Моё пост-имаго

Кашель доносился отовсюду: снизу, сверху, из-за стен. Им здесь пропиталось буквально все. Стены тонкие – постараться, и пальцем можно проткнуть. Все слышно: детский плач, ругань, кто-то кому-то разбивает голову тяжелым чайником. Теснота неимоверная – в каждой комнатке жило сразу несколько человек, а в некоторых их число и вовсе доходило до дюжины.

– Сам он не платит за свой угол. Все оплачивал тот мертвый господин из газет, – пропыхтел невероятно толстый мужчина, медленно поднимающийся по ступеням перед доктором Доу и мистером Келпи. Это был сам Жильбер Жубер, хозяин «Меблированных комнат Жубера».

Стоило постояльцам только услышать его рокочущий голос, как они сразу же начинали прятаться, словно мыши при появлении кота. Захлопали двери, наверху кто-то кричал, предупреждая прочих: «Он идет! Он идет!»

Лестница пронизывала весь дом, словно кишка, и выглядела схожим образом. На ступенях в ржавом свете редких ламп влажно поблескивали склизкие потеки, по стенам ползали всевозможные паразиты, начиная с вездесущих клопов и заканчивая тварями, которых Натаниэль Доу не узнавал.

– Когда оплату внесли в последний раз? – спросил доктор.

– Э-э-э… еще до того, как этот гуталинщик исчез, – ответил господин Жубер. – Но комната была оплачена, и, когда он вернулся, я его не трогал. После утреннего сообщения в газете я уж собирался пойти и выставить его вон: ясно же, что можно не ждать ни пенни от этого нищего чужака. И тут вы пожаловали…

– Он вернулся сегодня, так? Появился впервые после долгого отсутствия?

– Так и есть – заявился, будто его тут ждали, – перемежая слова натужными хрипами, сообщил господин Жубер. – Засел на чердаке и носу не кажет – боится, видать, что выпру его, как увижу.

– Вы не знаете, были у него какие-либо посетители?

– Да кому он нужен, навещать его? Да и не слежу я особо. Народу здесь тьма-тьмущая, жильцы постоянно меняются. Вот вчера только выселилось двадцать два человека, так сегодня еще три десятка на их место вселилось. Мой милый клоповничек…

Доктор Доу и мистер Келпи обменялись угрюмыми взглядами. Впрочем, господин Жубер не преувеличивал: самый настоящий «клоповник». Комнатки в этом доме были буквально повсюду – без карты не разобраться: многие двери выходили не только на лестничные площадки, но и на сами лестницы, а двери антресольных этажей размещались вторым ярусом прямо над нижними, и к ним вели лесенки со ступенями-скобами.

– Тэмзин, выметайся! – рявкнул господин Жубер, завидев знакомую тень, шмыгнувшую за одну из таких дверей. Хозяин походя стукнул в нее кулаком. – Нет оплаты – нет комнаты! Не заставляй меня в третий раз тебе повторять! Пошел вон! Собирай манатки и катись отсюда! – Он полуобернулся к посетителям и пояснил: – Все эти крысы сюда суются перед шквалом – боятся оставаться на улице.

Господин Жубер являлся личностью настолько отвратительной, что даже следующему за ним хладнокровному доктору Доу, было трудно не морщиться. Прямо перед глазами доктора лоснился и покачивался затылок в несколько этажей складок, по которым стекал пот, редкие седые волоски влипли в кожу. Бордовый вельветовый костюм едва удерживал все телеса господина Жубера вместе, при этом его безразмерные брюки и жилет местами словно проржавели – так казалось из-за покрывавших одежду тут и там бурых пятен.

– Вы будете платить за этого гуталинщика? – задал господин Жубер наиболее интересующий его вопрос. – Или я стаскиваю его с лестницы вниз прямо сейчас!

– Не нужно! – воскликнул мистер Келпи. – Конечно, я заплачу…

– Вот и славненько… вот и славненько, – проговорил господин Жубер.

Комната, в которой обретался Вамба, располагалась под самой крышей. И несмотря на то, что изначально это помещение не было жилым, сейчас здесь ютилось не меньше двух десятков человек. Они нашли себе приют среди множества труб, кто-то устроился на горячем паропроводе, кто-то залег под ним. Чердак состоял из мелких «комнаток», или попросту закутков в несколько футов каждый, разделенных между собой грязными полосатыми простынями на натянутых веревках. Коптили переносные печки – под крышей все было затянуто дымом, в котором проглядывали рыжие пятна ламп и свечей. Ужасно воняло протухшей рыбой, немытыми телами и керосином.

