Бой с невидимкой

– Да уж какие тут угрозы? – уныло произнес Василь. – Говорю то, что есть.

– Мы – не лишние, – все тем же беззлобным голосом произнес человек. – Мы – долгожданные гости. В любом доме. На любом хуторе. Разве не так? Или, может, ты ждал кого-то другого? Например, москалей? Так ты так и скажи. И тогда – нам сразу же все станет понятно…

– Никого я не ждал! – буркнул Василь. – Тем более москалей!

– А тогда – принимай гостей! – велел все тот же голос. – Да зажги свет! А то ведь лоб себе расшибешь у вас в потемках!

– А не боитесь – при свете? – не удержался Василь от вопроса, который, по сути, и не был-то нужен, так как неизвестно было, как к нему отнесутся незваные ночные пришельцы.

– А кого нам бояться? – голос из тьмы не рассердился, а, наоборот, даже рассмеялся от такого вопроса. – Тебя, что ли? Или, может, ты думаешь, что на свет огонька к тебе тотчас же сбегутся людишки из соседних хуторов? Кто это, мол, гостит в такое позднее время у Василя Гнатюка? Так ведь не сбегутся! Каждый сейчас сидит в своей хате, как те звери в норах! Хоть тебя убивай, а все равно никто не прибежит! Потому что – убивают не его, а тебя! У москалей есть такое слово – психология! Вот это она и есть! Ну так зажигай свет!

Тускло загорелась керосиновая лампа, и в ее свете Василь разглядел ночных гостей. Их было четверо, и все они были при оружии. Трое из них Василю были незнакомы, а вот четвертого он знал. Его звали Стась, и он был каким-то дальним родственником Василя. А родственника, хоть и дальнего, как не признаешь? Правда, видел его Василь уже давно, еще до войны, и вот теперь, когда война окончилась уже почти как три месяца назад, они встретились вновь. У Стася сызмальства было прозвище – Улыбка. И все из-за выражения его лица: казалось, он постоянно усмехается, причем усмешка эта была совсем не злой, а, наоборот, озорной и какой-то по-мальчишечьи беззаботной. А может, он и вправду все время усмехался – как знать? Бывают такие люди, которые и вправду все время улыбаются. Добрые они или злые, весело им или грустно, болит что-нибудь у них или не болит, а они все равно улыбаются. Вот и Стась, наверно, был из таких.

– Вижу, признал родственничка? – улыбаясь, спросил Стась у Василя.

– Признал… – неохотно ответил Василь. – Только вот говорили, что ты в тюрьмах… И что тебя убили…

– Как видишь, я живой, – беззаботно ответил Стась. – И – на воле. Умный человек всегда выкрутится из беды! А я человек умный… Значит, говоришь, признал, что я это и вправду я, а не кто-то другой?

– Говорю же, признал! – ответил Василь. – Тебя да не признаешь. Одна твоя улыбка чего стоит.

– Что ж, тем лучше. Потому как и разговор у нас предстоит родственный. Так сказать, по душам. О, а это кто же такая? – все с той же улыбкой глянул Стась на Горпину. – Неужто жена? Ну, ты молодец, родственник! Вот ведь какую панночку себе отыскал среди этих болот, будь они прокляты! Одобряю! Даже, можно сказать, завидую!

Он подошел к Горпине совсем близко, с усмешкой осмотрел ее с головы до ног, а затем двумя пальцами тронул ее за подбородок.

– Не лапай! – мрачно произнес Василь и встал между Стасем и Горпиной.

– А то что? – прищурился Стась. – Неужто вцепишься мне в горло? А дотянешься? Ну-ну, не зыркай! Не стану я трогать твою панночку. И они, – он оглянулся на своих спутников, – тоже не станут. Если, конечно, мы с тобой по-родственному сговоримся. Ну а если не сговоримся, тогда – что ж… Как говорят москали, возможны последствия. Хорошие все-таки выражения встречаются у этих собак-москалей! Грамотные! Уважаю грамоту! Мне бы, по-хорошему, не комаров кормить в этих окаянных болотах, а нацепить на нос очки и сидеть где-нибудь в кабинете – вот такой я человек! Но ничего, может, когда-нибудь я и сяду в том кабинете. Когда победим. Как ты считаешь, родственник, скоро мы победим?

– Если без тебя, то нескоро, – мрачно ответил Василь. – А с тобой так прямо-таки послезавтра.

Стась, услышав такие слова от Василя, беззлобно рассмеялся. Улыбнулись даже трое молчаливых и мрачных его спутников.

