Страница 7 из 13
Высокой тональности восхищения соответствует и принцип эмоциональной градации, когда каждый новый поворот темы, поднимая дух лирического «я» вверх, способствует эмоциональному сгущению, концентрации высокого. Т. Н. Галиуллин подчёркивает: «Тукай аны нәзыйрсыз (тиңдәшсез) шигырь дип күтәрү белән генә чикләнми, сынландыру-чагыштыруларны куерта, тыгызлый барып, синең, илһамны Алладан алган, якты кояш кеби шигъриятең алдында «агач һәм таш» биергә мәҗбүр була, «Сүзләреңнән күңелгә хушлык, җанга яктылык килә», ди. Кыскасы, ул Пушкинга карата хөрмәте, соклануы, иҗади мәхәббәте гадәттән тыш көчле булуны яшерми. Пушкин – Тукай өчен олы, үрнәк алырдай шагыйрь»76 («Тукай не ограничивается только тем, что поднимает его на уровень неповторимого стиха, но, сгущая приёмы выразительности (олицетворения и сравнения), говорит, что солнечная поэзия, вдохновлённая Аллахом, заставляет «дерево и камень» танцевать, слова поэта радуют душу, озаряют её светом. Таким образом, он не скрывает своего уважения, восхищения, чрезмерной творческой любви по отношению к Пушкину. Пушкин для Тукая – великий, образцовый поэт»77).
Ю. Г. Нигматуллина выделяет три значения, в которых выступает образ солнца в стихотворении «Өмид» («Надежда», 1908): это символ мысли-разума, истины и вдохновения, неиссякаемой творческой энергии поэта78. В суфийской литературе путь познания, который проходит суфий, рассматривается как приближение к солнцу (Аллаху). В ряде стихотворений Г. Тукая развёртывается тема эквивалентности «творчества» и «горения» как приближения к Божественному. Мотив горения раскрывает состояние высшего творческого напряжения, духовного энтузиазма и воодушевления:
Эстетико-художественный дар в ряде стихотворений Г. Тукая осмыслен в образах света, огня, пламени:
Архетипическая память, связанная с символикой огня и света, имеет принципиальное значение для метафорической и обобщённо-философской трактовки сущности и назначения поэтического творчества. Таким образом акцентируются божественное происхождение литературы и божественная сила слова, способного совершенствовать людей и вести общество к миру и свободе. Дума о возможностях слова, его способности возрождать к жизни в стихотворении «Китап» («Книга», 1909)83 высвечивает картину душевного состояния человека, измученного борьбой, не находящего себе места в мире, одинокого и страдающего:
На этом жизненном фоне воздействие слова сравнивается с приобщением к иному, космическому измерению мира, в котором есть «путеводная звезда», исторгающая поэта из круга жизненной суеты:
Таким образом, слово, открывая в жизни прекрасное, становится той силой, которая противостоит несовершенству и дисгармонии бытия.
В середине 1820-х гг., как установлено в литературоведении, в поэзии А. С. Пушкина формируется художественный концепт поэта-пророка, получивший последовательное воплощение в тройственном образе: пророк Корана, пророк Библии (Исаия) и Дельфийский жрец88. Образ пророка и пророческое вдохновение получают в творчестве русского поэта двойственную проекцию – сакральную и демоническую. Б. М. Гаспаров приходит к выводу, что «в поэзии Пушкина конца 1810-х – первой половины 1820-х гг. мощное развитие получил образ героя-демиурга, раздираемого противоречиями, соединяющего в себе черты мученической святости и демонизма»89. Однако романтические аспекты мессианистических образов и мотивов совмещаются с «классицистическими» парадигмами, сопрягающими исторические и литературные события с космическим и метафизическим планами божественного миропорядка, а также взаимодействуют с традициями вольнодумного острословия эпохи рококо и русского апокалиптического мышления. Синтез разных по своему происхождению, идеологической направленности, жанровым и стилевым модусам художественных систем определяет, как показывает Б. М. Гаспаров, новую гибкость стилей и жанров, новую смысловую глубину поэтического слова и образа в творчестве Пушкина90.
76
Галиуллин Т. Н. Ступени поэзии : литературно-критические статьи.– Казань : Магариф, 2002. – С. 35. (На татарском языке).
77
Подстрочный перевод, выполненный автором монографии.
78
Нигматуллина Ю. Г. Национальное своеобразие эстетического идеала. – Казань, 1970. – С. 174—176.
79
Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда. – 1 т. – 58 б.
80
http://gabdullatukay.ru/rus/index.php?option=com_content&task=view&id=290&Itemid=37
81
Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда. – 1 т. – 225 б.
82
Тукай Г. Стихотворения / пер. с татар. – С. 153.
83
Название стихотворения уточняется следующим образом: «Аз гынасы русчадан» («Некоторые строки с русского»), так как оно является авторским переводом стихотворения русского поэта Н. И. Позднякова (1857—1910) «Книга» (Искәрмә һәм аңлатмалар // Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда / Габдулла Тукай. Академик басма. – 2 т. : шигъри әсәрләр (1909—1913) / төз., текст., иск. һәм аңл. әзерл. : З. Р. Шәйхелисламов, Г. А. Хөснетдинова, Э. М. Галимҗанова, З. З. Рәмиев. – Казан : Татар. кит. нәшр., 2011. – 317 б.).
84
Тукай Г. М. Әсәрләр: 6 томда. – 2 т. – 49 б.
85
Тукай Г. Стихотворения / пер. с татар. – С. 204.
86
Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда / Габдулла Тукай. Академик басма. – 2 т.: шигъри әсәрләр (1909—1913). – Казан : Татар. кит. нәшр., 2011. – 49 б.
87
Тукай Г. Стихотворения / пер. с татар. – С. 204.
88
Гаспаров Б. М. Поэтический язык Пушкина. – СПб., 1999. – С. 244.
89
Там же. – С. 327—328.
90
Там же.