Штормовая тревога на эдакой верхотуре была намного слышнее, чем внизу. Жильцы чердака явно не понимали, что она значит, но, тем не менее, вздрагивали и принимались трястись от страха, подвывая ей в такт каждый раз, когда она раздавалась.

Вамба обнаружился в дальнем от двери углу. Сидел на грубом лежаке, чесался-скребся и, испуганно задрав голову, вглядывался в темноту под крышей, словно пытался отыскать место, откуда звучит сирена.

Доктору Доу предстал смуглый сильно сгорбленный человек с покатой головой, поросшей короткими и очень густыми черными волосами. Одет Вамба был в темно-коричневый костюм-тройку, видно, купленный у старьёвщика. Пиджак висел на гвоздике над лежаком.

Когда посетители подошли, туземец опустил голову. Появившийся в его глазах при одном взгляде на господина Жубера страх переменился на надежду, стоило ему увидеть помощника главы кафедры Лепидоптерологии.

– Мистер… мистер Келпи…

У Вамбы был весьма необычный акцент. Он говорил так, будто набрал в рот воды и боялся ее расплескать.

– Здравствуй, Вамба, – кивнул мистер Келпи.

– Вы прийти сюда, чтобы… – начал было туземец из Кейкута, после чего прервал себя. – Зачем вы сюда прийти, мистер Келпи?

Вамба с подозрением уставился на доктора Доу и с еще большим подозрением и зарождающимся ужасом – на его черный кожаный саквояж. Кажется, он решил, что его пришли усыплять, как больную собаку.

– Вы не оставите нас? – Доктор повернулся к господину Жуберу, и тот, безразлично махнув жирной рукой, покинул чердак, по пути пнув какого-то старика ногой: «Я помню о тебе, Макли!»

– Вамба, тебе не стоит бояться, – мягко заверил уроженца Кейкута мистер Келпи. – Это доктор Доу, он не причинит тебе вреда…

Вамба почесал грудь через рубаху и забрался на лежак с ногами, не снимая своих разбитых башмаков. На дощатой стене за его спиной, рядом с пиджаком, висели угольные рисунки, на которых были изображены темнокожая женщина с круглыми серьгами в ушах и девочка с торчащими во все стороны волосами, отчего ее голова походила на покрытый сажей одуванчик. «По всей видимости, это – семья Вамбы…» – подумал доктор Доу.

Туземец проследил за его взглядом и испуганно прикрыл рисунки пиджаком, словно боялся, что жуткий доктор их заберет.

– Вамба, нам нужно задать вам кое-какие вопросы, – сказал доктор Доу. – Вы знаете, что произошло с профессором Руффусом?

– Я… э-э-э… знать, да. – Туземец обхватил себя за плечи руками и сгорбился еще сильнее. Было видно, что ему горько об этом говорить. – Господин Жубер сказать, что его… что он умереть. Профессор умереть. Еще он сказать, что выкидывать меня, когда профессор не смочь платить.

Доктор поглядел на мистера Келпи. Тот кивнул – его лицо выражало сочувствие к бедному Вамбе.

– Скажите, Вамба, – начал доктор Доу, – вы ведь сопровождали профессора в экспедиции?

– Да… я вернуться совсем недавно. Утром.

– Вы ехали в поезде «Дурбурд»?

– Я ехать в вагон для слуг. Там можно сидеть. Хороший вагон. Рядом, через перегородку, быть плохой вагон: там люди из… из разных мест. Они стоять… очень тесно… человек очень много… – он задумался и попытался посчитать, но не смог: – очень много… там жарко и дышать трудно. У женщины новорожденный ребенок умереть. Проводник велеть его выкинуть, и его выкинуть.

– Какой кошмар! – потрясенно проговорил мистер Келпи.

– Да, это так, – согласился доктор Доу, но от темы не отошел. – Вы не покидали вагон для слуг, Вамба?

– Что? Я… нет, все время пути я сидеть на месте. Профессор велеть сидеть, и я сидеть.

– Сразу же по прибытии вы прошли через поезд до вагона профессора? – спросил доктор. – Вы зашли к нему в купе?

– Нет! – испуганно воскликнул Вамба. – Я ничего такого не делать!