Страница 16 из 103
Называя причины, которые будто бы побуждали хагана овладеть Сирмием, он говорил, что через этот город от него уходят подданные (Мен., с. 256) (в первую очередь, конечно, славяне). Славянами хаган усиливал свое войско; он повелевал им совершать нападения на империю и самостоятельно (ФС, с. 297). Рассказ Симокатты (с. 352) о сражениях с аварскими силами у Тисы в 600 г. позволяет составить представление о соотношении между основными этническими контингентами подвластного хагану населения: в результате побед ромеев «было убито много славян», а пленено 3000 аваров, 6200 представителей других этносов (протоболгар, гепидов, гуннов?) и 8000 славян, т. е. из всех пленных авары составляли 17,5 %, славяне — 46,5 %, прочие — около 36 %. Большинство принадлежало славянам.
Па рубеже VI–VII вв. власть хагана над славянами Паннонии и над частью славян северо-запада полуострова, колонизовавшегося ими после совместных с аварами набегов, была по-видимому, крепка; хаган начал подготовку к штурму Константинополя. Однако с ходом расселения на Балканах часть славян, вышедших не только из «Дакии», по и из Паннонии, уже была неподвластной хагану. Между 615 и 620 г. славяне близ Фессалоники вели переговоры с хаганом уже как равноправная сторона (L., I, р. 185. 12–17). После же разгрома аваров под Константинополем в 626 г. их власть над балканскими славянами была вообще ликвидирована, кроме, может быть, крайнего северо-запада, где с ними столкнулись пришедшие сюда при Ираклии (614–641) хорваты. Открытые выступления славян против хагана начались еще под Константинополем, когда хаган приказал перебить славянский отряд, потерпевший неудачу при штурме стен с моря (ПХ, с. 83). В результате борьбы славянского населения против наступления аваров возникло в 30-х годах «государство Само», в самом хаганате стали восставать, помимо славян, и протоболгары, подвластные хагану. Прежде чем перейти к проблеме заселения славянами Балканского полуострова, необходимо остановиться на некоторых важных моментах в отношениях империи с вторгавшимися в ее пределы «варварами».
Прежде всего примечательно, что византийская политическая и военная мысль в эту эпоху в отношении «варваров» характеризовалась двумя особенностями: с одной стороны, предписывалось вести против немирных «варваров» войну беспощадно, при нападении убивая за Дунаем всех захваченных, а при внезапной атаке, чтобы не связывать себе рук, уничтожать поголовно всех захваченных в разгромленных славянских селах (Мавр., с. 288, 289); с другой стороны, выражалось сожаление, что много «варваров» гибнет «бесполезно» в войнах с империей и в боях друг с другом, спровоцированных империей (Прок., с. 129, 151). По недостатку сил Юстиниан I в конце правления сделал ставку на дипломатию в борьбе с «варварами», натравливая их друг на друга. Боясь раздражать их, он запрещал даже отнимать у них добычу после набегов на империю; когда отчаявшиеся поселяне, объединясь, отбирали у «варваров» своих жен и детей, а также коней и добычу, следовал приказ из Константинополя вернуть «варварам» коней (Прок., с. 152, 157). Особая снисходительность проявлялась к федератам, которые, несмотря на обязанность защищать империю, на право получать от нее деньги и дары, при каждом удобном случае грабили византийские поселения (Прок., с. 139, 140). Не веря в решимость властей наладить эффективную оборону, многие города сами создавали свои отряды, оберегая сограждан от зачисления в регулярное войско империи (ФС, с. 333, 334). Города, подвергавшиеся осаде, предпочитали откупаться от врагов (ФС, с. 309). Если Прокопий (с. 112, 142) еще считал среди «варваров» наиболее опасными вандалов, готов и гепидов, то Маврикий уже явно выдвигает на первое место славян как главного противника империи[107]. И далекие от границ империи тюрки (Прок., с. 172) и римский папа Григорий I знали, что империя изнемогает в борьбе с ними, а папа писал с тревогой, что славяне через Истрию уже стали проникать в Италию (ЛИБИ, I, с. 378).
