Исцели мою любовь

Забираюсь в теплую постель, кладу свою голову на колени.

— И с кем же? Эм… с парнем?

— Нет! С моей сестрой, которая так же сидела и увядала. Я не смог ее спасти.

— Сейчас мне еще больше стыдно за свои слова.

— Дело прошлое. Мы жили в пригороде маленького городка, который больше напоминал большой чемодан. Все всё про всех знали. Семья большая, мы с сестрой-двойняшкой в ней были младшими. У нас был свой мир, мы понимали друг друга без слов. Чувствовали друг друга, и поэтому нас считали странными. Мои братья уже обзавелись семьями, как и полагается. А я понял, что меня не влечет к женщинам, не принимал этого, всю энергию отдавал в учебу. Должен был стать хирургом… Но, как бы ни старался, шило в мешке не утаишь, — тяжело выдыхает. — Семья узнала о моем влечении не к противоположному полу, и, конечно же, как по закону жанра, меня выгнали из дома. Остался без денег и жилья. Решил: чего бы мне ни стоило, буду врачом и заработаю много денег, заберу сестру. Но не успел.

На время повисает молчание. Ему тяжело говорить об этом. Чувствую себя дурой в квадрате. Приподнимаюсь. Мой сильный позитивный психиатр зажимает переносицу, давя свое горе.

— Мне очень жаль, — провожу по лицу своей ладонью.

— Я не знаю точно, как все случилось, потому что меня не было рядом. Какой я брат, если не смог почувствовать, что часть меня была в беде. Вернулся сильно поздно. Я клещами вытаскивал, где сестра, куда они ее дели. Общался с матерью через порог. По ее словам, сестра полюбила богатого мужчину, забеременела, и он ее кинул. Бедняжка сошла с ума, и они ее сдали в психбольницу. Я искал ее, но мне сказали, что ее больше нет.

— Знакомый сценарий.

— Видишь, Алекс, любовь тоже убивает. Поэтому, прочитав твой дневник в тот вечер, я как будто нашел все ответы на свои вопросы. Решил, что не оставлю тебя там.

— А Демис?

— Что Демис?

— Я думала, вы это… голубая луна… ну просто синяя.

— Не-ет, — хохочет. — Хотя я не прочь, но, увы, он натурал.

— Слышал бы он сейчас.

— Мы друзья.

— Он военный, агент, Джеймс Бонд?

— Он об этом как-то не особо распространяется. Да я и не настаиваю. Я знаю ровно столько, сколько мне надо. У него много связей. Таких людей называют кротами. И этот крот — очень надежный парень.

— Ты это о чем сейчас?

— Да о том.

— Ой, нет, нет. Только не говори, что он воспылал ко мне чувствами.

— Ты сама это сказала.

— Все, пошла в душ.

— Жизнь, она прекрасна, Алекс. И он не берет деньги за работу, если что.

Глава 14

Ни фига не понятно! Как же больно, м-м-м… — еще один слой тугой повязки обматывается вокруг торса. — Точно нет перелома или трещины? Дай снимок сюда, — вырываю его из рук Мурата.

Внедорожник, в котором мы мчимся по трассе, ловит небольшую кочку. В обычной поездке даже не заметил бы, но сейчас в боку боль отдается как еще один выстрел в упор.

— Мля-а-а-а, — шиплю.

Боль усиливается. Капельки пота выступают на лбу. Промокаю влажной салфеткой.

— Мурат, скажи своей вороне за рулем, еще одна кочка — я ему дыру сделаю в голове.

— Не кипятись, Ияр. Борь! — кричит через салон. — Поезжай потише. Кочки не лови. У нас больной в салоне.

— Извините, шеф. Виноват, — сбавляет скорость.

— А ты — ворона номер два, — рычу на парня во всем черном.

Совсем сопливый, борода только начала расти, а уже под крылом клана. Идиот. Лучше бы наслаждался жизнью. Путь у него один — пуля в лоб. Либо служить всю жизнь, пока не вынесут вперед ногами.

— Свети лучше, — рассматриваю рентгенологическое исследование. — Снимок какой-то дерьмовый, — кручу. — Как думаешь, точно нет перелома?

— Да нет, брат. Врач толковый, сразу бы определил. Больно не было, адреналин в крови бил, плюс обезболивающих лошадиную дозу вкололи, а сейчас отходняк. Хорошо, что по шарам не шмальнула. А то б рентгеном и повязкой выписка не закончилась, — давится смехом, и рядом с ним сидящая ворона не может определиться: улыбаться или быть серьезным. — Брат, расслабься. Боятся уже нечего, тебе пришла реальная пи…да. Радости в ее глазах я не заметил при встрече с тобой.

