Моё пост-имаго

Джаспер непроизвольно бросил взгляд на карту за спиной мистера Келпи.

– Какова была цель данной экспедиции? – спросил доктор.

– Я… Боюсь, я не знаю. Все держалось в тайне. Были осведомлены лишь профессор Руффус и профессор Гиблинг.

Доктор прищурился. Ему все это весьма не нравилось.

– Отчего такая таинственность?

Мистер Келпи вытер платком взмокшие пальцы. По его лбу стекал пот.

– Это обычное дело. – Бабочник суетливо принялся искать что-то, роясь в карманах пиджака. – Конкуренты, алчные частные коллекционеры, беспринципные охотники за редкостями. Они могут помешать экспедиции. Я знаю лишь, что странствия профессора длились два с половиной месяца.

– Насколько я понимаю, подобные миссии в дикие страны, – заметил доктор, – весьма опасное предприятие. И в одиночку в них не отправляются. У профессора Руффуса были спутники?

– Места там и правда опасные. Профессор мог договориться с кем-нибудь из Клуба охотников-путешественников. Когда подобные экспедиции были не редкостью, джентльмены-охотники частенько принимали в них участие.

Мистер Келпи наконец нашарил в одном из карманов маленькую склянку с беспросветно-черной жидкостью, дрожащими пальцами вытащил пробку и одним махом выпил все содержимое пузырька. Стоило бабочнику сделать глоток, как его самочувствие заметно улучшилось. Он снова обтер платком руки, затем лоб и щеки, но потливость уже отступила.

– В качестве проводников часто используются местные – туземцы, – продолжил мистер Келпи. – Но у профессора Руффуса был свой собственный туземец – Вамба. Профессор привез его однажды из какой-то экспедиции и, пока тот жил в Габене, снимал ему чердачок в «Меблированных комнатах Жубера».

– Этот Вамба мог отправиться в последнюю экспедицию с профессором?

– Весьма вероятно.

Повисла тишина. Доктор погрузился в размышления. Мистер Келпи рассеянно взял со стола пинцет и подравнял двух бабочек, которые лежали перед ним на отрезе тонкой кремовой ткани. Судя по всему, эти две крохи только лишь готовились отправиться под стекло.

– Какие они красивые… – восторженно проговорил Джаспер. – Как они называются?

– Этот вид называется «Насмешник Вигрена». – Мистер Келпи коснулся кончиком пинцета большой бабочки с пурпурными крыльями.

– А эта? – Мальчик ткнул пальцем, указывая на совсем крошечную бабочку с крыльями зелеными.

– Эта? Тоже Насмешник Вигрена.

– Но почему они такие разные?

– Большая бабочка – самка. Другая – самец. В том, что они так отличаются, нет ничего странного. Это – «половой диморфизм» – нередкое явление у чешуекрылых.

– А вы тоже профессор? – Джаспер был заворожен этими сложными незнакомыми терминами.

– Нет, я только пишу диссертацию… Хотя и даю лекции для мистера Кромма и мистера Симпсона, наших единственных студентов. – Бывший помощник главы кафедры, а ныне фактически новый ее глава мгновенно погрустнел. – Новость о смерти профессора Руффуса их шокировала – они не могут поверить, что это произошло.

Доктор Доу сплел пальцы и пристально поглядел на мистера Келпи.

– Вы ведь близко знали профессора Руффуса, может быть, у вас есть какие-нибудь предположения касательно цели экспедиции? Вряд ли вы ни разу о ней не задумывались.

– Хотел бы я знать, – с печальным видом произнес мистер Келпи. – Но вот что я скажу! Это была последняя работа профессора. Его исследования не должны бесследно исчезнуть. Нет, сэр, не должны!

– Насколько я знаю, ученые в экспедициях тщательно все записывают, документируют, фотографируют.

– Да, это так, сэр.

– То есть где-то должны быть походные дневники из экспедиции.

Мистер Келпи не думал ни секунды:

– Да, сэр! – воскликнул он. – Определенно должны быть! Профессор Руффус отличался особым тщанием и методичностью во всем, что касалось описаний его странствий. Многие из его путевых заметок легли в основу нескольких книг не только по лепидоптерологии, но также и по географии, этнографии племен и даже для инструкции по выживанию в диких условиях. Эта экспедиция не должна была стать исключением.

