Страница 2 из 12
Не пытаюсь я вас ни уговорить, ни отговорить. Хочу лишь немножко просветить. Ну а дальше – «думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь».
Атомная гонка СССР – США
Если вы, читатель, наберёте в поисковике «Гугл» фразу «отец советской атомной бомбы», то наверняка вам выскочит тысяча ссылок. И, скорее всего, появится там в первых строках фамилия «Курчатов». Вообще говоря, это неправда. И неправда по той простой причине, что у украденного ребёнка отца-то, на самом деле, быть не может. А вот отчим есть. И, возможно, не один. Так и с советской атомной бомбой. Отец – неизвестно где, а отчимов сразу трое. Одного из них вы уже нашли в Гугле. А самые продвинутые мои читатели, возможно, даже о нём что-то слышали. О другом отчиме – первом и главном – вы слышали наверняка. Правда, в другом ключе и в иных ситуациях.
Догадываетесь, кто? Не поверите! Это Лаврентий Берия. Конечно же, вы наслышаны о его всевозможных подвигах, начиная от массовых убийств и кончая изнасилованиями. Информация о том, что он руководил атомным проектом, как-то выпала из советской, да и впоследствии российской истории.
Третьим отчимом в отцовской иерархии оказался Юлий Харитон. О нём вы, конечно, ничего не слышали, хотя именно ему следовало бы отдать лавры отца советской атомной бомбы. И хотя бы потому, что стоял к атомной бомбе он ближе всех. Ближе всех прочих отчимов, осуществлявших пристальное, но всё же общее руководство.
Впрочем, обо всех отчимах мы поговорим потом, а пока поищем настоящего отца, а заодно и осуществим маленький экскурс в историю.
Исследования материи и атомного ядра начались в начале 20 века и достигли своего пика в 20-е годы. Учёных было много. Возникали школы, научные направления. Физики создавали модели, ставили на своих лабораторных столах эксперименты, соревнуясь, чья модель лучше. Получали кафедры в крутых университетах и Нобелевские премии. Как говорится, всё было чинно и благородно до того этапа, когда было открыто расщепление атомного ядра. И в этот момент учёные заговорили о цепной реакции. Впрочем, пока – чисто теоретически. По серьёзному это мало кого интересовало, потому как казалось, что всё это далеко и нереально. Впрочем, потихоньку приходило понимание, что это самое можно, в принципе, произвести и на земле.
А тем временем в Европе происходили страшные вещи. К власти пришёл Гитлер со своей идеей третьего Рейха, арийского сверхчеловека и окончательным решением еврейского вопроса. Сначала потихоньку евреев не пускали, не принимали, отстраняли. А потом и посерьёзней – с еврейскими погромами и высылкой в лагеря. Кто-то успел убежать, кто-то нет. Оказался в концлагере и сгинул в газовых душегубках. Но кое-кто успел вовремя. Особенно те, кого изначально начали гонять арийские физики. Ехали кто куда. Кто примет, кто разрешит прислониться. Так что кто-то оказался в Англии, кто-то – в Палестине. А кому-то сильно повезло. На корабль – и в сторону тётки с факелом, в Америку. Так что в результате собралось в Америке весьма большое количество физиков. Кафедр, лабораторий и вообще хоть чего по специальности на всех не хватает. Радуйся, коли достанется место бухгалтера или учётчика на кондитерской фабрике. Но тем не менее Америка получила потенциал, который ещё скажет своё слово.
