Страница 84 из 89
Многие в экспедиции были настроены против меня. Кто-то не понимал, почему профессор вообще со мной возится, другие пытались испортить или отнять лекарство, кто-то хотел заполучить меня себе, но практически все сходились во мнении, что они проделали такой долгий путь, подвергались опасностям и рисковали жизнями не для того, чтобы привезти из джунглей какого-то бессмысленного человечишку. Они шли за Черным Мотыльком и желали получить Черного Мотылька. И из-за злости, из-за своей ярости и ненависти они стали опрометчивыми, неосмотрительными. Эмоции, которые они ко мне испытывали, ослепили их, а джунгли не прощают слепоты. Кто-то не проверил однажды свой спальный мешок, и туда заползли ядовитые пауки. Кто-то отравился недоспелыми плодами дерева ферун. Кто-то вместо того, чтобы глядеть под ноги, сверлил меня злобным взглядом и угодил ногой в ловушку туземцев. Так продолжалось, пока из всей группы не осталось всего лишь пятеро человек, помимо нас с профессором. И, разумеется, они стали винить меня во всех их бедах. Кто-то вспомнил поверье о проклятии. Они захотели вспороть меня, вытащить Черного Мотылька на свет, но лишь для того, чтобы тут же его убить и уже мертвого привезти в Габен. Они выждали, когда профессор заснет, и схватили нас троих: его, меня и мистера Робертсона, который единственный среди всех был на нашей стороне. Они связали нас и приготовили ножи. Профессор пытался объяснить им, что я живой, что я умею думать, чувствовать, что я не просто какой-то… костюм для Черного Мотылька, ходячая утроба. Что я – человек. Но они только смеялись над его словами. «Человек?- говорили они.- Нет уж, это просто тварь, злобный дух, который проклял экспедицию и своими колдовскими силами задурманил вам голову, профессор!» Они считали, что, пока они все не окончили свои дни в этом отвратном болоте, от меня нужно избавиться.
И вот, когда они уже почти приступили к потрошению, на лагерь напали бандиты. Те самые, которые фигурировали в широко известной истории профессора Гиблинга. Они убили тех, кто нас связал, а пленников взяли и увели с собой. Затем последовало освобождение регулярными войсками султана, и нас отправили в Зинаб. Но напасти не закончились. Мистер Робертсон вовсе не был таким уж добрым, каким пытался казаться. Выяснилось, что его нанял кто-то из Габена – тот, у кого был собственный интерес в поимке Черного Мотылька. Насколько я понял, речь шла о том, чтобы меня съесть. Мол, Черный Мотылек – это деликатес, описанный в каком-то из легендарных рецептов, и многие мечтают его попробовать. По мнению профессора, мистера Робертсона послал кто-то из видных городских рестораторов.
Вы и сами слышали, что говорил мистер Пиммз. О том, что мистер Робертсон обезумел и живет отшельником в глубине джунглей. Боюсь, это моя вина. Тогда я еще не умел себя контролировать, и, когда во время одной из ночевок по пути в Зинаб мистер Робертсон ударил профессора по голове камнем и потащил меня прочь, мое тело рефлекторно отреагировало. Скажем так, при некоторых обстоятельствах мой пот может быть крайне ядовит. Он подействовал на мистера Робертсона очень сильно. Все в его голове перемешалось, и он перестал понимать, что происходит, где он находится и тому подобное. Профессор нашел меня спустя несколько часов сидящим возле мистера Робертсона, который не замечал ничего кругом и разговаривал с невидимыми собеседниками. Он забрал меня, а мистер Робертсон остался в джунглях…
Отныне нас с профессором было лишь двое – вся группа сгинула. Профессор купил билеты на первый же дирижабль до порта Керруотер, а там мы пересели на экспресс до Габена. Профессор говорил мне, что есть люди, которые захотят причинить мне зло, и я поверил ему: во что бы то ни стало я должен был хранить тайну о том, кто я такой на самом деле. Я быстро учился, и вскоре профессору уже не нужно было объяснять окружающим мое странное поведение тем, будто я умственно отсталый. Я осваивал язык, счет, правила поведения, манеры. Учился быть человеком. Никто так и не догадался, что Черный Мотылек – сидит во мне. Все эти двадцать лет я жил рядом с кафедрой, работал на ней, постигал науку лепидоптерологии. При этом кто-то может подумать, что это мерзко и странно – заниматься тем, чем занимаюсь я: подготовкой бабочек для выставок, превращением сморщенных комочков в прекрасные экземпляры, распрямлением крылышек. Но я не считаю это каким-то извращением – вы ведь не станете звать безумцем гробовщика или служителя похоронного бюро, который переодевает усопших, приводит их внешность в порядок, готовит их к своеобразной выставке перед скорбящими родственниками и знакомыми.
