Одержимость (ЛП)

Это была самая большая пощечина в мире. Реджи явно забыла, кто кого спас более чем одним способом. Дерзость Реджи намекать, что я нуждаюсь в спасении или даже могу быть куплена? У меня отвисла челюсть. Затем, сжав губы в тонкую линию, я наклонилась к ней. Даже тогда от нее пахло теми же дорогими бутиковыми духами. Я чихнула и не стала дожидаться, пока ее неблагодарная задница выдаст пустое «будь здорова».

Правой рукой потянув за толстую цепь, которую Джессап одолжил мне после того, как сказала ему, что старая машина моей «тети» застряла в замерзшей грязи у хижины, я дернула ее к балке. Смеясь, когда ее голова дернулась назад и отскочила от толстого соснового столба, я потянулась левой рукой за пистолетом. Вытащила его из заднего кармана и швырнула телефон Хита через всю комнату.

― Я выгляжу так, будто мне нужны деньги? ― закричала я. ― Так вот почему ты думаешь, ты здесь? Чтобы твоя богатая сучья задница могла спасти меня? С каких это пор? Когда это случалось — когда-нибудь? У тебя всегда было слишком богатое воображение. Даже твоя мать так говорила. Ее бедный брат. Напомни, как его звали? Джо? Джон? Имя на букву «Д»?

Мне было все равно, когда слеза скатилась по ее лицу. Вместо этого я продолжила, так же, как она никогда не заботилась обо мне. Это была карма — ни больше, ни меньше. Жар бросился мне в лицо, когда я продолжила свою тираду.

― Скажи мне, Реджи: что именно в этой ситуации заставляет тебя думать, что я валяю дурака? Твой приятель, Хэнк, Хит, или Хьюи, или кто бы он ни был, может замерзнуть до смерти и мне плевать. Что касается нас с тобой? Мы дали клятву.

― Договор. Мы были детьми. Ладно? Отпусти ситуацию. Ты должна смириться с этим. Люди меняются.

― Договор на крови.

― Это ничего не меняет.

― Но кровь значит все. Не так ли?

Она мне не ответила. Она тоже не собиралась легко сдаваться. Она точно знала, о чем я говорю, и ничто из того, что я говорила, казалось, не трогало и не волновало ее. Она проделала долгий путь; я могла бы дать ей это. Тот факт, что у Реджи не было ни одного из ее слабых приступов астмы из серии «Я сильно напряжена», дал мне понять, что она знала, что я никогда не нажму на курок. И вот, для пущего эффекта, я сняла предохранитель. Затем, приставив пистолет к своему виску, я сказала ей, что мне больше нечего терять.

― Мои дети ненавидят меня. Ты позаботилась об этом. Наверное, ты тоже трахалась с Полом. Самое смешное, что единственное, чего я хочу от тебя, ты просто не можешь этого дать, не так ли? ― мне пришло в голову, что она не делала ровно ничего, чтобы остановить меня. Сука, которую я привязала к столбу и которой отдала всю свою жизнь, была совершенно не против того, чтобы я вышибла себе мозги. Идиотка. Как она добудет еду? Она замерзнет до смерти. Способ все обдумать.

― Я потеряна, ясно? Я бы дала тебе все, что тебе нужно. Тебе нужна хижина? Ты можешь забрать ее. Я перепишу все это на тебя. Ты можешь начать все сначала.

― Подальше от тебя.

― Именно.

Я опустила пистолет. Достучаться до нее было невозможно. Она знала, что я скорее себе вышибу мозги, чем ей. Почему ей было так сложно понять, что мне действительно нужно? Я понятия не имела. Но это была Реджина; сложная и эгоистичная до такой степени, что ее мать действительно испытала бы отвращение. Боже, как бы я хотела, чтобы она была тут, чтобы я могла — раз и навсегда — спросить ее, знает ли она. Что-то подсказывало мне, что она знала и просто не могла смириться с фактами. И, может быть, именно поэтому Реджи так себя вела. Но это не имело значения. Мы заключили договор.

Глава 12

Реджина

«Нажми на курок. Нажми НА ЧЕРТОВ КУРОК!!!» ― подумала я, что если я буду повторять это достаточно яро в своей голове, один из сильных мира сего исполнит мое желание. Меня даже не волновало, что меня обольют брызгами мозгов. Дерьмо смылось бы простым душем.

