Страница 5 из 10
Девушка молчала.
— Это поможет нам найти преступников, наказать их.
При этих словах Зина словно очнулась от сна.
— Я расскажу вам о своей жизни, а вы уж в остальном постарайтесь разобраться сами… Вы были у нас дома на улице Новой? Это особняк моей приемной матери Эльзы Павловны Пуговкиной. Она взяла меня на воспитание из детского дома сразу после войны. Сквозь дымку годов я вспоминаю далекие чужие города, бесконечные составы, тяжелый овчинный полушубок, которым укрывалась мама-Эльза, когда в вагоне шла проверка документов. Ее все время знобило, а время было летнее — июнь 1945 года, и все документы взрослым людям в военной форме показывала я. Мы приехали в Усть-Каменогорск и поселились недалеко от старой бани, возле дороги, которая ведет к берегу Иртыша. В 14 лет я пошла учиться в ремесленное училище. Здесь и познакомилась с Васей. Он тоже рос у тетки, без родительской ласки, но был удивительно душевным парнем. Мы стали с ним дружить. Сплетни подружек, косые взгляды преподавателей, пошлые намеки «дружков» — ничто не могло остановить нашу чистую и светлую дружбу. А может быть, это уже была не дружба?.. Не знаю… Все самое плохое началось с того дня, когда Вася попал к нам в дом. Я забыла рассказать, что к тому времени стал захаживать к Эльзе Павловне «на огонек» некто Зенин Иван Сергеевич. Он выдавал себя за бывалого моряка, рассказывал удивительные истории и скоро совсем очаровал Васю. Иван Сергеевич говорил ему, что человек должен быть сильным, жестоким, не бояться никого на свете, и взгляд «морского волка», суровый и надменный, должен раздвигать безликую толпу «людишек», резать ее, как нож масло. Сильные берут власть в свои руки, а власть приносит славу, деньги, все, все… Я не знаю, почему так хорошо запомнила эти слова. Иван Сергеевич повторял их Васе так часто, что скоро мой самый лучший друг, шестнадцатилетний парень, стал презрительно смотреть на людей, а мне сказал, что настоящий мужчина не связывает судьбу с женщиной, пока не завоюет «места под солнцем». В каждой интонации его голоса я узнавала четкую размеренную речь проклятого Ивана Сергеевича. Вася все дальше уходил от меня. Он связался с хулиганами, стал выпивать, играть в карты на деньги. А деньги надо было доставать… И после первой кражи в раздевалке училища от него постарались избавиться. У меня с ним был последний, по-настоящему открытый разговор, который Василий закончил грязной руганью. Он стал настоящим хулиганом. Кепка «шесть листов, одна заклепка», как ее называли в этом кругу, тельняшка в раскрытом вороте рубахи, сапоги гармошкой. За ним летела дурная слава, а я… я не могла его забыть. Мы не встречались, не здоровались, но в те дни, когда приходила молва о его новых «подвигах», подушка в рабочем общежитии была мокрой от слез. Я забыла, не сказала о том, что после диких пьянок в нашем доме, который Эльза Павловна приобрела на деньги неизвестного происхождения, я ушла от нее. Никто в поселке не удивился, когда сказали, что Василий попался на крупной краже. В последнее время он работал на кухне в столовой № 9, помогал Ивану Сергеевичу, который был шеф-поваром и неизменно красовался на Доске почета. С каким ужасом узнали сослуживцы, что их повар был скупщиком краденого добра. Их судили как соучастников, приговорили к шеста годам исправительно-трудовых работ, но через три года за хороший труд на лесных разработках досрочно освободили! Я уже работала в лаборатории, тетя Эльза уговорила меня простить все и вернуться в старый дом. И вот однажды под вечер кто-то постучал в калитку… Широкоплечий, остриженный наголо, передо мной стоял Василий.
«Пустите в гости», — смущенно улыбнулся он.
Я готова была мчаться в милицию, рассказать о побеге, но он, вероятно, прочел мои мысли в глазах и вытащил справку о досрочном освобождении.