Переселение славян на земли империи
Выше уже говорилось, что основной причиной переселения народов, в том числе славян, был углубившийся процесс социальной дифференциации, вызвавший на этом этапе войну как перманентное занятие общества, а захват новых земель и погоню за добычей (прежде всего — движимым имуществом) — как главную их цель. Так обстояло дело, однако, до тех пор, пока славяне жили в пограничной с империей зоне. Наступил новый этап: от набегов — к прочному освоению чужой территории. К прежним причинам добавились новые — именно в пределах империи «варвары» рассчитывали на более благоприятные условия для жизни. Об этих представлениях «варваров» пишут Прокопий (с. 145, 146) и Менандр (с. 234). За полвека набегов на империю славяне убедились в том, что молва о плодородных землях империи сравнительно с территориями, которые они занимали, в целом справедлива.
Вопрос о скрытой, медленной колонизации, которая началась накануне первых набегов или отчасти им сопутствовала, остается спорным. Одни исследователи решительно отвергают эту возможность, другие считают это, напротив, несомненным[108]. Сторонники последней точки зрения указывают на то, что древнейший пласт славянских топонимов на Балканах приходится на горные регионы центральной и западной части полуострова, где не велись активные военные действия против славян и где мирные поселенцы с их семьями и имуществом могли чувствовать себя в относительной безопасности[109].
Нет, видимо, оснований для решительного отрицания какого бы то ни было мирного проникновения славян на земли империи до крупных набегов или одновременно с ними. Но суть проблемы состоит в том, играли ли эти первые поселения существенную роль во внутренней жизни империи. И здесь, кажется, следует ответить отрицательно: массовое переселение славян, повлиявшее на ход социально-экономического развития занятых ими территорий, началось только в конце VI в.
О переходе к новому этапу славянских вторжений в Византию — к колонизации ее земель свидетельствуют события 550–551 гг., когда славяне впервые после набега на империю остались зимовать в ее пределах (Прок., с. 134–136)[110]. В отличие от кочевников (ФС, с. 344), конница которых не нуждалась в заготовленных на зиму кормах, а сами они не были связаны с полевыми работами, славяне ни разу до 550 г. не вторгались в империю в зимнее время. Напротив, нападать на земли славян зимой рекомендовалось византийским войскам (Мавр., с. 284). Следовательно, в поведении славян действительно произошли крупные перемены.
С образованием Аварского хаганата, особенно в последней четверти VI в., инициатива в организации наиболее крупных экспедиций против империи перешла к аварам (с ними в походы ходили преимущественно «паннонские» славяне). Империя, занятая войной с персами, не могла противопоставить аварам и славянам крупные силы. Но военное сотрудничество аваров и славян, в котором славянам отводилась подчиненная роль (что, несомненно, отражалось и на доле добычи), было отягчено противоречиями, которые со временем обострялись. Славяне ко времени утверждения хаганата вступали в новый этап (от набегов — к переселению), тогда как основной целью аваров оставался грабеж византийских территорий. Именно ради этого, а не для последующего овладения византийскими землями, авары захватили в 582 г. Сирмий, а вскоре Сингидунум (Белград), Виминациум (Костолац) и другие крепости, открыв себе брешь в обороне Византии[111].
Колонизация славянами земель империи была процессом, не отвечающим, а противоречащим интересам господствующей в Аварском хаганате кочевнической аристократии. Она лишалась масс своих подданных и значительного воинского потенциала. Именно это обстоятельство имел в виду хаган, заявляя, что через Сирмий бегут в империю его подданные (Мен., с. 256).
Значительные размеры славянская колонизация балканских земель приобрела после утверждения аваров в Паннонии, с 60-х годов VI в. Переселение славян было ускорено аварскими разорениями византийской территории, но первыми переселенцами были славяне из не подвластных хагану районов левобережья Нижнего Дуная. Видимо, не случайно, что первоначальным ареалом их медленно продвигающегося к югу расселения стали горы. В них поселенцы находили защиту не только от византийцев (которые сами устраивали лагери на склонах гор. — Прок., с. 136), но и от аварских и подчиненных им протоболгарских конных отрядов.