Но я знала, что она этого не сделает. Даже спектакль с приступом астмы, удостоенный премии «Оскар», не убедил бы ее в том, что я была настолько расстроена, что она согласилась на это. Я не была идиоткой. Все знают, что если кто-то угрожает вышибить себе мозги, он этого не сделает.

Самой большой слабостью Сильвии всегда была ее чрезмерная уверенность в том, как я отреагирую. Большую часть времени моя игра в «хромую утку» срабатывала как заклинание, и она сдавалась. Хотя я знала, что сбила ее с толку настолько, что ей пришлось задуматься, я также знала, что мне придется попробовать другие мои методы, которые я совершенствовала годами, чтобы держать ее под контролем.

― Опусти гребаный пистолет и сними с меня эти кандалы.

Между ее бровями появилась короткая морщинка, но она быстро взяла себя в руки. Она опустилась на один из шатких кухонных стульев и поиграла с пистолетом. Не нужно было быть специалистом по ракетостроению, чтобы увидеть, как она незаметно снова поставила пистолет на предохранитель. Она пыталась быть ловкой, но, как и во всем, что она делала, у нее ничего не получилось.

― Ты всегда думала, что я подчиняюсь тебе.

Я закатила глаза. Сейчас было не время для того, чтобы она поумнела.

― Я больше не буду с тобой разговаривать, пока ты меня не отпустишь. Мне тесно, я замерзаю, и тебе нужно снять с меня эту чертову штуку! ― я ненавидела себя за пронзительный звук, который приобрел мой голос, но мой гнев быстро взял верх над моим мыслительным процессом.

― Нет.

Моя голова резко повернулась, чтобы посмотреть на нее. Это было не то слово, которое я привыкла слышать от нее всякий раз, когда отдавала ей прямой приказ.

― Что значит «нет»?

― Ты глухая или тупая? Мне нравится, что ты в моей власти. Я тебя пока не отпущу.

― Тогда этот разговор окончен.

― О, милая, мне так много нужно тебе сказать. И сейчас, когда ты здесь, у тебя нет другого выбора, кроме как слушать.

Я сопротивлялась детскому акту пения ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, чтобы не слышать ничего из того, что она говорила. Я пожала плечами и уничтожила ее взглядом.

― Тогда говори быстрее, тупая сука, чтобы мы могли покончить с этим.

У нее хватило наглости рассмеяться.

― Ты всегда прибегала к обзывательствам, когда злилась. По крайней мере, я чего-то добилась.

― Просто скажи то, что ты хочешь сказать. Обо мне. О тебе. О Ханне. Мне насрать, о ком. Никогда не спала с Полом, так что больше нечего сказать. Просто говори.

― Гав.

Мне хотелось кричать. Я тихо сделала глубокий вдох, потому что знала, что играю в соответствии с ее планом. Нет, я на самом деле развлекала ее. Я перестала ерзать и больше не сказала ни слова.

Она сразу же сообщила мне об этом.

― О, теперь мы будем играть в молчанку? Нам по десять лет?

Я по-прежнему молчала. Я знала, к чему это приведет.

Она вскочила и принялась расхаживать по комнате. Все та же старая Сильвия. Предсказуемая до самого конца. Теперь начинай бурчать.

― Ты всегда так поступаешь со мной. Ты никогда не захочешь услышать то, что мне нужно сказать. Это всегда касается тебя, а ты никогда обо мне не заботишься.

Ее голос был таким тихим, что, если бы я не запомнила ее тирады, я бы понятия не имела, что она говорит. Я вытянула ноги и согнула лодыжки.

― Просто скажи мне, Сильвия, пока ты не разрыдалась.

Она обернулась, и, конечно же, по ее щеке скатилась слеза. Она сердито смахнула ее.

― Я не собираюсь рыдать.

― Конечно собираешься. Ты всегда так делаешь, ― я потянула за цепь, чтобы наклониться к ней. ― Ты думаешь, что чертовски хорошо разбираешься во мне, но ты забываешь, что я то тебя тоже хорошо знаю.

― Ты ничего не знаешь.

― Скажи мне, в чем проблема. Ты удивишься, узнав, что я знаю.

Она фыркнула.

― Проблема в том, что все, что я когда-либо делала ― это отдавала, отдавала, отдавала, в то время как все, на что ты была способна ― это брать, брать, брать. Я делала все для тебя с того самого дня, как мы встретились.