– Как вы думаете, мистер Келпи, где могут находиться данные дневники?

Бабочник в раздумьях постучал себя пальцем по лбу.

– «Рабочий дневник» – тот дневник, в котором ведутся текущие записи, – обычно находится при профессоре. Прочие же… я бы предположил, что они в его багаже.

– Насколько я заметил, в купе не было никакого багажа.

– Думаю, его доставили из багажного вагона прямиком в квартиру профессора, – сказал мистер Келпи. – Это обычное дело. Чаще всего профессорам так не терпится поделиться с коллегами своими открытиями, что они с вокзала направляются прямиком сюда, в научное общество, даже не озаботившись принять ванну или переодеться после долгой поездки, в то время как доставкой багажа занимаются либо их помощники, либо чемоданная служба Паровозного ведомства.

– Где жил профессор?

– Недалеко отсюда: на улице Семнадцати Слив, у Шестерёночной балки. Снимал апартаменты на третьем этаже дома, который принадлежит миссис Терноббль. – Доктор Доу покивал своим мыслям, и бабочник взволнованно подался вперед. – Могу я поинтересоваться, сэр? Вам уже что-то известно? Что именно произошло с профессором? В газетах ничего не сообщают, а в полицию я идти не осмелился…

– Кое-что нам известно, – уклончиво ответил доктор Доу. – Но все это пока лишь догадки.

– У вас есть версии, что убило профессора?

Доктор прищурился.

– Почему вы сказали «что», мистер Келпи?

– Ну… э-э-э… я имел в виду «кто». Кто его убил, – помощник главы кафедры замялся и опустил глаза, но отрицать было поздно. Его оговорка выдала, что он знает больше, чем пытается показать.

– Мистер Келпи, – жестяным голосом сказал доктор Доу, – позвольте мне озвучить вам то, как я вижу всю ситуацию.

Бабочник кивнул и с трудом проглотил вставший в горле ком. Джаспер даже затаил дыхание – он видел, как напряжен дядюшка, и с легкостью уловил, как испуган мистер Келпи.

– Итак, профессор Реджинальд Руффус, ученый-лепидоптеролог, возвращается из тайной экспедиции на поезде в Габен, – начал доктор. – В купе по прибытии его убивает… какое-то существо. Не стоит, не стоит, мистер Келпи, ничего не говорите! Из нашего с вами разговора я могу сделать вывод, что профессор Руффус нашел что-то в своей экспедиции и привез это «что-то» с собой. А учитывая род деятельности профессора и общую таинственность всего связанного с экспедицией, не вызывает сомнений, что он привез с собой какую-то редкую бабочку.

В полной тишине доктор продолжал:

– Сопоставив найденную мною в купе пыль черного цвета, которая на поверку оказалась чешуйками с крыльев, – он кивнул на дверь, подразумевая пыльную кафедру с гигантской ржавой бабочкой, отчего мистер Келпи задрожал, – с тем фактом, что профессор был в Кейкуте, само собой напрашивается вывод: он побывал в тех же местах, в которых проходила упомянутая вами ранее экспедиция профессора Гиблинга. – Доктор Доу бросил многозначительный взгляд на карту. – Так что, думаю, я не ошибусь, если предположу, что профессор Руффус привез сюда этого вашего легендарного Черного Мотылька.

Джаспер распахнул рот от изумления, а мистер Келпи, казалось, забыл, что у него есть веки – он ни разу не моргнул за все время, что доктор говорил.

– И, следовательно, – заключил Натаниэль Доу, – напрашивается логичный вопрос (ведь очевидно, вы прекрасно обо всем этом осведомлены): почему вы лжете нам, мистер Келпи?

Помощник главы кафедры Лепидоптерологии вытер платком снова взмокшие руки, но дрожь так просто было не унять.

***

Грязно-серый тремпл-толльский кэб небыстро катил в тумане по улице Семнадцати Слив, стуча колесами по неровной брусчатке проезжей части.

Экипаж скрипел и трясся, паровой котел жарил в салон так, будто кэбмен вознамерился сварить из пассажиров супчик. На крыше, передке и запятках горели фонари, светились окна. И тем не менее вся эта иллюминация не могла победить сгущающуюся мглу.