Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 100 из 111

— Когда-то ярл Гейр запретил нам ступать на его остров, — заметил Альрик.

— Вы пойдете не как вольный хирд, а как сопровождение Магнуса. Ярл Гейр важен для Северных островов, с его земель приходят почти все твариные сердца для хельтов и все, что подходят для сторхельтов. И я не могу послать кого-то менее значимого, чем мой сын. Коли беды никакой нет, ярл Гейр поможет вам с охотой на тварей. Так вы и сердце взамен забранного получите, и, может, прогоните ворожбу с сына. Как видите, мое доверие к ульверам бесконечно!

— Что ж, конунг, принимаем мы твое поручение. Завтра же отправимся к ярлу Гейру.

А когда мы вышли с конунгова двора, я спросил Альрика, зачем тот взялся за такое бесприбыльное дело. Мы ж тут заместо лошади: отвезти Магнуса, привезти Магнуса. И всё. Впрямь никакой славы, никаких рун, да и серебро нам не пообещали.

Беззащитный усмехнулся и пояснил:

— Дурень все же ты, Кай. Вот зачем конунг про Скирре упомянул?

— Просто так.

— Просто да не просто. Видать, догадывается, что мы как-то причастны к его исчезновению или думает, что мы слыхали что-то об этом. Но видаков у него нет, следов нет, потому он лишь упомянул, а обвинять не стал.

— А Гейр Лопата?

— Ты же помнишь, каков тот ярл и каковы у него люди?

— Ага, сам на четырнадцатой руне, и хельтов у него полно. И сторхельт вроде был.

— Если бы конунг думал, что там и впрямь беда случилась, с какой Гейр не справится, послал бы он туда сына? Особенно с таким хирдом, как наш?

— А ведь и правда. Если Гейр с бедой не справился, так и нам не сладить.

— Значит, конунг не думает, что там настоящая беда, а хочет, чтобы ты подольше побыл с Магнусом, чтоб твой дар все же сладил с ворожбой. Или надеется, что ты получишь руну, станешь хельтом и тогда лучше будешь управляться с даром.

— Что ж, я не прочь получить десятую руну. Только по-честному, а не вдобивку.

Мы собрали хирдманов, Альрик запретил пить этим вечером, чтоб все свежими проснулись. А наутро, дождавшись Магнуса и неизменного Стига Мокрые Штаны, двинулись в путь.

Я крутил в руках выбранный на скорую руку топор. Изломанный отнес Кормунду и попросил вплавить железо в секиру, которую заказал. Хотел ведь сохранить и передать сыну, но раз уж случилось так, пусть душа топора перейдет в новое оружие, будет помогать в битвах и впредь.

Вепрь сидел у борта и пробовал втягивать воздух поглубже, кривясь от боли. Крепко же его тварь саданула. Дударь легко отделался, ссадины быстро заросли под даром. Росомаху я впервые за эти дни увидал трезвым, потому как пил он крепко и без продыху. Трудюр повеселел и похудел за время в Хандельсби, и его я не видел в Хандельсби ни разу, как с корабля сошли. Хорошо, хоть Эгиль знал, где тот гулял, и вовремя отыскал.





Энок сказал, что видел Ящерицу. Лейф и впрямь стал жрецом бога-Солнце, выбрил себе макушку, нацепил балахон и говорил с людьми.

— Я пытался его отговорить, но он ни в какую. Уперся в своего бога, мол, тот его и слабого принял, а наши боги отвернулись, хоть и не было в том его вины.

Пока плыли на север, я думал о своем хирде. Не понимал, почему после легкого боя с каменными жабами и бриттландским ярлом воины уходили, а после сражения со сторхельтовой тварью ни один не дернулся. То ли потому что увидали силу хирда, то ли из-за серебра. А, может, из-за речи Стига о Скирировом даре. И ни один не спросил потом, а у кого этот дар и как он выглядит. Ладно, Синезуб слишком глуп для этого, Отчаянный думает лишь о себе и своем даре, Свистун опытен и знает, что можно говорить, а о чем лучше промолчать. Но почему Коршун или тот же Росомаха держатся в стороне, будто и не слыхали слова Стига?

Может, кто-то из ульверов в стае уже проболтался?

Земли ярла Гейра за прошедшие года не стали выглядеть приветливее. Высокие, чуть ли не до неба скалы, овитые туманом и дымкой. Словно кто-то могучий схватил остров и вытащил его из воды на сотни шагов вверх. Хотя когда мы приблизились, казалось, будто это море отступило назад, обнажив крутые неприступные берега. И наш красавец «Сокол» супротив них был не больше обломанной щепки, закинутой в море.

Мы шли вдоль берега, то и дело задирая головы, чтобы увидеть край обрыва. Сверху ползли тяжелые тучи, и чудилось, будто скалы вот-вот обрушатся на нас и утащат за собой на дно.

— Морская тварь! — выкрикнул Энок, указывая на воду.

Темная еле заметная тень скользнула мимо, растянувшись на три длины корабля. Может, то и не тварь была, а хуорка какая-нибудь или кит?

Вскоре мы подошли к расселине, которая скрывала за собой длинный фьорд с водопадом, но Стиг сказал плыть дальше.

Смех и разговоры на корабле стихли. Я вспоминал суровые нравы ярла Гейра и как просидел прикованным к скале, ожидая позорной смерти. Недаром ведь у ярла прозвище Лопата. Он любил закапывать провинившихся живьем, а сверху высаживать горох и чеснок.

Мы убрали парус, так как обогнули остров и направились на север, и западный ветер оказался перекрыт скалами. И стало легче. Вместо того, чтобы смотреть на тяжелое небо и бесконечно высокий берег, мы сели за весла и, загребая свинцовую непроницаемую воду, подошли к еще одной расселине, куда повернули, следуя указаниям Стига.

Там обнаружился небольшой залив, затянутый серым туманом. Впрочем, мы могли видеть через него на десяток шагов, так что вскоре я заметил перед «Соколом» торчащую палку. Нет, мачту. Альрик едва успел повернуть, и я веслом оттолкнулся от той мачты, чтобы она не царапнула наш борт. Мачту просто так не ставят, значит, утонувший корабль либо входил в этот залив, либо хотел выйти. И дерево еще не обросло ракушками, не позеленело, значит, беда случилась совсем недавно.

Медленно, как бы нехотя, в тумане показался пологий берег. Значит, торговцы и конунговы люди обычно пристают здесь, а не идут через тот фьорд с водопадом.

— Неладно тут, — негромко сказал Стиг, вглядываясь в пристань.

Хотя не было там никакой пристани. Я видел сваи под причалы, чернеющие под водой, но настил исчез. Альрик подвел «Сокола» как можно ближе к берегу, но нам все равно пришлось спрыгивать в холодную воду.

— Крюк, Гвоздь, Булочка, поищите людей! — сказал Беззащитный.