– Я тоже так считаю, – смеясь, сказал Стась. – Со мной – это быстро. Так что скоро победим. А потому – давай-ка мы присядем вот на эту лавку и побеседуем.

– Нам что же, есть о чем беседовать? – все так же мрачно поинтересовался Василь.

– Ну, у умных людей всегда найдутся общие темы для разговора! – махнул рукой Стась. – Так вот, родственничек. Значит, говоришь, покойный Пилипчук уговаривал тебя перебраться в Березичи? Предлагал хорошую работу… Хлебную работенку прямо-таки во всех смыслах. Москалей нашим хлебушком кормить. Ну и себя с твоей панночкой заодно. Себя и ее – это, конечно, правильно: времена нынче голодные. А вот кормить москалей – это, наоборот, неправильно. За такое нехорошее дело рано или поздно придется отвечать. Вот, скажем, Пилипчук – он уже ответил…

– А ты откуда знаешь, что мне предлагал Пилипчук? – удивленно спросил Василь.

– Ну что за вопрос? – С губ Стася не сходила усмешка. – Знаю вот… Мы всё знаем. И даже чуть-чуть больше, чем всё. Не в этом дело. А в том, что когда мы об этом узнали, то у нас возник по поводу тебя спор. Образовалась проблема, как говорят москали. Одни из наших сказали, что тебя, а заодно и твою кралю нужно немедленно убить, а хутор – сжечь. Потому что разве это дело – кормить москалей нашим хлебушком? Правильный украинец, дорогой ты мой родственничек, так не поступает. Ну а коль он неправильный, как, скажем, тот же покойный Пилипчук – так о чем и говорить? Пиф-паф, и все дела…

Василь слушал эти слова молча, с каменным выражением лица. Горпина, наоборот, испуганно вскрикнула.

– Да-да, именно так, – покосившись на Горпину, сказал Стась. – А иначе как? Иначе никак. Москали – наши враги, и тот, кто их кормит хлебушком, тоже наш враг. А врагов мы убиваем.

Он помолчал, явно выдерживая психологическую паузу, а затем продолжил:

– И убили бы тебя! Точно – убили бы! Как того же Пилипчука и еще многих… Не случись тут я. Это какой же, спрашиваю, Василь Гнатюк? А такой-то и такой то, отвечают мне. Э, говорю я, так он вроде мне дальний родственник! И что с того, отвечают мне? Родственник или не родственник, а коль продался москалям, то награда одна! И это, говорят, даже не наши слова, а так говорит Перемога! А Перемога наш командир! Он наш отец! А, значит, напрасно не скажет. Так-то оно так, отвечаю, а только вы все равно погодите. Убить – это дело простое, это мы завсегда успеем. А вот я прежде поговорю с ним по-родственному. Это о чем же, спрашивают меня мои браты-друзья? А вот о чем, отвечаю… И – изложил им свой план. А что, говорят, это дело! Попробуй. А только если он не согласится, тогда, конечно, поступай так, как оно и полагается. И как велит наш командир Перемога. А еще, говорят они, жинка у того Василя Гнатюка очень пригожая! Так что прежде чем их порешить… Ну, тут и без моих объяснений все понятно. И вот я здесь, и со мной – мои браты-товарищи. И все будет зависеть от нашего разговора.

– И о чем разговор? – после молчания спросил Василь.

– О твоей хлебной должности, – сказал Стась. – Той, которую предлагал тебе покойный Пилипчук.

– Так я же не согласился! – с отчаяньем в голосе произнес Василь. – Я сказал, что подумаю! Подумать – это не значит согласиться!

– А ты не думай, – спокойно сказал Стась. – Ты соглашайся.

– Это как же так? – не понял Василь.

– А вот так, – дурашливая ребячья улыбка не сходила с лица Стася. – Соглашайся, и все тут. Без промедления. Бери свою кралечку в охапку и беги с нею в Березичи. И начинай кормить москалей хлебушком. Да хорошо начинай, усердно! Так, чтобы они были рады-радехоньки и не захотели тебя оттуда выгнать!

– Это почему же так? – не мог понять Василь, чего от него хотят незваные гости.

– А потому, что ты нам еще понадобишься, – пояснил Стась. – Именно как заведующий пекарней.

– Что, красть хлеб и переправлять его вам? – спросил Василь.

– Красть – слово неправильное, – наставительно произнес Стась. – Это – наш хлебушек. Разве можно красть у самого себя? А в остальном ты прав. Нас – много, и нам нужен хлеб.