Как в сериалах. Он смотрит на нее, она — на него. Три серии бегут навстречу друг другу, целуются, и со всеми вытекающими последствиями под луной.

— Правда? Я думал, мне одному так показалось.

— В курсе? Ты теперь по соседству работаешь, твой кабинет оккупировали. Видел бы ты, как она провела собрание. А где ты был, кстати?

— Тушили еще один склад от пожара.

— Просто урыла всех и закопала. Даже мне страшно стало. Ну дает. Бешеная самка. Похлеще моей бывшей, — глотает окончание фразы, настроение перестраивается на другой тон, но я расслышал слово «Анька».

— Лыбу не дави, — комкаю снимок в пластиковый шарик. — Сейчас в опасности твои шары. Если твои люди не расскажут, как так произошло, что, мать ее, шесть лет, сука, я, как долбаный сталкер, слежу за своим сокровищем через старую рухлядь. Каждый сраный день рассматриваю фото, бля, на память, девять на двенадцать. С напоминанием, что я конченый урод. Еще форматом ноль три пикселя. Кроме профиля и черных волос, больше ничего не разглядеть. Скупил все телефоны в ломбардах, переломал их и сим-карты чуть ли не жру, чтоб не смогли отследить. Убедиться, что она жива и здорова. Что все не зря…

И я, наверно, был бы рад, очень рад, где-то в глубине своей гнилой души, если бы пришел отчет, что она вышла замуж и нарожала детей. Простила за сказанное мною. Наконец, стала счастлива, хоть и пусть меня в этом счастье не будет. Мне бы было достаточно постоять в сторонке, побыть ее тенью. Ходить по следам и каждый день, как клонированный ритм, заканчивать бухлом. Заливающимся в меня литр за литром. Потому что только так я могу заснуть. Не заснуть, а вырубиться. И не вскакивать с криками, не сидеть у окна. Но нет, она сейчас здесь. В паре километров от меня. Заявилась на собрание с каким-то мудаком, стала Александрой, перекрасилась и худая как палка. Считай, владелица нашей огроменной компании. Она что, Копперфильд — быть в одном месте и переместиться вмиг в другое место, так, что никто не заметил? Да я свою жизнь смыл в унитаз, чтоб её духу здесь не было. И ты мне говоришь «не кипятись»? — кричу в приступе ярости, одновременно задыхаюсь. Со стоном сгибаюсь вбок. — Долго нам еще ехать?

— Минут десять. Но…

— Я не хочу слушать это гребаное «но».

***

Прошлое.

Время — это все, что у меня сейчас есть. Оно тихо наблюдает со стороны, как рушится мой мир по кусочкам. Равнодушно улыбается. Ему абсолютно все равно, оно само по себе, но уже знает исход этого дня. Сжимаю золотое колечко. Мне не страшно умереть, но что будет с ней? Они ее не отпустят. Страшные картинки лезут в голову, и я просто готов орать от отчаяния.

— Ияр, Ияр, ты тут? — шёпот за дверью.

— Иштар?

— Да.

— Что ты тут делаешь? В принципе, сейчас не важно. Можешь открыть дверь?

— Сейчас, брат, подожди, — открывает дверь. — Брат! — кидается в мои объятия. — Я так испугалась за тебя. Что происходит? Мы ехали в город, все было нормально. Пока отцу не позвонили и он не изменил свой маршрут сюда. Они хотят тебя наказать. Убить.

— Не плачь, — вытираю слезы. — Все хорошо будет. Времени мало. Ты должна сейчас мне помочь. Поняла?

— Я?

— Да! Сейчас выйдешь. Попросишь, чтоб тебя отвезли домой. Прямиком топишь к Акси.

— Я не смогу. Мне страшно, вдруг с тобой что-нибудь случится.

— За меня не переживай. Только тебе могу сейчас доверять. Едешь туда, разыграй спектакль какой-нибудь, чтоб она поверила. Но передай ей вот это, — ищу на столе клочок бумаги и то, чем можно написать.

Быстро пишу записку. Там набор слов, но в каждом слове написал по одной большой букве, и наоборот. Это наш шифр с детства. Она должна сложить фразу «Верь мне».

— Бери! — кладу в руку телефон и записку.

— Что это?

— Передашь ей незаметно этот клочок и телефон, там координаты моей квартиры в соседнем городе, зарегистрирована она не на меня, но код забил в этот телефон. За тобой будет слежка, сделай так, чтобы было все реалистично. Запомнила?