Я жил спокойно целых двадцать лет, исправно пил свое лекарство, постепенно стал помощником и заместителем профессора Гиблинга, подменял его в преподавании. Мой друг, профессор Гиблинг, любил меня, а я любил его. Он считал меня чудом. Даже изобрел название для моего состояния – «человеческое имаго». Он считал меня уже финальной, завершенной стадией. К слову, то, что сидит внутри меня, он назвал – «пост-имаго». Да… оглядываясь назад, я вижу годы жизни, которой не было ни у одной куколки Черного Мотылька. И все благодаря этому человеку. Какого же было мое горе – его просто не передать словами! – когда профессор Гиблинг скончался. Он был мне как отец, человек, подаривший мне жизнь. Прекрасную жизнь, жизнь, которую я люблю.
У меня появились друзья, люди, которые не считали, что меня нужно вспороть, но которые видели во мне интересную личность, приятного собеседника, человека, способного выручить в тяжелый момент, джентльмена! О как бы они удивились… Но не все! Нет! К примеру, мой старый друг, профессор Реджинальд Моллинер Руффус. Этот человек опроверг мои потаенные страхи, ведь я так боялся, что от меня все отвернутся, что все возненавидят меня и начнут презирать, стоит кому-то узнать правду.
Я солгал вам, доктор, вы понимаете, у меня были причины оставить это при себе, но речь в купе профессора в поезде «Дурбурд» шла не только о сохранности самки Черного Мотылька, которую профессор поймал во время своей экспедиции. Более того, он вовсе не за нее опасался. Он опасался за меня. В джунглях он нашел мистера Робертсона и из разговора с ним все понял – сопоставил факты. Но он не возненавидел меня – напротив! Он понял, что должен меня предупредить… Профессор выяснил, что меня ищут, что кто-то знает, что я в Габене, и то, что меня схватят и в лучшем случае пустят под нож – лишь вопрос времени. Мы были знакомы с Реджинальдом Руффусом почти шестнадцать лет. Он не видел во мне жуткую тварь, прикидывавшуюся человеком, – он видел во мне своего друга и не хотел, чтобы меня убили. Но он так и не успел меня предупредить обо всем. Сказал лишь, что мне угрожает опасность, и тут самка вырвалась на волю. Понимаете ли, она вырвалась именно потому, что я был рядом – она почуяла мое присутствие и обезумела. И она убила профессора. Так я потерял второго близкого человека за какую-то неделю… Ну а все дальнейшее вам известно.
Это моя жизнь, доктор. Не стоит так удивляться, мастер Джаспер. Я не хочу вдаваться в философствование, но кто на самом деле может знать, что делает человека человеком? Его предки, родители, окружение? Или выбор? Или воля добрых людей, которым не наплевать? Профессор Гиблинг вовсе не сделал меня человеком – он дал мне шанс им стать, показал, как это – им быть. А стать человеком захотел я сам. Мое желание сделало меня тем, кого вы знаете. Мистером Келпи из Тремпл-Толл, большим любителем послеобеденного сна, сахарных ватрушек и виолончельной музыки. Я ем, пью, я очень люблю чай, я сплю, сижу, говорю с вами, думаю, работаю на кафедре, преподаю – это моя жизнь. Жизнь куколки. Это все ответ на тот ваш вопрос почему, доктор. Я не хочу это терять – мне нравится быть… являться человеком.
***
Мистер Келпи шел по узенькой улочке Фили в сторону Бремроук. Был ранний вечер. Лаяла дворовая собака, хозяйки переругивались через открытые окна. Где-то готовили ужин – запах печеной рыбы заполонил собой весь квартал, еще где-то звучала нестройная скрипка, ей подыгрывал хор жужжащих швейных машин.