Страница 64 из 86
Пока Джеймс не обращал ни на кого внимания — лишь раз обернулся, и Цзияню показалось, что он смотрит прямо на него. Но нет… Мазнув по случайным прохожим взглядом, Джеймс достал часы из жилетного кармана и проверил время. Цзиянь перевел дух. Определенно, сумерки начали играть ему на руку. При свете дня его мог выдать малейший луч солнечного света, но теперь… Он лишь один из десятков мрачных прохожих, в которых утопает Лунденбурх, части из которых и дела нет, что их судьба меняется здесь и сейчас, что паровоз мистера Мирта, наверное, уже вернулся в павильон и что вот-вот появится соучастник Джеймса Блюбелла.
В том, что Джеймс ждет именно соучастника, Цзиянь перестал сомневаться, понаблюдав за тем, как изменилось его поведение. Джеймс стал ощутимо нервничать и действовал более скрытно — даже странно, что не воспользовался случаем зайти домой и сменить одежду. К счастью для Цзияня — на узкой Ризен-стрит ему негде было бы спрятаться.
Однако вот Джеймс оживился, помахал рукой — и к нему подскочил ребенок. Цзияня передернуло. Ребенок! Совсем еще мальчишка, лет одиннадцати или двенадцати. Конечно, это Лунденбурх, здесь к детям относятся как к рабочей силе, которой можно меньше платить, и используют желание таких вот мальчишек заработать лишний пенни, подчас злоупотребляя им. Но чтобы Джеймс использовал мальчика для своих черных дел?
Цзиянь подумал в очередной раз, что на самом деле ничего о нем не знает. О том, что у него на душе, о том, как он смотрит на мир — Дракон его сожги, у него сестре было столько же лет, неужели он не думает?.. Нет, понял вдруг Цзиянь, не думает.
Каждый для него — марионетка. Кроме, может быть, самого Цзияня — минута слабости, которая сделала Джеймса только жестче. И Цзияню пора забыть прошлое, перестать романтизировать Джеймса и видеть на его месте прелестного юношу с горящими глазами и чистой душой, за которого он едва не отдал жизнь.
Джеймс Блюбелл — убийца и маньяк, он собирается убить всех членов Парламента, а кроме того — не важно, сколько пострадает людей во время взрыва, и работников Парламента, и случайных прохожих. Ему — не важно.
И поэтому его надо остановить.
Джеймс и в самом деле вызвал Ронни к бельведеру, чтобы дать несколько наставлений относительно зарядов для фейерверков и того, как именно надо будет их разложить и подключить.
— Я справлюсь, сэр, — серьезно кивнул Ронни.
Снежинки падали на его веснушчатую мордашку и таяли медленно — видимо, дома его семье нечем было топить печь, отчего они жили в холоде. Лучше бы Мирт популяризировал паровые печи… Впрочем, нельзя укорять Габриэля за то, что он, живя в мире внутри своей головы, нечасто обращает внимание на те аспекты жизни, которые не касаются его лично.
— Возьми, — он передал Ронни кошелек, туго набитый монетами. — Передашь родителям.
— За что, сэр? Я еще ничего не сделал.
— Считай, за то, что мы не встречались и что твои родители ничего не слышали, — Джеймс приложил палец к губам. — Подумай, мы собираемся изрядно припугнуть этих чудовищ, пожирающих кровь собственных младенцев и называющих себя парламентерами. Зачем раньше времени давать кому-то об этом знать. К тому же они объявили Право на смерть, словно что-то почуяв — а может, кто-то из старожилов порта оказался столь же наблюдателен, сколь и ты.
— Мои родители за вас, сэр, как и я. Они никогда вас не выдадут.
— И все же… возьми эти деньги. Я не покупаю ваше молчание, я просто хочу быть благодарным. Хорошо?
Ронни помялся, но деньги взял. Дети из бедных семей с ранних лет знают цену любому заработку.
— Отец сказал, чтобы вы пришли к нам на чай. Вы придете? Мы не сможем принять вас как положено, но…
— Ронни, дорогой, — Джеймс закусил губу. — Я очень благодарен за приглашение, передай матушке и батюшке от меня поклон. Но сейчас я не хочу подвергать вас опасности. Ты поможешь мне, а потом я приду к вам на чай и принесу огромную коробку пирожных из кондитерской мадам Верлен. Той, что на площади Триумфа.
Глаза Ронни восторженно распахнулись.
— Спасибо, сэр! Мы будем ждать.
— В таком случае выполни мою просьбу. Завтра на закате встречусь с тобой в порту, покажу, где начинаются подземные ходы.
— Я сделаю все, что вы скажете, сэр, — серьезно кивнул Ронни. — Мерзавцы будут наказаны. Слава королю Блюбеллу!
— Тише, тише! — Джеймс прижал палец к губам. — Не надо никого славить, так только в книгах делают. Наш небольшой бум мы сделаем молча!
— Хорошо. А потом вы появитесь, да? В сиянии огней? — глаза Ронни горели надеждой. — И скажете всем, что вернулись, и наведете порядок?
Глаза Джеймса печально блеснули.
— Да, малыш. В сиянии огней. Ну, беги!
Проводив Ронни взглядом, Джеймс неспешно направился к кебам, среди которых его ожидал старый Уилл. Весь день его не покидало ощущение тревоги и пристального взгляда, но он списал это на то, что весь день будто собирал взгляды на себя, пропитался ими — жадными, алчными, желающими дотянуться до его кошелька.
И Габриэль, как всегда, вселил в его душу смуту.
Не настолько, чтобы отказаться от плана, но настолько, чтобы думать о нем чуть дольше, чем было положено.
— В Улей, Уилл, — Джеймс легко вскочил в экипаж. — У меня там есть еще одно дело, а потом наконец этот день закончится.
— В Улье так-то опасно, сэр, может, с вами сходить? — спросил старый Уилл, и Джеймс, подумав, кивнул:
— Пожалуй, ты прав. Я не догадался сменить костюм и выгляжу как чистюля, которого надо немедленно ограбить. Подстрахуешь, пока буду беседовать со старым Вэем.
Цзиянь успел только услышать, что они направляются в Улей, и остался посреди стоянки буквально с носом — судорожно решая, что ему делать. Нанимать кеб до Улья было опасно. Даже сам район вызвал бы вопросы.
Поэтому он, поразмыслив, приблизился к одному из скучающих возниц и спросил:
— Вы не арендуете свою лошадь?
В следующие четверть часа, скача верхом в сторону Улья — нарочно не преследуя кеб и давая ему возможность отдалиться на расстояние, за которым никто не заметит слежки, — Цзиянь опасался, что на этом его удача на сегодня закончилась.