Восход луны

Такая судьба Фариде пришлась по нраву. Вспомнив Тахию Кариока, она заколебалась: а что, если заглянуть в «Ат-Тарик»… Может, и о ней в народе будут когда-нибудь говорить с восторгом и почтением, как о Тахии? Тут же Фарида подумала о больной Саиде. Куда идти? Гостиница в самом центре города. Шоссе, о котором упоминала больная, ведет, кажется, к аэропорту, но как туда попасть? Из ресторана выходили люди, садились в роскошные автомобили и, разрезая светом фар ночную мглу, уносились вдаль. Что стоит кому-нибудь из них подвезти Фариду…

— Чего здесь шляешься? А ну, живо мотай отсюда, дрянь!

На Фариду, точно курица, квохча и взъерошив перья, налетела какая-то женщина. Сиплый, прокуренный голос, искривленные от злобы накрашенные губы, запах перегара и табака… Фарида ничего не поняла и от неожиданности и страха замерла. В следующую минуту ей в волосы вцепились чужие пальцы. Женщина куда-то тащила Фариду, делала ей больно. Фарида поняла, что это и есть «ведьма с красными губами». «Ведьма» волокла ее за угол, наверное, чтобы в темноте расправиться с ней как следует. Фарида вырвалась, повернулась к ней лицом и на миг близко-близко увидела подведенные злые глаза, дешевые клипсы, разукрашенные черточками и точечками щеки и лоб.

— Что тебе надо? Пусти!

— Это моя улица! Убирайся отсюда, ишь вздумала хлеб отбивать. Не таких, как ты, видала. Уходи, пока я тебя не изувечила. — «Ведьма» остервенело таскала Фариду за волосы и норовила исцарапать. Фарида пыталась закрыться платком.

— Отпусти! — От страха и обиды она не узнала собственного голоса, слезы заволокли ей глаза. Женщина была чудовищна в своей ярости. Фарида не боялась одна оставаться ночью в поле, когда мать уходила в деревню на день, а то и два, а тут в центре города, где крикнешь — и соберется толпа, она струсила.

— С твоим «портретом» можешь топать прямо в холл на глаза метрдотелю! — шипела «ведьма».

Откуда было знать Фариде, что улицы вокруг отеля и сам отель «распределены» между проститутками. У каждой — свое «поле». Самые молодые и привлекательные важно сидят в мягких креслах в холле гостиницы и ждут клиента. Мужчине достаточно кивнуть головой, и девушка последует за ним в номер или в ресторан — это как он пожелает. Если окажется, что клиент иностранец, не беда: можно обойтись и без слов. Те, что уже не могут соперничать с молодыми и потому не зарабатывают столько, чтобы часть денег отдавать метрдотелю, вынуждены прогуливаться вокруг отеля, сидеть у фонтана в скверике, ожидая того же самого кивка головой. Третья категория — те, кому пора «на покой», — избегает яркого освещения и слоняется по темным переулкам, примыкающим к площади, где стоит лучшая в городе гостиница и живут богатые иностранцы.

— Пусти! — уже с угрозой еще раз крикнула Фарида. Страх прошел, она поняла, с кем имеет дело. Вернулись силы и смелость.

— Уходи прочь, отвергнутая аллахом!

Фарида нагнулась, сняла туфлю с ноги и шлепнула обидчицу по лбу. Она хотела еще ударить, но «ведьма», изловчившись, сорвала никаб с лица Фариды. Фарида ощутила острые, как у хищной птицы, когти, от боли она уронила туфлю.

— Я сдеру с тебя эту красивую шкурку, всех тошнить от тебя будет, — шипела в дикой ярости противница.

«И правда — исполосует…» Фарида завизжала на всю улицу. Никто, однако, не спешил разнять сцепившихся женщин. Тогда в полном исступлении Фарида укусила обидчицу. Та разжала было пальцы, но тут же принялась душить Фариду, хотя сама уже подвывала от боли.

Послышались наконец топот, пронзительные свистки.

— Полиция! — вырвалось у «ведьмы». Она отпустила Фариду.

Фарида же считала полицию своим спасением. «Полицейские… — обрадовалась она. — Полицейские схватят «ведьму с красными губами» и накажут ее как следует».

