Страница 43 из 93
Юноша улыбался, разглядывая ее с таким же любопытством. Он был старше приливов на семь точно ― и его вряд ли впечатлила девчонка со сбившейся копной белых кудрей. Маленькая принцесса почувствовала обиду на отца: мог бы и сказать, что «достойный человек» так красив и что ему надо соответствовать. Сейчас расстроится, пошлет обратно, как порченый товар…
— Вы ― мой муж? ― не удержавшись, спросила она без приветствия, забыв даже формально уверить, что прекрасно добралась. ― Скажите, вы…
— Пока нет, ― он рассмеялся. Ее обнадежило «пока», но тут же незнакомец добавил: ― Ваш будущий супруг в замке. Ему немного нездоровится, он страдает от морской хвори. Поэтому я встречаю вас. Мое имя ― барон Арнст ле Спада Ртуть. И я готов во всем вам помогать.
Когда он назвался, на ладони вспыхнула яркая алая роза. Маленькая принцесса кивнула в знак того, что поняла, и поборола желание притронуться к мерцанию кружевных лепестков: казалось, оно согреет не хуже каминного огня. Ле Спада церемонно продолжил:
— Я ― его временный советник. И ваш временный друг.
— Временный? ― тихо переспросила принцесса, вздохнув. Отчего-то стало горько, еще горше, чем было дома. ― Мило-то как…
— Говорят о моем назначении на пост… ― начал объяснять он, но она торопливо перебила, решившись зачем-то приоткрыть то, что чувствовала:
— Рада за вас. Просто временный друг ― это звучит грустно для человека, у которого нет постоянных.
И снова он улыбнулся, так, будто понял все-все. Склонившись, бережно подал руку.
— Я не люблю загадывать, вот и все. Но мне не жалко своей дружбы ни для кого, тем более для вас. Добро пожаловать в Ганнас.
Маленькая принцесса наконец улыбнулась в ответ: дрожащие губы растянулись сами. Захотелось сделать что-нибудь, чтобы эта дружба точно перестала быть «временной», захотелось умыться, сменить прическу, нарядиться и попробовать какую-нибудь местную еду. А невероятный Арнст, вздохнув и украдкой обернувшись, добавил:
— Дорогу еще чинят: ее разворотили стрельбой… карета здесь не проедет. Позвольте, я вас провожу, не хочется, чтобы в первый же день вы сломали ногу.
Она оперлась на его руку и вышла из кареты. Яркий свет, голубое небо и запах моря обрушились на нее ― вместе с красотой развевающихся по ветру иссиня-черных волос ле Спада. У нее даже закружилась голова, от всего сразу. А замок отца, хоть и был куда больше этого, начал вдруг вспоминаться как тесная темная клетка.
— Ух… как у вас здорово.
Она говорила вполне искренне. Она еще не была уверена, что приживется здесь, что полюбит мужа, даже что не умрет рано или поздно, как старшие сестры. Но пока ― так необъяснимо, так неожиданно ― ей начинало тут нравиться. Может, беспокойное сердце Короля-Атамана и его же бесконечная удача из всей семьи достались именно ей?
Эльтудинн сжал последнюю горсть праха в кулаке и бросил вперед. Ветер подхватил ее, понес над спокойным морем. Погребальный костер за спиной все еще полыхал, но жар его не мог обжечь: тело слишком замерзло, замерз и разум.
Пару сэлт назад среди ночи Эльтудинн проснулся от страшной боли ― точно все кости разом решили вдруг сломаться. Не понимая, что с ним, почти боясь, он несколько швэ лежал в темноте и просто смотрел в потолок. В голове вертелось: «Яд? Как с отцом?» Но мысль быстро угасла: отравлять пищу, воду или подушку, кажется, было некому. Больше некому. Эльтудинн смежил веки и подумал тогда, что дядину голову и еще несколько столь же повинных голов пора снять с острых наверший ограды, пора похоронить рядом с женами, ведь свое они получили, и не от него даже, а от своих же слишком амбициозных офицеров, устроивших в серале резню… но боль не ушла. Ее явно послали не Парьяла с Джервэ, требуя милосердия, и даже не Дзэд с Равви, взывая к чести мятежного графского наследника. Боль была иной.
«Это там. В Ганнасе», ― шепнул разум, и сердце застучало часто, неровно. Эльтудинн выдохнул, снова посмотрел в потолок, а потом, подняв руку, зачем-то прикрыл один свой глаз. Спохватился, опустил ладонь. Все в прошлом. Вальин Энуэллис справился с первой бедой: его подданные пережили холод, не погибнув от голода. Теперь Соляные земли оживали, персики, наверное, робко расцветали, в окрестностях зеленел виноград… Эльтудинн повернулся на бок, сдвинулся в угол кровати и уткнулся лбом в стену, чувствуя ее отрезвляющую прохладу. «Это в прошлом. Это не твой дом. Вот твой», ― мысленно напомнил он себе, а в следующий миг понял, что и эта мысль предосудительна, в корне неверна. На Общем Берегу домом принято было считать весь мир. Земли короля полагалось любить так же сильно, как те, где ты родился. И ближних соседей, и дальних…
Но никто этого не делал. Давно. И Эльтудинн не сомневался: в этот прилив верховному королю, в чьи благостные владения ― впервые за несколько веков! ― тоже недавно пришли морозы, погубившие две трети урожаев и многих животных, достанется еще меньше народной любви, чем прежде. Когда люди считают тебя не самым талантливым правителем, это одно. Когда даже боги дают тебе это понять, лишая привычных привилегий, ― совсем другое. В Ветрэне выли метели, прямо сейчас.
«Это там. В Ганнасе», ― снова шепнула боль, но Эльтудинн заставил себя не думать о ней, о Вальине, о вопросах, которыми слишком много задавался со дня отъезда, и заснул беспокойным, коротким сном. А через несколько дней оказалось, что Первый храм все-таки уничтожили ― в ту самую ночь. Невероятно… он не думал, что почувствует такую тошноту, вину и страх. И не думал, что сразу спросит у гонца: «Граф в порядке?» Это подтвердили, и он почти решился все же написать Вальину, что-нибудь пустое и формальное, а может, даже и цинично-шутливое, вроде: «Тебе, наверное, говорят, что я успел перебить всю родню? Нет, ложь, всех лучших в ней убил вовсе не я, да и с худшими расправились без меня. Но головы на пиках живописны, особенно на закате». Он не понимал, откуда в нем это внезапное желание ― писать в принципе, тем более так, словно красуясь. Он одернул себя, и пришли иные слова: «Знаешь, вокруг происходит многое, но Вудэн меня так и не услышал». Но еще через несколько суток они тоже рассыпались в прах: Вудэн услышал. Гвардейцы ― Эльтудинн, повторяя за верховным королем, собрал небольшую гвардию из лояльных стражников ― наконец поймали того из давних дядиных шавок, кто смог отвести отряд к месту убийства Нурдинна. Отставного начальника лесной стражи, подозрительно разбогатевшего после возвышения дяди.