А потом пришёл год 1939-й. Грянула Вторая мировая война. Европа заполыхала. Отголоски войны достигали Америку, хотя чего там беспокоиться-то, за океаном? И тем не менее кто-то там был подальновидней и понял, что надо действовать. Парочку слов о нём. Лео Сциллард. Венгерский еврей. В молодости поучаствовал в политической борьбе. Раздувал пожар социалистической революции. Потом бежал в Германию. Здесь уже увлёкся физикой. Слушал лекции Эйнштейна. В ядерных исследованиях, как коротко пишется в анкетах, участвовал, состоял. После прихода к власти Гитлера перебрался в Англию, потом – в Америку. Нашёл старых друзей, старого учителя Альберта Эйнштейна и отправился к нему с письмом. Письмо предназначалось президенту США Рузвельту. Но Лео Сциллард резонно рассудил, что в Госдепе письмо от паршивого эмигрантишки читать не станут. А вот письмо, подписанное Альбертом Эйнштейном, прочтут. Эйнштейн письмо подписал. В Госдепе письмо прочли. Президента Рузвельта с ним ознакомили. Но прошло ещё два года, прежде чем в 1941 году – незадолго перед вступлением в войну США – ядерным исследованиям дали зелёный свет и подкрепили гигантским финансированием. Предполагалось, что на сей «стройке века» будут трудиться порядка 100 тысяч человек. Начальником ядерного проекта под кодовым названием «Манхэттенский проект» назначается генерал Лесли Гровс. Ну что, господин генерал? Задание понятно? Так что – кругом! Шагом марш! Полный вперёд!
А что делать, как действовать – кто-то знает? Нет! Поэтому надо собрать физиков, которые хотя бы приблизительно знают, с чего начать. И вот под крылом генерала собираются физики, на одного из которых генерал обратил особое внимание. Это был Роберт Оппенгеймер.
Маленькая биографическая справка. Родился Роберт в богатой еврейской семье. Папа – текстильный магнат. Мама – одухотворённый художник. Очевидно, что Роберт взял от своих родителей лучшие черты. От папы – железную хватку бизнесмена. От мамы – способность нестандартно мыслить. В 20 лет Роберт уехал в Европу. Что поделаешь? Вся тогдашняя наука «проживала» в Англии и Германии. Работал в Кавендишской лаборатории (известное среди физиков место). Учился в Кембридже, потом в Гёттингеме в Германии. Как водится среди молодёжи, слегка хулиганил, слегка сорил деньгами. Потом вернулся домой. Занял место профессора в Беркли. Начал преподавательскую и научную работу. Вроде как остепенился. Но не совсем. Он был и оставался идейным либералом, социалистом, коммунистом. Хотя формально в коммунистической партии не значился. Круг общения также был самым что ни на есть «прогрессивным». И женщины его – гёрлфренд Джина и впоследствии жена его Китти – были самыми что ни на есть коммунистами.
Впрочем, генерала Лесли Гровса больше интересовали не политические убеждения, а умение работать. Ну а насчёт политики – так и здесь всё к лучшему. Еврей, коммунист, бессребреник. Недавно отписал свою долю отцовского наследства на нуждающихся учёных. Такой не подведёт, не продаст. С немцами не снюхается. А с коммунистами? Так они ж теперь союзники. Всё верно. Поэтому Роберту Оппенгеймеру предложили возглавить научную часть Манхэттенского проекта. По сути – сконструировать атомную бомбу. Кандидатуру Оппенгеймера утвердили без проволочек, несмотря на то, что Оппенгеймер честно написал в своей анкете: «На западном побережье США нет ни одной коммунистической организации, с которой бы я не сотрудничал». Но бог с ним, с отделом кадров, персональным департаментом. Впереди – тяжёлые научные исследования. Что делать, как делать, из чего делать. Если бы тогда можно было бы перенестись на 70 лет вперед, зайти в Гугл, настучать «устройство атомной бомбы», то информации хватило бы, чтобы срезать годы работ. Но не было машины времени, подсмотреть было не у кого. Все просто и по-земному. Набирай, учёный народ, думай, руководи, изобретай, принимай решения. Вот тут-то и стрельнуло, сошлось всё тютелька в тютельку. Народ эмигрантский учёный повалил работать к Оппенгеймеру. Плевать, что пустыня, жара, цивилизации никакой. Зато теперь в приятной компании можно засесть за работу, о которой так долго мечталось. Так, к слову сказать: смешно, но работающих над секретнейшим проектом в Америке евреев и коммунистов оказалось больше, чем на Всероссийском съезде большевиков.
Как там думалось, делалось, изобреталось, можно найти в мемуарах. Писать об этом долго и неинтересно. Факт лишь в том, что война с Германией закончилась за несколько месяцев до того, как бомба была готова. Вот незадача! Впрочем, останавливаться никто не собирался. Бомбу надо доделать, испытать, а думать – потом.