Пока Фарида искала в темноте свою туфлю и никаб, «ведьмы» и. след простыл. Она исчезла так же мгновенно, как и появилась. Двое полицейских схватили Фариду, у нее затрещали кости, но наивная девушка все равно считала, что спасена. Она только не могла понять, почему с ней так грубо обращаются. Им бы погнаться за хулиганкой…

Полицейским было, естественно, не в новинку хватать девушек у гостиницы. На сей раз вроде попалась свеженькая, возможно, «залетная». В подробности полицейские вникать не хотели, на то есть дежурный офицер. Один полицейский — толстый, широколицый — был опоясан широким белым ремнем с пистолетом. От него резко пахло потом и табаком. Из-под форменной фуражки выбивались завитки седых волос. Другой, помоложе, все время придерживал правой рукой свой пистолет, будто он у него мог сорваться и упасть на асфальт.

— Иди, иди. Нечего упираться. А другая? Гасан, скорей за той, она еще недалеко, — говорил седой.

— Да ну ее, в темноте гоняться. Одну копек поймали, и хватит. На допросе узнаем, где вторая живет, приведем. Никуда не денется.

Фарида испугалась, услышав, что ее назвали турецким словом «копек», то есть проституткой. Воистину, когда приходит правда, ложь убегает. Вдруг ей не удастся доказать свою невиновность!

— Куда вы меня тащите? — Фарида попыталась высвободить руку, которую полицейский сжал словно клещами.

Тот вместо ответа еще сильнее дернул ее. Девушка едва удержалась на ногах.

— «Куда-куда»! — передразнил Фариду полицейский, потом добавил с издевкой: — К клиенту! Ждет не дождется в «Ат-Тарике».

— Я не пойду туда! Отпустите!

— Видали, не хочет, голубка. Куда же ты хочешь? — Полицейский почти волочил свою жертву по камням. — Может, тебе охота свести счеты с обидчицей? Ничего. Она не успеет перехватить твой «кусок хлеба».

— Я ее совсем не знаю… Я шла… к родственнице… — Фарида хотела объяснить все как есть, но слезы мешали ей говорить.

— Известно, куда ты шла, — заорал полицейский. — Гасан, найди же, черт бы тебя взял, другую!

Второй полицейский исчез в темноте, но через несколько минут догнал их.

— Как в воду канула. Вот туфлю потеряла.

— Это моя.

Полицейский разочарованно кинул туфлю под ноги Фариде.

— Куда вы меня ведете? Хозяйка умирает, — все еще пыталась сопротивляться Фарида, но ей больше не отвечали.

Полицейские прошли мимо гостиницы — вдоль ярко освещенных окон, потом завернули за угол и толкнули Фариду в какую-то дверь. В прокуренной, замызганной комнатушке с низкими окнами, за грубо сколоченным, обшарпанным столом дремал полицейский, уронив голову на руки. От остальной части комнаты его стол был отгорожен барьером. Вдоль щербатых стен выстроились деревянные скамейки.

— Садись.

Фариду толкнули в угол, да так, что она чуть не упала. Под ногами валялись окурки, выложенный кирпичом пол был грязен до последней степени, и Фарида вдруг поняла, что нескоро выберется отсюда. Ее охватило тупое отчаяние. Она ничего не смогла уразуметь в том, что полицейские докладывали дежурному. Дежурный тер кулаками глаза, сопел, зевал, чесал затылок и ни разу даже не глянул на арестованную, притулившуюся за барьером. Потом, назевавшись вдоволь, он поправил ремни и приступил к допросу,

— Я ни в чем не виновата, — отвечала Фарида срывающимся голосом. — Я шла… Мне надо было…

— Фамилия, имя! Куда шла, мы знаем. Что надо было, тоже, — цинично ухмылялся полицейский.

— Я ни в чем не виновата. Надо было схватить не меня…

— Кого надо было, того и схватили, — лениво пробурчал тот, что тащил Фариду.

— Отвечай на вопросы. И хватит скулить — слезами нас не проймешь.

В полицейском участке выяснили немногое. Фарида аль-Баяти живет в городе недавно, своего жилья не имеет и нигде не работает. Схватили ее в такое время ночи, когда ни одной приличной женщине и в голову не придет появиться на улице, если она дорожит своей репутацией. Царапины и пятна крови на лице, изодранное платье, взлохмаченные волосы — все это занесено в протокол как свидетельства непристойного поведения. Две проститутки не поделили «поле деятельности» — это послужило поводом для драки… В надежде отвести от себя гнусное подозрение Фарида принялась умолять полицейских пойти к Саиде. Та непременно подтвердит, что это она послала Фариду с поручением. Но на все ее мольбы дежурный с улыбкой отвечал: