Моё пост-имаго

– Да я и просто ходить не особо люблю, – признался Хоппер. – А еще и по пустыням топтаться? Это ж подумать только! Песок в сапогах, шлемы эти пробковые дурацкие, жарища, еще и зараза всяческая липнет.

– Это да, – согласился Бэнкс. – Вообще не понимаю, зачем куда-то волочиться? В Габене поуютнее будет.

Бэнкс и Хоппер были едва ли не единственными в этом городе, кто считал, что здесь может быть хоть в какой-то степени уютно.

– У богатеев свои причуды, – сказал громила-констебль. – Может, мягкие кресла натирают им богатенькие зады, вот они и пакуют чемоданы.

– Но этот наш голубчик… как там его?.. – Толстяк достал из кармана блокнот и сверился с записями. – Хэмилтон… Да, сэр Хэмилтон. Он не из особо богатых будет…

– С чего ты взял? – удивился напарник.

– Все просто, Хоппер, – хмыкнул Бэнкс. – Мы вернулись обратно, в Саквояжню. Богатые здесь жить ни за что не станут.

– Гм. Весомо.

Трамвай как раз полз мимо здания суда, и оба констебля, вытянувшись по струнке, отдали честь, после чего вернулись к разговору.

– А ловко ты у этого хмыря фотокарточки заполучил, – похвалил напарника Бэнкс.

– Так не рубанком же выструган, – осклабился Хоппер.

Клуб охотников-путешественников представлял собой место, куда не попасть, если только вы не являетесь его членом. В этом закрытом обществе состояли сугубо вальяжные усатые джентльмены, хвастающиеся тем, скольких тигров они подстрелили, но, по мнению обоих констеблей, вряд ли кто-то из них рискнул бы сунуться в те же трущобы Фли.

Управляющий Клуба, тип столь важный, будто он не просто стоит у конторки, а лично владеет каким-нибудь банком, вовсю ставил палки в колеса господам полицейским и как мог старался помешать процедуре, но он еще не знал, с кем связался. Вряд ли среди всех джентльменов-охотников нашелся бы тот, кто смог бы продырявить носорожьи шкуры Бэнкса и Хоппера.

Тип за конторкой замямлил, что никакие сведения о членах Клуба не могут быть разглашены, но тут огромный кулак Хоппера с грохотом стукнул по стойке так, что в воздух подпрыгнули и звонок, и книга учета, и сам управляющий. Тогда-то этот прощелыга и сообщил все, что требовалось господам полицейским, – лишь бы те поскорее ушли.

Сверившись с записями, он рассказал, что из всех джентльменов-охотников, которые недавно вернулись из своих путешествий, лишь один участвовал в экспедиции в Кейкут. Экспедицией этой руководил профессор Реджинальд М. Руффус, ученый из ГНОПМ, цель ее указана не была, но сэр Хэмилтон регулярно отправлял в Клуб фотокарточки «с мест». Согласно одному из правил Клуба, все охотники, будучи в путешествиях, должны делать и отсылать почтой в общество фотоснимки. Таким образом их коллеги в Габене могли отслеживать их маршрут по карте мира, строить гипотезы, заключать пари. Экспедиция профессора Руффуса в Кейкут исключением не стала, разве что маршрут по фотокарточкам отследить не удалось – их было слишком мало.

Когда констебли потребовали немедленно предъявить и самого охотника, и указанные фотокарточки, служащий Клуба снова было заартачился. Тогда Хоппер ему шепнул, что если «почтенный господин управляющий» сейчас же не прекратит «строить ужа и извиваться», они его арестуют и отправят в Дом-с-синей-крышей, где с ним потолкуют по-особому. И никто им не помешает этого сделать, мол, даже констебли из Дома-под-старыми-клёнами района Сонн не рискуют лишний раз связываться с коллегами из Саквояжни.

Это сработало, и перепуганный управляющий сообщил, что еще не видел сэра Хэмилтона после возвращения. Он посоветовал разыскать упомянутого джентльмена по адресу его проживания, который тут же назвал, после чего любезно предоставил и конверт с фотокарточками.

И только лишь после этого, к облегчению управляющего, Бэнкс и Хоппер покинули Клуб охотников-путешественников и отправились обратно, в свой родной район…

Трамвай едва волочился, пирожки давно были доедены, и Бэнкс решил, что лучше момента, чтобы изучить «новые улики», и не придумаешь. Он извлек из конверта фотокарточки и принялся их рассматривать. Констебля ничуть не смущало, что от его прикосновений на них остаются жирные следы от пальцев, которые он даже не вытер после того, как ел пирожок.

Джентльмен-охотник, также известный, как сэр Хэмилтон, безошибочно угадывался на фотокарточках по мундиру с нашивками Клуба. В его внешности Бэнкс ничего примечательного не нашел, впрочем, для толстяка-констебля все снобы были практически на одно лицо. К тому же как следует рассмотреть «сноба» не удавалось.

На одной фотокарточке джентльмен-охотник сидел в кают-ресторане дирижабля с бокалом и сигарой в руках – лицо его тонуло в сигарном дыму. На другой – стоял, опираясь на длинноствольный штуцер, на голове у него был высокий пробковый шлем, а к глазу приставлена подзорная труба. На следующей – сэр Хэмилтон замер на краю плота и глядел куда-то вдаль, в то время как четверо сгорбленных туземцев гребли короткими широкими веслами: группа сплавлялась вниз по реке, прямо из воды которой росли деревья. Последняя фотокарточка и вовсе была подпорчена вспышкой – почти все лица стерлись, представляя собой размытые белые пятна, так что узнать обладателей этих лиц можно было разве что по костюмам. И все же эта фотокарточка привлекла внимание констебля Бэнкса особо.

– Хм, не сойти мне с места! – Толстяк поднял глаза на напарника. – Погляди-ка!

Он передал Хопперу фотокарточку. На ней были запечатлены три человека: профессор Руффус (он был в том же костюме, который был на нем, когда обнаружили тело), сам охотник и еще один. Лицо последнего единственное прорисовалось четко. Это был смуглый человек, навьюченный, казалось, всем скарбом обоих джентльменов-путешественников: несколькими чемоданами, дорожными сумками, кофром с вооружением и дюжиной баночек, в которых сидели пойманные мотыльки.

– Гм. Ничего не понимаю. – Хоппер сморщил лоб. – Не узнаю этого места…

– Разумеется! Как ты можешь его узнать, если это где-то в треклятых джунглях? Посмотри на гуталинщика.

– Гм. Ты думаешь, это о нем говорил доктор Горрин?

– Шанс есть. Он одет в костюм. Не в те лохмотья, что у туземцев-гребцов, – констебль поискал нужную фотокарточку и передал ее напарнику, – а в костюм, какие носят здесь, в Габене. Вероятность того, что он отправился в экспедицию с профессором отсюда, весьма высока, не будь я Грубберт Бэнкс! А значит…

– Значит, это тот же гуталинщик, который приходил к аптекарю Медоузу за мазью от лихорадки, – закончил Хоппер. – Гм. Ты видел подпись?

Бэнкс выхватил из руки у напарника карточку. На обратной стороне было аккуратненько выведено: «Профессор Руффус, сэр Хэмилтон и Вамба. Среднее течение реки Хнили».

– Вамба, значит, – прищурился толстяк.

– Н-да… Жаль, там не указан его адрес.

– Не все сразу, не все сразу. – Бэнкс даже закусил губу от предвкушения. – Сейчас мы наведаемся к сэру Хэмилтону, а у него уже и узнаем, где нам найти этого гуталинщика, который, скорее всего, и является тем типом с кофром с вокзала. Это если не сам сэр Хэмилтон – тот тип с кофром, разумеется. Хотя я все же ставлю на гуталинщика!

– О, наша станция! – взбудораженно воскликнул Хоппер, когда трамвай остановился, и из рупоров-вещателей раздалось: «Станция Хайд. Площадь Семи Марок». Констебли так заговорились, что и не заметили, как доехали.

– Жди! – крикнул толстяк трамвайщику через весь вагон. – Полиция сходит!

Подхватив самокаты, Бэнкс и Хоппер спешно покинули трамвай. Прочие пассажиры, не сговариваясь, испустили дружный вздох облегчения.

Следом за полицейскими прямо перед тем, как двери снова закрылись, из вагона выскользнула невысокая лохматая фигурка в черном костюмчике…

…Господа констебли Бэнкс и Хоппер катили в тумане на своих самокатах по Уирмур, которую еще называют «улицей Треснутых Моноклей» из-за старой лавки очков в ее начале – на вывеске лавки были изображены лица двух джентльменов-близнецов с теми самыми треснутыми моноклями.Колеса скрипели, полицейские башмаки раз за разом гулко отталкивались от брусчатки, а подвешенные на рулях фонари высвечивали в тумане уже всего лишь пару ближайших футов.Улица выглядела совершенно пустынной. Светились некоторые окна, но их, словно полуистлевшим театральным занавесом, затянула собой белесая поволока.