Страница 90 из 93
Дикая Роза вернулся к Королевской Незабудке и скоро взял ее в жены. Перед этим он спилил почти все новые шипы и очень, очень надеялся, что они не отрастут. Но они отрастали. Постоянно. Ночью, стоило Незабудке задремать, собственные шипы начинали снова и снова колоть Розу. Они блестели золотом. И, прежде чем поранить, еще и жгли, словно крапива.
Время шло. У Королевской Незабудки родился первый побег.
— Давай назовем его в честь Крапивы? ― тихо предложил жене Дикая Алая Роза. ― Я скучаю по нему…
— Нет! ― испугалась она. ― Нет! Что, если он повторит его судьбу, умрет молодым? Давай назовем в честь тебя, пусть повторит твою, она счастливее!
Дикая Алая Роза почувствовал, что весь дрожит. Шипы. Шипы готовы были вот-вот вырваться. Его судьбу?..
— Нет! ― покачал головой он. ― Нет, ладно, не надо вообще повторять судеб. Пусть будет другое имя. Любое другое…
И они дали другое. Новое. Но Звезды знали все лучше. Смеясь над родителями, они дали ребенку малое прозвание Несчастливец. А Дикую Розу, и его детей, и детей его детей долго еще, много поколений кололи шипы и преследовали несчастья.
Эльтудинн чувствовал механическое сердце «Фьерры» ― своего корабля ― как собственное. Оно билось так же рвано, гулко и упрямо. Не остановится. Нет, оно не остановится прямо сейчас, если приложить ладонь, глубоко вздохнуть и задержать на несколько мгновений дыхание, пока очередной приступ не затихнет. Горячая тяжесть пройдет, вот сейчас. Боль расползется по всему телу и перестанет быть такой острой в одной точке, в груди. Расползлась. Прошла…
Флотилия ушла уже далеко. Она ― каждое большое и маленькое судно ― низко ревела огненными двигателями, и надувались от движения паруса, хотя ветра не было над темной водой. Штиль. Безветрие, безмолвие, бесчувствие, бессмыслие. И даже морские чудовища, жадные монстры, которые особенно расплодились после боя при Детеныше, не показывались из зыбкой мути. Боги отозвали их, сдались.
Эльтудинна знобило; он дрожал, как собака на промозглой улице, и не помогало ничего, даже тепло от пола и стены. Из королевской каюты он давно перебрался в одну из нижних, убого обставленных, но поближе к горячему механическому нутру. А ему все не легчало ― только от подогретого вина и чужих голосов. Ненадолго.
Сегодня вино принесла Адинна, тоже усталая и тусклая. Она долго, с осязаемой жалостью рассматривала Эльтудинна, прежде чем нерешительно подать ему кубок. Наверное, она никогда не думала, что ее король может выглядеть так. Ведь он похудел и осунулся, и давно не мыл волос, и с трудом кивнул ей, с еще большим ― улыбнулся. ― Как ты? Что тебе сейчас снится? Она тревожно улыбнулась в ответ.
— Ничего. Вот уже несколько сэлт ― ничего.
Ее глаза, прежде золотые, серебристо сверкнули. Она была все такой же юной, он стремительно и необъяснимо старел, но одно, кроме цвета кожи и изгнания, объединяло их с самого начала плавания ― серебристые глаза. Глаза тех, кто выбрал новый путь.
Это произошло еще в первый день, когда флотилия выдвинулась: сгустился туман, в котором несколько кораблей сразу разбились о рифы, несколько ― повернули. Но прочие, большая часть, не захотели возвращаться и ждать, и заалели на деревянных носах фонари, и зазвенели переклички капитанов. Изгнанники уходили за море. Даже Дзэд с Равви не могли остановить их, заставить вернуться и снова проливать кровь. И было еще…
Началась гроза. Туман стал рассеиваться и вскоре истаял, а когда суда вышли из него, все, даже белокожие жители графства Корней и графства Мыса, были бронзово-смуглыми, точно туман опалил их кожу. А глаза знати, даже мятежного младшего барона Лилии ― черноокого, как все в роду, ― стали серебристыми. Как у бога Справедливости, до того как, сойдя к смертным, он был ослеплен. Таковы были и глаза Вальина.
Покинутый мир оживал. Эльтудинн не тревожился за него. Он так и не проклял свой дом, даже самым темным уголком сердца; удивительно, но у него не хватило ни мужества, ни злости. На бывшем Общем Берегу осталось довольно тех, кто умел учиться на бедах и ошибках. Кто в день отпевания последнего светлого короля вознес благодарственную молитву не только Праматери, но и Вудэну. И за покой своего правителя, и за то, что Король Кошмаров не задул свечи всех отцов, мужей, сыновей, отправившихся в смелый, спешный, справедливо наказанный поход графа ле Спада.
Прилюдно каялся и сам он. Стоя на верхней ступени Нового храма на следующий день, он бил себя девятихвостой плетью по голой спине и молился. Эльтудинн не хотел видеть этого. Он слишком часто думал о том, что Дикая Красная Роза, синеглазый вассал Вальина, любовник его жены, тоже берег заряды старого пистолета, при всякой возможности предпочитая шпагу или ножи. И был в толпе тех, кто брал фронтовой корабль темных на абордаж, кто был за спиной короля. Но юная Ирис, расцветшая в скорби странной, особенно невыносимой холодной красотой, выбрала ле Спада в мужья и короновала его; все неподчинившиеся хватали куски разоренной земли и строили государства, объявляя себя
…В новой земле будут храмы ― он знал, ведь неслучайно вез архитекторов и живописцев, неслучайно за ним последовали многие жрецы, как темные, так и светлые. В новой земле будут дома, за которые не придется воевать, и нравы, которые не придется ни рушить, ни отстаивать, ведь все, кто ушел с Общего Берега, знали, чего хотят. Пусть каждый, кто пожелает, обустроит свое владение, назовется государем. Пусть каждый чтит как главного любого из богов, но не забывает остальных и никого не ссылает в «поганые места». За морем не будет ничего чище молитвы, светлой или темной. Пусть только…
…Пусть только они не перегрызутся. Ведь кто-то уже хочет назад; кто-то поднял бунты, и их пришлось высадить на бесплодном острове, попавшемся в пути; кто-то спорит о направлении: не идут ли корабли на погибель, не заблудились ли, правдивы ли начерченные пиратис карты, почему так долго нет…
— Земля! ЗЕМЛЯ ПРЯМО ПО КУРСУ!