этажа неизменно воздушно. Однако, Виталию Григорьевичу, человеку зрелому и во многом искусному (он щеголевато провел ладонью по волосам), недопустимо было потакать сейчас мальчишеским судорогам влюбленности.
Глаза ее, вновь заструившие из морских глубин вкрадчивый свет, выразили вопрос. Юля замедлила шаг, вынуждая вселенную снизойти до интимной плавности, что, конечно, дарило возможность Виталию расшифровать ее формулу ожидания.
– Юлечка, с добрым утром, – голос показался чужим, фраза заученной, а порядок слов и вовсе бездарным. Ведь так много хотелось уместить в восклицании… Душа, да нет, сущность Виталия рвалась наружу, расплескивая на ходу все несметные чувства, от которых натерпелся он за последние дни.
– С добрым утром! – пропела Она. Миновав неспешными шагами героя, Юлечка занесла свою ножку на спуск.
– Юленька!.. – Виталий вздрогнул всем телом от собственной откровенной интерпретации ее имени.
Она обернулась, приоткрыв, словно для вопрошения, рот. Губы ее разомкнулись и… заворожили Виталия.
– Юленька, – совершал снова подвиг Виталий, – Вы очаровательны и легки, как утренний воздух, – он явственно осознавал примитивность и пошлость слов, но что-то подсказывало ему, что это совсем не важно. Важны были ринувшиеся вслед за пробившими брешь словами флюиды.
Юлечка повернулась, закрутив свои ножки спиралью. Выражение лица ее совершило восход солнца. Она мило расхохоталась.
– И Вы в этот чудный день на работу? – продолжил форсировать начавшееся общение Виталий, – могу подвезти.
Мимика Юленьки растерялась. Она последовательно исполнила легкое, но благодарное удивление, мимолетное подозрение в несерьезности предложения, незлобную усмешку и, наконец, нашла свое место в лукавстве, игривом, еще неосмысленном, но уже формирующемся в образ ласкового капкана.
– А Вам по пути?
– С Вами… конечно, – новоиспеченный обольститель входил во вкус и, как ему мнилось, раскидывал сети.
Амазонка продела рукой его под локоть, и короткое замыкание состоялось.
Время в автомобиле, увы, заполнилось разговорами обо всем, весьма бесцельными, в то время, как наш герой то и дело собирался с силами, внутренне репетировал пламенную решающую фразу. Он мучительно искал и выстраивал те слова, которые неким волшебным образом позволили бы сразу перенести его в искомое завтра их еще не начавшихся отношений. Поиск шел безалаберно, по наитию, спотыкаясь каждую минуту о необходимость вести праздную легкую беседу. Ох, и не легка же была такая задача!
Утешительным призом, хоть как-то восполнившим тщету неказистых потуг, стало прикосновение к ее руке, на которое Виталий решился, прощаясь. Он подвез ее. Он выскочил со своего места. Он описал круг, чтобы раскрыть ей дверь. Он подал руку, помогая выйти.
Это был маленький подарок самому себе. Да, его не могло не быть. Видно, планеты выстроились в нужном порядке.
– Спасибо, – вызвонил колокольчик ее голоса.
– Это Вам спасибо, – пыхтя, изверг из себя Виталий, – Вы скрасили мой унылый путь.
Юля улыбнулась, однако, улыбка ее оказалась слегка озадаченной. Она пока не могла классифицировать происходящее. Разговор не о чем… Правда, помогая ей выйти, кавалер задержал ее руку в своей чуть дольше, чем того требовала простая учтивость. Цепкость его проявила оттенки невнятной нежности. Странноватый, но настырный окрас.
Последовавший вопрос Виталия словно дал толчок улыбке Юлечки переключиться на чуть большую яркость.
– Может быть, я заеду за Вами в конце дня? Вы от чашечки кофе не откажетесь?
К пяти часам Виталий был на посту. Весь его день стал не более, чем вынужденной нежеланной паузой в преддверии счастья. Никогда ранее он не интересовался положением стрелок на часах столь часто. И каждый бросаемый на циферблат взгляд был исполнен скулящей надежды… Порой, Виталий неосознанно перепроверял достоверность показаний, отыскивая глазами часы на стене. Но эти стенные будто бы сговорились с теми, что на руке.
Наконец, он дождался. Юлечка подплывала к машине, несомая дуновением ветерка. Счастливый герой распахнул раскаленную солнцем дверцу с торжественностью, достойной Святого Петра, отворяющего врата рая. Юля приостановилась. Что сулило его проворство?..
Пещерный покой кафе поглотил их раскаленные тела, и теперь в полумраке за столиком, Виталию Григорьевичу предстояло свершать свою магию. В отличие от любой женщины он не умел ворожить бессознательно, и это его заставляло ощущать неуверенность, однако, остановить набирающий скорость состав было уже невозможно.
Правильно выбрать место. Сбоку от нее. Не напротив. Сесть достаточно близко, открывая тем самым лазейку для «нечаянного» прикосновения.
Как же он чувствует всей поверхностью своей несчастной кожи ее присутствие! Так рядом!
Виталий с трудно скрываемым усилием умерил сейсмику своего восхищения, и негромкая беседа потекла плавно, заполняя случайные русла беспечных, на первый взгляд, тем.
А назавтра случилась еще одна встреча. Не сама случилась, конечно. Снова кафе. Снова галереи словесных скульптур. Его красочные рассказы о путешествиях, которые, слава богу, не было нужды сочинять. Виталий описывал реальные свои впечатления, только выстраивал их, словно расстилая перед Юлей полотна шедевров. Она слушала, и совпечатлялась. Она будто бы заносила ножку ступить в эти дивные картины. Она ощущала готический сумрак, гудящий органом, возносилась сознанием по изящным нервюрам сводов до радужных витражей. Она осязала ногами белый горячий песок и слышала шум прибоя, сотворенный в пространстве кафе вдохновенной речью собеседника. Виталий колдовал словесно, ворожил, и слабая женщина уже забывала о том, что вчера еще это был лишь сосед, что в хорошенькой ее головке вчера еще не было никаких таких вспышек…
А Виталий распелся. Хрипловатый вокал становился бельканто. Он окончательно обрел силу, и так это стало уже легко. Все стало легко.
Горячая его ладонь накрыла руку Юлечки. Он пальцами уже перебирал ее мизинец. Ласково, многообещающе, требовательно…
И она не отняла свою сдавшуюся в восхитительный плен длань. Она даже перевернула ее ладонью вверх и обхватила его большой палец. Эволюция страсти, как бы невзначай, отметила свою первую ступень.
Временами Виталия ненадолго покидала порабощающая страсть, и он истязал себя самокопанием. Совесть? Сочувствие к жене? Жена в такие моменты ощущалась неким персонажем. Неотъемлемым, но безликим и безымянным. Да, он не мыслил себя без нее, но сейчас это было лишь аксиомой, все положения которой существовали математически, нарицательно, без осязания их поверхностью тела, а тем паче, исподом души. Та часть его, которая жила до взрыва новой вселенной, оказалась за гранью атаковавших его восторгов и плыла параллельно сей новой жизни в ином измерении, за серой и непрозрачной мембраной, рассекшей пространство.
Скудный и неохотный, навязанный какими-то воспаленными рефлексами самоанализ заканчивался одним кривоватым выводом: эта внезапно явившаяся благодать – не иначе, как компенсация ему за все недочувствованное, недоликованное…