Читатель мыслей

– Что интересного пишут? – спросил он, глазами показывая на журнал. Тот как-то странно дернулся, словно его ударило током, но не сильно, и посмотрел на высокого.

– Про первые олимпийские игры, – каким-то деревянным голосом ответил он.

– И, сколько ж там негритят после них в Москве родилось? Сотня? Или две? – продолжал вопросы высокий.

– Тринадцать, – назвав цифру, первый отвел взгляд от соседа и медленно, как бы нехотя пододвинул ногой чемоданчик к тому.

– Спасибо. – Попрощался высокий. Видимо, задерживаться не входило в его планы. Он взял серый чемоданчик, встал и, не прощаясь, удалился.

Выйдя на улицу, он поймал такси и поехал в аэропорт, где взял билет на ближайший рейс в Санкт– Петербург. Перед самым отлетом зашел в туалет. Там он, сидя в кабинке на крышке унитаза, открыл чемодан. Тот оказался наполовину заполнен пачками с деньгами. Сверху лежал какой– то белый клочок. Он взял его и развернул. Там была фотография и несколько слов, напечатанных компьютерным шрифтом. Некоторое время посмотрев на фотографию и пару раз прочитав написанное на листке он поднес листки к зажигалке. Когда все сгорело, пепел отправился в унитаз и мужчина прошел на регистрацию. Через два часа он уже выходил из Пулковского аэропорта в городе Санкт-Петербург.

Бомж Кеша проснулся сегодня не в духе. Он был совершенно раздражен на жизнь – и без того если и бьющую ключом, то в основном гаечным и по голове – а теперь еще и осложненную рядом обстоятельств.

Накануне вечером он совершил проступок даже для него самого не вполне объяснимый и тем самым крайне раздражающий. В «Ночлежке» – месте ночевке лиц без определенного места жительства – где он благополучно ночевал в течение уже более чем полутора месяцев, произошел неприятный инцидент.

Вчера туда нагрянула международная комиссия. Благопристойные на вид господа ходили по «Ночлежке», сердобольно осматривая бездомных, что-то периодически поминая о «правах человека» и «мире во всем мире». Раздавали гуманитарную помощь и щелкали затворами фотоаппаратов. Подошли и к Кеше. Тот же, прибывая на момент в оптимистическом состоянии и желании общаться рассказал им все. И про жизнь, и про добрых риэлтеров, выменявших его трехкомнатную квартиру на целый дом, по их обещаниям – большой и комфортабельный. С джакузи (что это Кеша не знал, но впечатлился очень) и холлом (слово было тоже незнакомым, но уж больно понравилось выражение, с которым его произносил менеджер агентства недвижимости). А на деле дом оказался в Урюпинске, да и то… Когда он туда приехал, выяснилось, что и Урюпинска, как такового уже не существует – на его месте теперь водохранилище… Воду Кеша любил, но не настолько, что бы в ней жить. Так и оказался он опять в Санкт-Петербурге – теперь уже без всего. Но Кеша был человек добрый, в происшедшем никого не винил, а только расстраивался.

И так понравился рассказ иностранцам, что снимали его все по очереди, и в профиль и в анфас. И слова его записывали на магнитофон; а один, важный такой, в очках и с локонами до золотых часов сказал, что эта история «грейт». И впал от этого Кеша в такое возбуждение, так все это ему понравилось – и камеры и свет, и мужик этот с локонами ему и впрямь мужиком показался (потом сказали, что тетка это была) что надо было как-то такую ажиотацию унять. И вышел он на лесенку, покурить хотел. А там, – оба на! Висит на стене аптечка, «ну кто ж её туда повесил, ё мое» – повторял Кеша теперь, вспоминая. И, ясное дело, к чему ажиотация привела… Схватил он аптечку, и, ну текать… Только увидел это кто-то из иностранцев и в крик… Воруют! Воры!!! Сбежались все. Ну и конечно, свои же кореша первыми давай отнимать. «Ты что, чувак», – орут, – «они же нам помогают! А ты, переть!»

В общем такой позор вышел, дальше некуда… Потом кореша рассказали, что из-за этого инцидента гуманитарная комиссия «Ночлежке» за сознательность высший балл поставила и обещала новое финансирование открыть. Вот так… А он теперь без крова остался и вообще стыдно о том поминать…

Правда сейчас, дом он какой-то, вроде ничего, приблудный нашел, хоть и дует везде, но – крыша над головой.