Он был суров, но в глазах плескалось счастье, осторожно, словно драгоценность, он взял мою руку без маникюра, с пальцами, изъеденными кислотой, и поднес к губам… Жизнь его научила многому. Но вернулся из дальних краев и Иван Сергеевич. Он часами говорил с Василием — была какая-то железная логика в словах этого человека — и убедил Клыкова уехать с ним в геологическую партию.
«Деньжат заработаешь, и свадьбу справим со звоном на весь свет», — уговаривал он Василия.
После такой разлуки мне было страшно вновь оставаться одной, но Василий уже видел в мечтах нашу, вы понимаете, нашу, комнату, шкаф, диван, розовый свет абажура… Он уехал два месяца назад, а сегодня — эта страшная весть…
…Зина рассказывала около часа. Басовитый гудок возвестил об окончании рабочего дня. Рабочие цепочкой потянулись через проходную будку. Послышались молодые задорные голоса, звонкий смех.
— Мы встретимся с вами завтра, — сказал Анатолий. — Эльзе Павловне скажите, что я приехал из Караганды от подружки, назовите любое имя. Ни слова больше. Вы комсомолка? Ну, вот и хорошо. Мы должны наказать этих негодяев, которые отняли у вас любимого человека. Ровно в 11 часов утра я позвоню в лабораторию. Под любым предлогом отпроситесь с работы. До свидания.
Обстановка прояснялась. Какая-то необычная бодрость наполнила каждую жилку Анатолия. Он в последнюю секунду перед закрытием двери заскочил в автобус, который шел с комбината в город.
Ярко-розовые краски заката потемнели, покрылись дымкой, солнечный диск лениво перевалился за горизонт. Наступал вечер.
Автобус остановился возле гостиницы. Из небольшого парка по соседству доносилась музыка духового оркестра. Молодость взяла свое — Анатолий направился к танцплощадке. На деревянном настиле, громко топая ногами, несколько пар деловито «отрабатывали» польку.
В летнем кинотеатре шла картина «Летят журавли». Анатолий взял билет и прошел в середину небольшого открытого зала, над которым шумел листвой молодой парк, словно деревья тоже заинтересовались судьбой героев фильма.
Картина кончилась в одиннадцатом часу. Многие выходили, сурово сжав губы, словно вспомнив об ужасах войны, женщины незаметно вытирали слезы. Анатолий вышел одним из последних. Экономная дирекция парка уже выключила осветительные фонари в аллеях. До железных входных ворот оставалось шагов двадцать. Внезапно от дерева отделилась высокая фигура и преградила дорогу.
— Разрешите прикурить?
Анатолий сунул руку в карман, но не успел выхватить оружие. Сильный удар со стороны сбил его с ног.
Черная мгла затянула пеленой сознание…
4. По следу
Дежурный по городу капитан Карпенко взглянул на часы. Второй час ночи. Вздремнуть бы… Резкий телефонный звонок сбросил всю сонливость.
— Товарищ капитан, докладывает участковый сержант Силаев. Случилось ЧП. Прошу приехать в гостиницу.
Юркий синий «газик» с красной полосой на кабине примчался мигом.
В кабинете администратора Карпенко увидел растерянные лица, какие-то любопытные заглядывали в комнату, где, запрокинув светловолосую голову, лежал без движения человек в спортивной куртке:
— Попрошу посторонних выйти, — твердо сказал капитан и повернулся к участковому. — Рассказывайте.
— Собственно, вот этот парень все знает от начала до конца, я, к своему стыду, оказался только регистратором событий, — произнес сержант Силаев и подтолкнул на середину комнаты вихрастого юношу в очках. Он, смущаясь до слез, объяснил:
— Мы с Люсей стояли возле беседки, ну… в общем, говорили о завтрашней лекции, мимо нас прошел этот парень. Наперерез выдвинулись двое. Один попросил прикурить, а другой, не дожидаясь ответа, бросился со стороны и ударил чем-то по голове. Люся вскрикнула от испуга, и бандиты, которые уже нагнулись к парню, вдруг бросились бежать. Я тоже очень испугался, и мы выскочили из парка, но потом решили вернуться и дотащили его до гостиницы. Вот, пожалуй, и все…
Парень нерешительно оглянулся на невысокую веснушчатую девушку, которая ободряюще кивала головой.