Да вот и поперло наконец: сегодня с утра как встал, так пошел на «исследование». И сразу – повезло. Видать, то ли работал здесь кто-то, то ли забыли какие-то чудики – свисал сверху в лифтовой шахте замечательнейший канат желтого цвета. Кеша, не веря себе до конца, прошел пару этажей вверх. Висит. Поднялся еще на один. «Да она, похоже, до верха, – подумал Кеша. Вверх смотреть было страшно. Вниз уже тоже. – Дальше не пойду, – решил он. – Тут и так… больше не унесу. – Он, поискав, нашел разбитую бутылку и начал пилить. Через некоторое время трос, разрывая своим весом не допиленные волокна, обрушилась вниз.

Мужчина лежал на этой крыше уже несколько часов, но не испытывал неудобств. Теплый спальный мешок на крыше заброшенной стройки в спальном районе – это было даже любопытно: наблюдать за людьми с такой высоты с утра до вечера. Продуктов у него хватит еще на день, что бы справлять нужду здесь есть куча пустых помещений. Тишина. Даже беспризорников нет. Для них тут слишком опасно – все покрыто коркой льда и слишком холодно; из-за близости залива ветра просто непереносимы, тем более, на такой высоте. Сегодня холодный, солнечный день… Он вспомнил, что всегда любил этот район – Васильевский Остров. В нем было что-то своё, неповторимое. Люди, родившиеся здесь, уже никогда не хотели жить в другом месте: несмотря на эти нескончаемые продувающие все, вдоль и поперек ветра, здесь была какая-то особенная свежесть…

Он вспомнил, как еще в детстве, мать водила его в парк, кататься на лыжах. Лыжи он очень любил. А мать – нет. Она была старым партийным работником, из тех, кто всегда готов кого-то куда-то вести и, по возможности, «возглавить» и «доказать»… И была из-за этого в ее жизни какая-то неуловимая «ненастоящесть» – так он в детстве, еще не умея как следует склонять глаголы, определил для себя ее мир: все на показ. Как будто бы то, что она делала, и чему были подчинены ее действия, было не для нее самой; не для сына или родителей, а для кого-то другого, кто смотрит на нее как на актрису, находящуюся на сцене и вот-вот закричит ей «бис». Только никто не кричал, потому что всем, по большему счету, было ни до неё, ни до её семьи никакого дела. Как, впрочем, и до других людей или семей других людей…

Короткое время в таких зрителях пребывал его отец. Однако быстро устал. В театре жить трудно и не очень практично. А ему хотелось семейного уюта: тапочек, обеда и телевизора по вечерам. Ни того, ни другого, ни третьего не предвиделось и не поощрялось – отвлекало от происходящего на сцене…

Все это пронеслось в его голове как-то между делом, ничего не обозначая и не к чему не ведя. Просто, надо было занять себя чем-то. Вот он и думал.

Вдруг происходящее внизу его насторожило. Он сразу прищурил глаза, движения утратили медлительность и стали остро отточенными.

Во двор небольшой двухэтажной постройки, буквой «П» окружавшей двор, в ворота въехали два автомобиля марки «Мерседес». Первый бы очень длинный и приземистый. Второй – джип – видимо, охрана.

Он ловким кошачьим движением подтянул лежащий рядом чехол, открыл его и достал из его недр блестящую никелем и стеклом оптических прицелов винтовку. Быстро приложил щеку к прикладу, что-то поправил в регулировках, но, по всему чувствовалось, что это было «так», «для проверки», и застыл.

Из джипа вышло трое и, озираясь по сторонам, заняли выжидательные позиции. Из первого автомобиля вышел еще один охранник. Он подошел к задней двери и аккуратно её открыл. Оттуда не спеша вывалился высокий человек крепкого телосложения в черном пальто. Охрана окружила его и, внимательно осматриваясь, двинулась к входу в здание.

Мужчина еще раз спокойно вздохнул и замер, глядя в оптический прицел. «Был бы пониже, может бы пронесло», – мелькнула индифферентная мысль и он нажал спусковой курок.